Василий Веденеев - «Волос ангела»
— Лорд, министр английский.
— Это я и сам знаю, а вообще? Кто таков?
— Лорд Керзон оф Кельдстон раньше был вице-королем Индии, — пояснил доктор.
— Поди ж ты, вице-король! — удивился Жуков, — а «вице» что значит?
— Это вроде заместителя, вернее сказать — бывший! — с улыбкой ответил Греков.
— Ага, вот он и бесится, оттого что бывший! Скоро все они, эти короли, будут «вице», бывшие.
— Еще не скоро, — вздохнул доктор. — Мне, по крайней мере, этого явно не дождаться.
— Ну, так-то, положим, зря думать, — не согласился Жуков. — Верить надо в победу мировой революции. В Венгрии народ поднимался, в Германии? И еще поднимутся, дайте срок.
— Я-то дам… — снова вздохнул доктор.
«Мне бы ваши заботы, про королей да лордов, — подумал Метляев-младший. — Мировые проблемы решают, думают себе самолеты строить, а у самих нету ни хрена. Небось, на деньги-то, что им на службе заплатют, и сапог хороших не купить? А пристрелить шпана вполне свободно может. И охота таким делом заниматься? Раньше, бывалоча, чиновники из сыскного свои выезды имели, а эти даже по службе извозчиков гоняют… Странные люди, в какие-то летчики мечтают…»
— Давай правее! — приподнявшись с сиденья, велел Греков. — Вон туда, где милиционер стоит.
Алексей послушно повернул.
Около постового милиционера, стоявшего в начале дорожки монастырского сада, уже собралась кучка любопытных баб с тазами и узлами белья — видно, шли на реку полоскать, пара бойких старичков, которым до всего есть дело, и, конечно, вездесущие мальчишки.
— Жди здесь, — соскакивая с подножки, приказал Жуков.
Все быстро пошли мимо отдавшего честь милиционера, в глубь сада.
Тело Психа Греков увидел издали. Рядом, прислонившись к стволу дерева, стоял мрачный Гена Шкуратов.
— Та-а-к-с, — протянул доктор, обходя вокруг убитого. — Сейчас посмотрим.
Он опустился рядом с телом на колени и открыл саквояж, вынул термометр, тускло блеснувшие инструменты.
Жуков, немного помедлив, достал бумагу и принялся писать протокол осмотра. Греков отвел в сторону Геннадия.
— Как все произошло?
* * *Алексей слез с козел, обошел коляску, попинав ногами колеса — крепко ли держатся, качнул рукой кузов, проверяя рессоры, поправил упряжь. Скучно. Долго там они копаться будут? Бабы толкуют — убили кого-то. Не приведи Господь, еще заставят мертвяка везти в морг?! С них станется — прикажут, и все. Власть!
Везти мертвяка очень не хотелось. Боялся их Алексей. Надо было придумать, как отвертеться от этого дела.
Он подошел к милиционеру, раздвинув любопытных.
— Кобыла у меня не поена. Может, сгоняю, пока тут это?..
— Не могу разрешить, — отмахнулся милиционер, — у начальника спросить надо.
— Так ты пусти, я пойду спрошу.
— Иди, — равнодушно согласился милиционер. Поручив одному мальцу приглядеть за кобылой, Алексей пошел по дорожке сада. Где тут они? Только бы разрешили, а там видно будет. Уехал вроде кобыленку напоить…
Заметив распростертое на дорожке тело и стоящих рядом с ним на коленях доктора и молодого вихрастого парня, Алексей замедлил шаги. Главного, в кожаной куртке, видно не было. Любопытство пересилило страх. Осторожно ступая, Метляев подошел ближе и через спину доктора взглянул на лицо убитого.
— Господи Иисусе! — сдернув картуз, перекрестился побледневший Алексей — на него мертвыми, навсегда остановившимися глазами глянул Колька Псих.
— Зачем вы тут?
Извозчик быстро обернулся. Человек в кожаной куртке смотрел строго.
— Занемог… Живот прихватило… — скорчил страдальческую мину Алексей. — Отпустите за ради Христа! Милиционер вам другого возчика поймаит… А я занедужил.
— У нас доктор есть.
— Нет… — отшатнулся Алексей. — Не дамся после мертвяка смотреть!
— Да ну его к бесу! — зло сказал подошедший Шкуратов. — Пусть катится!
— Хорошо, иди. Скажи милиционеру, что я тебя отпустил, — распорядился Греков.
* * *Сдерживая нетерпеливое желание побежать сломя голову, Метляев нарочито медленно дошел до своей коляски. Не спеша взобрался на козлы, разобрал вожжи и тронул кобылу.
И только отъехав подальше от страшного места, привстал, взмахнул над головой кнутом и погнал кобылу вскачь, нахлестывая нещадно ее тощие бока то кнутом, то длинным концом вожжей. Скорее, скорее!
