Ибрагим Абдуллин - Прощай, Рим!
Окна и днем и ночью зашторены. Глядя с улицы, естественно было думать, что вилла почти необитаема. На самом же деле она стала чем-то вроде штаба русских партизан, действовавших в Риме и его окрестностях. Здесь они находили убежище в дни массовых облав. Флейшин, связанный с руководством местного подполья, не только снабжал их оружием и припасами, но и давал согласованные с итальянцами оперативные задания.
Так скромный и немногословный дворецкий из виллы Тан (русские называли его товарищем Червонным, итальянцы — Россо Руссо) стал энергичным и бесстрашным начальником партизанского штаба.
* * *Задушевная беседа длилась больше двух часов. Говорили не только о прошлом. Мечты о будущем, о возвращении в Россию, заботы сегодняшнего дня, естественно, волновали и Флейшина и Колесникова куда больше, чем дела двадцатилетней давности…
— Договорились, — сказал Алексей Николаевич, выслушав соображения Колесникова и Капо Пополо о необходимости разделить отряд. — Когда я узнал от Сережи, что вас набралось пятьдесят человек, я тоже к такой мысли пришел. Накроют немцы — все равно не отбиться, а для того, чтобы самим наносить неожиданные удары, и половины людей достаточно. Посоветовались мы с Кузьмой Лукичом и решили одежду поновее прихватить с собой. Часть отряда останется здесь, в районе Монтеротондо — Дженцано, а другая переберется к Палестрине.
— А что там? Горы, леса?
— Равнина. Небольшие овражки и ямы.
— Где же нам жить?
— В капаннах, на виноградниках.
— Эх, опять эти капанны!
— Ничего не поделаешь, братцы, не могу же я сегодня для вас насадить здесь сибирскую тайгу. Зато там уйма объектов, достойных вашего внимания. Не придется изнывать без дела. Ладно, через недельку снова встретимся. А вы до этого подумайте, кто останется здесь, кто уйдет, примерьте и подгоните одежду, чтоб не заметно было, что с чужого плеча. А Леониду Владимировичу, по заказу Сережи, мы специально сшили костюм попросторнее.
— Не надо было лишних хлопот, на мне пока все крепкое.
— Нельзя в такой рухляди. Идти-то придется через Рим, если вы не решите остаться здесь.
— А это не слишком опасно?
— Если двигаться в обход, придется прошагать километров сто с гаком. Да ночью, да по дурным дорогам. А так, через Рим, самое большее — пятьдесят километров, и часть пути можно будет сделать в поезде или автобусе.
— Правильно, — поддержал Капо Пополо. — Уйдете группами по пять-шесть человек, а пулеметы и автоматы мы переправим на повозках. Синьор Фонци даст лошадей и разной разности для камуфляжа. Он каждую неделю отправляет в Рим торговцам мясо и фрукты.
— Добро. Пора прощаться. Когда все будет готово, я пришлю к вам Орландо.
— А разве он при вас?
— Да, с гапистами сдружился. Говорит, что за отца он должен сто гитлеровцев прикончить. С трудом удерживаю его, совсем парень забыл об осторожности.
* * *У каждого свой норов, своя повадка, свои собственные, порой очень смешные, причуды. Дрожжак раздражителен и придирчив. Таращенко, напротив, всегда невозмутим, но любит поддеть и разыграть других. Сывороткин так и сыплет солеными анекдотами. Однако Леонид никого не выделял, был ровен со всеми — ни сынков, ни пасынков у него здесь не водилось. А все же… А все же есть люди, которые как бы к сердцу его приросли. Если Антон не будет против (было решено его назначить командиром остающейся здесь группы), Леонид заберет с собою Логунова, Муртазина, Ишутина, Скоропадова, Сажина.
Они поговорили с глазу на глаз. Антон, конечно, тоже был крепко привязан к этим людям — с ними он пережил все муки фашистских лагерей, эшелон смерти, с ними вырвался на волю… Но разве он мог не посчитаться с желанием Колесникова, которого за эти полтора года привык уважать, как отца родного!
— Кого хочешь, тех и бери, Леонид Владимирович, — сказал Таращенко.
— А ты что так насупился, обижаешься, что ли, на меня?
— Да что ты! Не назначили бы командиром, сам бы с тобой ушел. Ну ничего, не навеки, думаю, расстаемся.
Подготовка к опасному переходу заняла около недели. Петр Ишутин почти каждый день наведывался в Монтеротондо. С помощью Джулии нашли надежных людей, которые охотно помогли привести одежду в надлежащий вид. Починили и обувь. Потом все вычистили, выстирали, выгладили. Теперь партизаны с виду ничем не отличались от небогатых жителей пригорода.
Дни Джулия проводила за прилавком в аптеке, ночами, не разгибаясь, сидела за шитьем. Петр ни словом не проговорился ей о предстоящей разлуке и лишь накануне отъезда сказал:
— Несколько человек наших отправляются по делу в Рим. И я с ними. Вернусь — извещу. Не волнуйся. А с ребятами связи не теряй, понадобится что — помоги.
