Бен Макинтайр - Операция «Фарш». Подлинная шпионская история, изменившая ход Второй мировой войны
Перед нами классический пример легковерия, смешанного с самообманом и прямой фальсификацией. В более раннем отчете дата на театральных билетах была приведена ошибочно, но вместо того, чтобы исправить ошибку, Куленталь в этой телеграмме изменил временной интервал. По заключению испанских патологоанатомов, смерть наступила как минимум за восемь дней до 30 апреля, но Куленталь, чтобы уменьшить расхождение со своей собственной (неверной) временной привязкой, сократил продолжительность пребывания тела в воде до пяти-восьми дней. Приведены несостоятельные, хоть и правдоподобные на первый взгляд, «научные» объяснения того, что труп так сильно разложился, и того, что майор Мартин выглядел существенно старше, нежели на фотографии. С самого начала решив, что находка подлинная, абвер вопреки явным нестыковкам подгонял картину под свое суждение. Куленталь крепко держался за свой разведывательный трофей. Поскольку информация уже крутилась в верхних эшелонах нацистской военной машины, у него не было выбора.
В затхлом подвале Адмиралтейства Монтегю и Чамли, потея, тревожились из-за совершенно непредвиденной проблемы, которая была бы смешна, не вызывай она глубочайшего беспокойства: чемоданчик майора Мартина снова исчез. Хиллгарт получил его, как и все прочие личные вещи майора, 11 мая и пообещал выслать в Лондон дипломатической почтой 14 мая. Но 18 мая посылка в комнату № 13 еще не поступила, и разработчиков операции «Фарш» охватила паника. Вечером того дня Хиллгарт получил шифровку: «Посылка еще не пришла. Важно, чтобы письма были получены как можно раньше. Отправили по воздуху или по морю?» Хиллгарт немедленно ответил, что все предметы «в маленькой опечатанной посылке» отправлены, как и было запланировано, из Мадрида в Лиссабон и должны были прибыть в Лондон по воздуху, адресованные лично Юэну Монтегю. Месяц за месяцем шла подготовка к тому, чтобы чемоданчик как бы случайно попал не в те руки. А теперь он вполне мог снова попасть не в те руки, на сей раз и вправду случайно.
В той же телеграмме Монтегю спросил, выбросило ли на берег надувную лодку, которую экипаж «Серафа» пустил по волнам. Он также сообщил Хиллгарту о первых признаках того, что «Фарш» работает: «Есть данные об успехе операции, но жизненно важно не возбуждать подозрений». Хиллгарт ответил, что о лодке ничего не известно и что почти наверняка ее присвоили рыбаки Пунта-Умбрии.
Аккуратно наводя справки своими средствами, Хиллгарт и без того уже знал, что дезинформация оказывает желаемое действие. Агент Андрос «сообщил о большом волнении по поводу неких официальных документов, найденных на теле британского офицера в Уэльве». Мельница слухов работала исправно: «Я, естественно, попросил его по возможности разузнать побольше». Через несколько дней на приеме с коктейлями для зарубежных дипломатов Хиллгарт встретился с адмиралом Морено. Министр ВМФ по собственной инициативе заговорил о документах: «Сказал, что, едва он узнал об их прибытии в Мадрид (сам он был в Валенсии), он тут же приказал начальнику военно-морского штаба немедленно передать их мне». Это была махровая ложь. Из немецких источников видно, что Морено лично принял документы на хранение, а затем, не вскрывая, передал их в Генштаб.
Затем последовал весьма красноречивый обмен репликами между Хиллгартом и его испанским другом.
— Стоило ли так беспокоиться? — нарочито беспечным тоном спросил Хиллгарт.
— Меня тревожило, как бы кто-нибудь не сунул в них нос без разрешения, — ответил Морено. — В этом случае дело могло бы принять серьезный оборот.
Морено выдал себя. Когда Хиллгарт потребовал возвращения чемоданчика, он сделал это через третье лицо и ничем не показал, что вопрос не является чисто рутинным и, тем более, что в чемоданчике лежат секретные документы, в которые нельзя «совать нос без разрешения». «Он явно не знал точную формулировку моего запроса, который был устным и сам по себе не мог дать ему повода сказать то, что он сказал, — докладывал Хиллгарт в Лондон. — Можно не сомневаться, что испанское правительство знает содержание документов. В том, что его знает противник, я не настолько уверен. Однако они больше недели пробыли в Уэльве и Кадисе».