Вот и спуск к Яузе, въезд на знакомую улицу, где прошло детство. Наконец-то и папашкин двор. Наскоро привязав кобылу, запаленно поводящую потными боками — надо было бы обтереть скотинку, да некогда, потом, все потом, — Алексей, даже не вытерев сапог о положенный на крыльце половик, ввалился в дом.
Родитель хозяйничал: стоя у стола, деревянной ложкой мял в миске картошку, скупо подливая из большой бутылки из-под шампанского «Редерер» подсолнечного масла, словно отмеривал драгоценную редчайшую жидкость, отдавая ее в долг без возврата.
Не в силах вымолвить от пережитого волнения ни слова, извозчик прислонился плечом к косяку, вытирая свое одутловатое, мокрое от пота лицо большим красным платком.
— Хе, Алешка! — подслеповато прищурился на него Иван Васильевич. — Чей-то ты задохся, ровно на тебе воду возили? Ну, охолони… Картоплю вот с маслицем будешь? Да чего ты дышишь-то как? Или вместо своей кобылы на себе тарантас возил?
— Папашка!.. — немного отдышавшись, Алексей наконец обрел возможность говорить. — Беда, папашка!
— Какая беда? — Иван Васильевич обессиленно сел на табурет.
— Психа зарезали! — сделав шаг к нему, свистящим шепотом сообщил сын.
— Как?.. Да откуда ты-то? Откуда знаешь? — затеребил его рукав отец.
— Оттуда… — Алексей шумно перевел дух и, схватив со стола чайник, жадно припал к носику. Долго пил; напившись наконец, поставил чайник на стол; брызгая слюной, заговорил торопливо: — В наряд меня распределили сегодня, милицию возить, у них своих не хватает, ну и подряжают нас по очереди на разъезды…
— Да не тяни, Алешка! Черт лопоухий! — простонал старый серебряник.
— Ездил я с ними сейчас. Псих там, у монастыря, лежит, зарезанный. Сам видел, доктор его аршином зачем-то мерил.
— Может, обознался? — с надеждой спросил Метляев-старший.
— Чо я, слепой или Кольку не знаю? Аж сердце захолонуло, как увидал. Чего делать будем?
— Ах ты, Господи, вот наказание-то…
Иван Васильевич вскочил, суетливо забегал по комнате, бестолково переставляя попадающиеся под руку вещи.
— Папашка! В выгребную яму надобно все кинуть, — предложил Алексей, тяжело усаживаясь на лавку у стены.
— В яму, в яму… Это же деньги, да какие, дурень! — постучал себе по лбу согнутым указательным пальцем отец.
— Не жадничай! Давай, ежели так хочешь, коль чего поценнея, отвезу себе, спрячу, а остальное в яму.
— Эва! — остановился напротив него Иван Васильевич. — Вот она, сыновья благодарность родителю! Себе захапать золото хочешь? А родитель по старости лет помирай в нищете?
— Папашка! Не в этом дело! Милиция теперича точно искать станет! На убивцев они лютые, а там и до золота могут докопаться.
— Без тебя знаю… — огрызнулся отец, мечась по комнате. — Но деньги, деньги-то какие, Господи! И все теперя прахом… Лешка! Черт лопоухий! — внезапно пришедшая в голову мысль поразила своей простотой Ивана Васильевича. — Так хорошо ведь, что прирезали его! Хорошо!
— Ну да, чего уж лучше, — Алексей скорчил кислую рожу, потом покрутил пальцем у своего виска. — Рехнулся ты, папашка, совсем!
— Не, не… — замахал на него руками отец. — Дурень! Теперь эти, кто Кольке золото давал, ко мне не придут! Понял?
— Да? А ежели придут? Тогда, как Псих, кончишь, — набычился сын.
— Скажу, что он все забрал, и дело с концом.
— Не поверют… — Алексей тяжело вздохнул. Перед его глазами до сих пор стояло мертвое тело, распростертое на дорожке старого монастырского сада.
— Поверют, поверют. Психа нет? Нет! А спрос с него, в первую голову. Скажу, забрал — и все, — не унимался старик, никак не желавший расставаться с золотом.
— Папашка, а вдруг ВЧК, уголовка нонешняя? Милиция?
— Ну и шут с ними! Золотишко все одно наше будет! Шубу себе на хорях справлю, торговлишку заведу…
— Найдут, папашка!
— Не найдут! — упрямо выставил козлиную бородку Иван Васильевич. — Господин жандармский ротмистр да полицейский пристав с чинами сыскной полиции при царе-батюшке куда умнее этих были. Головы! В университетах обучалися! И то не нашли. А этим куда-а… — он пренебрежительно махнул рукой. Завертелся по комнате, шаря вокруг себя глазами. — Где он? Ага, вота!
Старый серебряник поднял топор, подал сыну.
— А ну, вынай порог у двери!
— Ты чо, папашка?!
— Делай, что говорю! — визгливо прикрикнул Иван Васильевич. — А я пойду горн вздую. Пиджак свой сыми, землю для формы готовить будешь…