Джулия застонала, как раненая птица:
— Пьетро, Пьетро!..
В тот вечер она проводила Петю до моста, прижалась к его груди. Он гладил ее мягкие, пышные волосы и тоже затосковал под гнетом каких-то мрачных предчувствий. Поспешил проститься. Она постояла минутку и кинулась за ним вдогонку. Сняла с шеи серебряный крестик на тоненькой цепочке и надела на Петю.
— От матери остался. Пусть охраняет тебя от бед и напастей…
— Спасибо, Джулия.
— А если я тоже в Рим поеду?
— Нет, нет, я сам… Сам приду к тебе, Джулия.
— Придешь?
— Обязательно… Чао!
— До свидания, до-ро-гой! — сказала Джулия по-русски. — Береги себя, Пьетро…
Настал условленный день, но Орландо все не было. Леонид начал беспокоиться. Хотел к вечеру снова послать Петра в Монтеротондо с поручением разыскать Грасси… Обрадовался Петр, засобирался в дорогу. Но солнце еще не скрылось за холмами, как Грасси сам пришел в ущелье. С ним явились еще три итальянца и стали раздавать аусвайсы, с которыми отряд Колесникова должен был двинуться через Рим.
— А Орландо где? — спросил соскучившийся подругу Сережа.
— Орландо не смог прийти, — сказал Грасси. Голос его прозвучал глухо и неуверенно.
Но Сережа не заметил этого, его отвлекли партизаны, заучивавшие свои новые имена. Леонид превратился теперь в Никола Джусти, каменщика, Ильгужа — в маляра Эрсилио Муччи… Решено было разбиться на группы по пять человек. Первую группу поведет Капо Пополо, остальные — Грасси и пришедшие с ним итальянцы.
Утром партизаны вырядились в новые, перешитые, пригнанные Джулией и ее друзьями костюмы. На Ильгужу, чтоб скрыть его восточный облик, поглубже нахлобучили широкополую шляпу, напялили на нос очки и для верности перевязали бинтом щеку. Вид стал жалкий, будто человек только что из больницы и не совсем еще оклемался.
В путь пустились с большими интервалами. Опасное, рискованное предприятие, но настроение у партизан приподнятое. Что ни говори, впереди Рим. Надоело сидеть в пещерах да капаннах, хоть на большой город, на людей посмотрят. Все же Рим! А люди такие подобрались, что опасность их только бодрит…
В Монтеротондо первую группу встретил Капо Пополо, повел ее на автобусную станцию. Как раз вовремя подошли. На автобус Монтеротондо — Рим уже садились пассажиры. Капо Пополо дал знак, и они поодиночке затесались в небольшую очередь. Но тут, растолкав всех, в автобус продрались несколько немецких солдат. Хозяевами чувствуют себя, гады, ржут вовсю, и, несмотря на раннее утро, от них на версту разит шнапсом. Похоже, со вчерашнего еще не продышались. Пассажиры встали, уступая им место на выбор. Один из фрицев успел придраться к Ильгуже:
— Что, зубы болят? Ай-ай… Дай выбью, сразу полегчает, ха-ха-ха!
К счастью, другой фриц выяснил, что с похмелья они заскочили не на тот маршрут, и с тем же грохотом вся ватага выкатилась наружу.
У въезда в Рим автобус остановили карабинеры.
— Документы! — потребовал марешалло.
Пассажиры зашумели, заворчали:
— Господи, что за блажь, на каждом шагу документы проверяют!
— В своей мы стране или где на чужбине, в плену?
— Помилуй бог, скоро и в туалет без документов пропускать не будут…
— Не галдите! — прикрикнул усатый марешалло, но народ расшумелся пуще прежнего.
Карабинеры переглянулись и, решив, что не стоит дразнить гусей, мельком посмотрели кое у кого документы. Заглянули в аусвайс Леонида, Дрожжака обошли и остановились около Ильгужи. Он схватился за щеку одной рукой, а другой из-за плеча протянул аусвайс. Марешалло пробежал глазами бумажку, потом покосился на Ильгужу и, усмехнувшись в усы, вернул документ. Так и не понял Леонид, то ли вообще карабинеры-итальянцы не были склонны проявлять особого усердия, то ли их заранее попросили закрыть глаза на странности некоторых пассажиров, направляющихся из Монтеротондо в Рим. А ведь придерись они к Ильгуже, пришлось бы пустить в ход пистолеты и завязать бой чуть ли не у самых городских ворот.
На окраине они вылезли из автобуса и пересели в трамвай. Когда вагон уже тронулся, на переднюю площадку впрыгнул господин в щегольской шляпе. Это был Россо Руссо. Увидев пятерку партизан и Капо Пололо, он понял, что все идет, как задумано.
