Владимир Першанин - «Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага
Поляк промолчал. Сержант и остальные десантники уже не раз слышали подобные упреки, что советские войска не слишком торопились освобождать Варшаву, когда там началось восстание. Сержант тоже предпочел закруглить разговор. Польшу и ее разрушенную столицу освобождали с большими потерями, ломая ожесточенное сопротивление вермахта. За что оправдываться?
Убитых заключенных заметили издалека. Васильченко приказал увеличить скорость. Остановились возле разбросанных тел, вокруг которых растеклась не успевшая застыть кровь. Двое уцелевших узников выползли на дорогу, оба были перевязаны обрывками одежды. Они смотрели на русских солдат, не веря в свое спасение.
— В живых больше никого не осталось? — спросил Васильченко.
— Нет. Швабы хоть и торопились, но добили всех. Патронов не жалели. Особенно старался молодой эсэсовец, сопляк, лет восемнадцати. Он всех ослабевших добивал.
— Давно немцы уехали?
— С полчаса назад. Вы их догоните, у них бронетранспортер и маленький тягач с пушкой.
Полчаса — достаточный срок, чтобы оторваться от преследования. Но «тридцатьчетверка» была более скоростной машиной, чем «Ганомаг», не говоря уже о тягаче с пушкой. Кроме того, проселочная дорога то ныряла в низины, то шла вокруг холмов. Тягач с пушкой по ней не разгонится.
Младший лейтенант вскоре разглядел в бинокль две машины. Наклонился к механику:
— Прибавь газу, — и добавил, обращаясь к заряжающему: — Бьем осколочными, готовь заряды.
Младший сержант кивнул и заменил бронебойный снаряд на осколочно-фугасный. С расстояния полутора километров сделали два торопливых выстрела.
— Надо с остановки, — посоветовал более опытный, чем его командир, старший сержант-наводчик.
Еще три снаряда, выпущенные с остановки, взорвались ближе к цели. А последний, третий, разметал снег и куски мерзлой земли рядом с задним бортом бронетранспортера.
Крупные осколки десятикилограммового снаряда разорвали гусеницу, пробили в нескольких местах броню десантного отсека. «Ганомаг» уполз под укрытие вязов на обочине, но деревья не могли защитить шестиметровый корпус.
Артиллеристы спешно отцепляли приземистую противотанковую пушку калибра 75 миллиметров. Этот поединок был обречен на провал. «Гадюка» с такого расстояния не могла пробить броню танка Т-34-85, а смертельно опасные кумулятивные снаряды были эффективны лишь на дистанции 600–700 метров.
После десятка выстрелов с обеих сторон осколочно-фугасный снаряд «тридцатьчетверки» опрокинул пушку, раскидал в разные стороны расчет. Десант и двое заключенных (поляк и русский) кричали, грозя немцам кулаками:
— Что, нажрались, сволочи!
— Командир, добивай гадов!
Васильченко решил приблизиться, чтобы не тратить лишние снаряды. Эсэсовцы тем временем погрузили на тягач своих раненых и контуженных камрадов. Оставшиеся залегли на обочине за деревьями.
Не доезжая двухсот метров, младший лейтенант поджег еще одним снарядом бронетранспортер. Танковые пулеметы били длинными очередями, прижимая уцелевших эсэсовцев к земле. Десантники вели огонь из автоматов.
— Ну-ка, врежь еще пару осколочных, — приказал наводчику Олег Васильченко. — Прижухли! Живыми мы вас не выпустим.
Взрывы подняли снеговую завесу, переломили вяз. В разные стороны полетели срезанные осколками ветки с других деревьев. Возбужденный, как ему казалось, окончательной победой, младший лейтенант скомандовал механику-водителю:
— Дави гадов, пока не очухались!
Механик хоть и неплохой специалист, но достаточного опыта не имел. Зато в один голос закричали наводчик и заряжающий:
— Командир, не подходи близко! Слышишь? Фаустпатроны!
Непонятно, разобрал ли сквозь рев мотора их слова восемнадцатилетний младший лейтенант, вступивший в свой первый настоящий бой. В неярком свете пасмурного зимнего полудня сверкнула одна и вторая вспышка. Фаустпатронов в тот период у немцев хватало.
Один заряд прошел мимо, зато второй гранатометчик подпустил стремительно приближавшуюся русскую «тридцатьчетверку» поближе.
Кумулятивный заряд прожег броню, убил наповал наводчика. Командир и заряжающий были контужены. Кроме того, у Васильченко сильно обожгло руки — боль сковывала движения.