Испанский адмирал вел опасную двойную игру. 19 мая немецкий посол Дикхофф отправил в Берлин очередное сообщение, где описывал встречу с Морено: «Он сказал мне, что, согласно всем имеющимся у него сведениям, большие силы будут сконцентрированы для атаки на Грецию и Италию… Нападение на Грецию военно-морской министр считает особенно вероятным». Уверяя англичан, что их секреты неприкосновенны, Морено в то же время передавал эти секреты немцам. Так двуличный испанский адмирал стал весьма полезным орудием, подкрепляющим дезинформацию. «Операция убедительно показала, до какой границы испанцы готовы идти в своей помощи Оси».
Наконец, 21 мая, к огромному облегчению команды «фаршировщиков», посылка с чемоданчиком и другими вещами майора Мартина прибыла в Лондон. Удовлетворительного объяснения этой недельной шокирующей задержки получено не было. Не только испанская бюрократия движется неисповедимыми путями. Письма немедленно отправили на «специальное исследование» в ведомство военной цензуры, где их подвергли микроскопическому анализу. Первым делом исследовали сургучные печати, и было выяснено, что, несмотря на все события прошедших недель, они остались абсолютно невредимы: «Мы сфотографировали и разметили печати перед отправкой, и мы сфотографировали их после возвращения. Они не изменились ни в чем».
Левая печать перед отправкой. Левая печать после возвращения.
Но это была только одна сторона дела. «Хотя мы можем утверждать, что печати остались нетронутыми, вполне возможно, что письма были выкручены из-под нижних клапанов… поскольку нижний клапан был гораздо шире верхнего, там с избытком хватало пространства, чтобы извлечь содержимое». Ресниц ни в одном из конвертов уже не было, но исследователи приготовили еще и другую, более научную ловушку. В апреле, прежде чем положить письма в чемоданчик, каждое из них один раз ровно сложили втрое. Когда складывают сухую бумагу, складка заметно «четче, чем если бумага сильно размокшая и мягкая: в последнем случае она больше напоминает сложенную ткань». Под микроскопом специалисты увидели, что по крайней мере одно из писем было сложено дважды: «первый раз ровно, второй раз не совсем… когда письмо было мокрое». Исследователи заключили, что, когда испанцы складывали самое важное письмо, «это было сделано не вполне по тем же складкам, и из-за новых складок возникли малозаметные повреждения бумажных волокон».
Имелся еще один способ проверки. Чтобы извлечь письма, бумагу необходимо было туго обмотать вокруг металлической «вилки». Перед тем как положить их обратно в конверты, их снова намочили, и, несмотря на затянувшееся путешествие из Испании, они все еще были немного сырые. Если закрутить цилиндром влажный лист бумаги, то, высохнув, он сохранит склонность к скручиванию. Цензоры вынули письма из конвертов и стали внимательно смотреть, будет ли бумага лежать плоско. Разумеется, «по мере того, как письмо, извлеченное из конверта, естественным порядком высыхало, края начинали загибаться вверх, и это показывало, что письмо ранее доставали, выкручивая через заднюю сторону конверта». Более того, бумагу сворачивали, когда она была сложена втрое: исследователи заметили, что, «когда письмо сложено, все три слоя загибаются одинаково». Таким образом, было убедительно физически доказано, что письма вскрывали, и это подкрепляло данные радиоперехватов.
Немцы, конечно, должны были ожидать, что британцы тщательно исследуют возвращенные письма, проверяя, извлекались ли они из конвертов. Чтобы укрепить немцев в их заблуждении, желательно было заставить их поверить, что такое исследование было проведено и британские специалисты пришли к выводу, что письма не вскрывались. Самым подходящим человеком для передачи немцам такого сообщения был переменчивый адмирал Морено.
Капитану Хиллгарту в ответ на его послание, где он описал свой последний разговор с адмиралом, была отправлена директива: «Проинформируйте министра ВМФ при первой возможности, что запечатанные конверты были исследованы специалистами, которые не нашли признаков того, что их вскрывали или совершали с ними какие-либо манипуляции до их поступления в распоряжение испанского ВМФ. Скажите ему, что Вам поручено выразить ему нашу глубокую признательность за эффективность и быстроту, с которыми испанский ВМФ распорядился этими документами, не допустив, чтобы они попали в руки каких-либо злонамеренных лиц. Сообщите ему конфиденциально, что одно из писем содержало сведения чрезвычайной важности и секретности, и подчеркните абсолютную искренность нашей признательности за это проявление дружбы». Это сообщение было послано не в шифрованном виде, а по военно-морскому телеграфу. Вместе с тем другая, шифрованная телеграмма сообщала Хиллгарту, что «письма на самом деле вскрывались», но что ему следует говорить всем, кто «способен передать это дальше», что, по твердому убеждению британцев, письма в Испании никто не читал. «Важно, чтобы не было никаких, повторяем, никаких подозрений, что мы установили факт прочтения писем, иначе нынешний успех подвергнется риску».