Наводчик в своем промасленном комбинезоне горел, пламя подбиралось к боеукладке. Сержант-заряжающий из последних сил тащил к люку тело командира. От сильного жара вспыхнул порох сразу в нескольких гильзах. Одна за другой взорвались осколочно-фугасные снаряды, кромсая все внутри башни. Живых в ней никого не осталось.
Успели выскочить механик-водитель и стрелок-радист. По ним вели огонь из автоматов, но отделение десантников с ревом и руганью уже подбегали к позициям эсэсовцев.
Десантники были из числа опытных, побывавших в переделках бойцов. Эсэсовцы больше специализировались на расстрелах, но отбивались отчаянно, зная, что пощады им не ждать.
Толку от их торопливой и беспорядочной стрельбы было мало. У некоторых заедали перегревшиеся автоматы, пули из карабинов летели куда попало.
— Цельтесь лучше, — призывал шарфюрер, выпуская короткие прицельные очереди. — Танк горит, мы отобьемся.
Сержант, командир отделения, бросил гранату, следом метнули «лимонки» и легкие РГ-42 другие бойцы. Взрыв подбросил шарфюрера, начальника конвоя.
Другой эсэсовец, не обращая внимания на раны, опустошал быстрыми очередями магазин автомата. Свалил молодого десантника, прицелился в сержанта, но тот опередил его, выпустив очередь из скорострельного ППШ в лицо.
Крик смертельно раненного немца на секунду перекрыл треск выстрелов. Началась рукопашная схватка. В ход пошли приклады, ножи, саперные лопатки.
Эсэсовцы, занимавшиеся всю войну охраной лагерей и карательными операциями, первый раз попали в подобную мясорубку. Русских было всего с десяток, но напор и рев десантного отделения казались атакой целого взвода.
— Жри, сука! Всех в землю втопчем.
— Куда, блин! — догонял рубящим ударом саперной лопатки убегавшего эсэсовца десантник в окровавленном бушлате.
Другой охранник выхватил из кобуры пистолет, но лишь успел передернуть затвор. Широкий отточенный нож вошел ему под ребра. Десантник выдернул из обмякшей руки «вальтер» и, тяжело дыша, искал новую цель.
Красноармеец Никита Зосимов из погибшего 811-го стрелкового полка, в бушлате поверх лагерной робы и подаренной пилотке, вцепился костлявыми пальцами в глотку эсэсовцу, который не успел перезарядить автомат.
Немец был физически крепче истощенного лагерника, но столько ненависти и злости скопилось в костлявом теле, что бывший колхозник из деревни Матышево Пензенской области, собрав все силы, раздавил эсэсовцу гортань.
Изо рта, пузырясь, потекла кровь. Никита отдернул руки, потянулся было за автоматом, но увидел другого эсэсовца. В него вцепился поляк, не отстававший от товарища. Они не могли осилить стокилограммового охранника, который с легкостью разбросал их в стороны, — оба весили меньше, чем он один.
Поляк, ломая зубы, вцепился в ногу, обтянутую теплыми суконными штанами. Никита Зосимов дергал из ножен на поясе эсэсовца стилет. Подбежавший десантник с маху обрушил кованый приклад ППШ сбоку в челюсть. А Зосимов все же выдернул нож-стилет и несколько раз вонзил лезвие в живот солдату с ненавистными «молниями» в петлицах.
Бой заканчивался. Большинство эсэсовцев были убиты. Двое убегали вдоль речки, поросшей редкими кустами. Вслед им стреляли, но они уже были далеко. Десантники опускали автоматы и торопились собрать трофеи. У солдат «Ваффен СС» всегда можно было найти что-то ценное.
На краю оврага остался стоять лишь красноармеец Зосимов. Он стрелял из трофейной винтовки. Опустошив обойму, выдергивал из пулеметной ленты, висевшей на шее, несколько патронов и продолжал нажимать на спуск, размеренно двигая затвором.
— Эй, земляк, угомонись, — окликнул его сержант-десантник. — До фрицев километра полтора.
— А пуля на три летит.
— Ладно, пошли… надо ребят похоронить и раненых побыстрее вынести.
Последующие два дня командир батареи Александр Чистяков вместе со своим экипажем и десантниками провел в пересыльном лагере.
Приехали офицеры военной прокуратуры, особого отдела (тогда он назывался СМЕРШ) и, конечно, политработники вместе с корреспондентами армейской газеты. Прибыла машина с врачами, медсестрами, санитарами. Привезли две полевые кухни и палатки для освобожденных заключенных.
На грузовике доставили теплое белье, бушлаты, обувь. После бани людей переодели. Немецкую форму, подобранную заключенными, увезли. Как ни странно, но многие оставили свои лагерные полосатые робы с нашивками-номерами.
— Зачем они вам? — спросил один из санитаров.
