Митри Кибек - Герои без вести не пропадают
Пока в небе бесчинствовали воздушные пираты, их собратья на земле приготовились к атаке. Но атаковать было, по существу, некого. Бомбы перепахали все огневые точки партизан. При этом два первых взвода как боевые подразделения практически уже не существовали. Только отдельные бойцы, отстреливаясь от наседавшего противника, ушли в глубь леса.
Третий взвод в начале боя оказался в более выгодном положении. Перед воздушной атакой Юркин отвел своих бойцов подальше в лес. В результате бомбовый удар пришелся по пустому месту. Но пока партизаны спасались в лесу, реку форсировали вражеские подразделения. Попытка сбросить их обратно в воду не увенчалась успехом, и партизаны, понеся большие потери, вынуждены были отходить от берега. Тут на них с тыла напали каратели, которые легко прошли через разрушенные позиции первых двух взводов и спешили на помощь пехоте, переправившейся через реку. Очутившись между двух огней, бойцы почти все полегли в неравном бою. Двум командирам отделений удалось донести на руках тяжело раненного Юркина до здания рудника. Эсфирь бросилась к ним.
— Не надо, — махнул рукой Юркин. — Помогите легко раненным. Мой конец уже близок.
К дому со всех сторон бежали партизаны. Большинство из них истекали кровью, но оружия не бросали, отстреливались на ходу. Среди них были Пуяндайкин и Колпаков. Партизаны, находившиеся в здании рудника, подбежали к окнам и открыли по врагу сильный прицельный огонь. Фашисты вынуждены были отступить в лес. Колпаков со своими товарищами добежал до здания рудника, но замполит, был ранен. Эсфирь выглянула в окно: Пуяндайкин лежал на животе и, подобно пловцу, гребущему одной рукой, медленно полз к дому. Девушка схватила сумку с красным крестом и побежала к нему.
— Что с вами, товарищ замполит? — спросила Эсфирь, вытаскивая из сумки перевязочные материалы.
— Перебили ногу и левую руку. Помоги доползти до двери, — попросил Пуяндайкин.
— Надо остановить кровь.
— Потом. Помоги скорее. Не хочу попасть к немцам живым. Вот и они, бессильно опустив голову на землю, тихо проговорил замполит. Эсфирь оглянулась. В двух шагах от нее стоял немецкий лейтенант. Очевидно, он только что вышел из леса и не знал, где скрылись партизаны, а те почему-то не стреляли.
— Оставь эту падаль червям, — сказал он, показав стволом автомата на Пуяндайкина. — Пойдем со мной! Перед смертью сама получишь удовольствие, и солдаты мои натешатся…
Тут произошло необъяснимое: Эсфирь, которая до сих пор ни разу не стреляла в людей, мгновенно выхватила свой пистолет и в упор выстрелила в фашиста. Затем потащила Пуяндайкина к двери.
— Спасибо, — прошептал замполит и потерял сознание.
— Ничего, товарищ политрук, вы еще будете сражаться… Дайте только остановлю кровь…
Но голос ее потонул в громе выстрелов. Немцы пошли в атаку.
— Бей гадов! — крикнул Колпаков. — Живыми не сдадимся!
И партизаны били. Били из винтовок и автоматов, а когда фашисты подошли к дому почти вплотную, метнули в них ручные гранаты. И тут случилось чудо: семнадцать партизан, среди которых больше половины получили серьезные ранения, отбили атаку двух взводов регулярных войск. Потеряв десятка два солдат, они откатились назад и залегли в лесу, после чего опять наступило затишье.
Пользуясь передышкой, Колпаков быстро написал на листке бумаги письмо, вырвал из общей тетради список личного состава роты, все это свернул в трубочку, засунул в пустую алюминиевую флягу, закрыл пробкой и выбросил из окна в крапиву.
— Что там? — спросил Юркин.
— Письмо. Может, кто найдет и прочтет. Тогда все узнают, почему и как погибла третья рота Интернационального отряда советских партизан…
Снаружи донесся шум моторов. Все выглянули в окно. На дороге, ведущей к зданию рудника, показались две самоходки. Выйдя на поляну, они остановились метрах в семидесяти от дома. Партизаны поняли, что начинается последний акт кровавой трагедии.
Эсфирь закончила перевязку и влила замполиту в рот глоток спирта.
Тот открыл глаза, приподнял голову, осмотрелся. — Помогите мне сесть, попросил он. Тем временем немцы начали передавать по мегафону Обращение:
— Слушай, рус! — выкрикнул грубый голос. — Сопротивление бесполезно. Сложите оружие! Выходите из укрытия. Обещаем сохранить жизнь тем, кто сдастся добровольно. В противном случае вас ожидает смерть! Пять минут на размышление. Сдавайся, рус!
— Все слышали? — спросил Колпаков. — Решайте сами. Кто им верит, может уйти беспрепятственно.
— Знаем мы их. Испытали на собственной шкуре. Я остаюсь здесь! решительно заявил Юркин.
— И я!
— Я тоже!
— Погибнем вместе… Прощайте, товарищи! — крикнул Колпаков.
Партизаны начали обниматься, прощаться друг с другом.
Замполит откашлялся и запел:
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!..
Тут же разноголосый хор подхватил:
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!..
Пели обреченные на смерть. Голоса крепли, становились все звонче и сильней. Гимн коммунистов всего мира понесся над лесом. Большинство немцев не понимали по-русски, но все они хорошо знали, что поют партизаны. И вот люди, готовившиеся торжествовать победу, вдруг сникли, опустили головы, стыдливо спрятали глаза. Они почувствовали, что на свете есть сила, которую не сломить ни автоматными очередями, ни артиллерийским огнем. Они почувствовали, что разгром этой горстки храбрецов предвещает не радость победы, а страх перед будущим поражением.
Офицер, командовавший карателями, заметил, как внезапно изменились лица солдат. Он резко взмахнул рукой. Тут же грянули выстрелы самоходных орудий. Первые снаряды разрушили часть каменной стены здания рудника, но торжественный гимн продолжал звучать с прежней силой:
Это есть наш последний
И решительный бой…
Последовали еще два выстрела, и обвалилась половина здания. На несколько секунд пение прекратилось, но скоро зазвучало снова. Правда, теперь пели только два голоса — слабый голос умирающего Пуяндайкина и нежный, все еще сильный голос Эсфири.
С Интернационалом
Воспрянет род людской…
Офицер опять с яростью взмахнул рукой. Самоходки сделали еще по одному выстрелу, и там, где стояло здание рудника, остались только развалины. Фашисты постояли еще несколько минут, ожидая, не возобновится ли пение, но петь уже было некому…
Глава четырнадцатая
На Люблинщине ожесточенные бои между партизанами и немецкими карателями продолжались почти целую неделю. Карателям, которых к этому времени насчитывалось более тридцати тысяч, дважды удалось замкнуть кольцо окружения вокруг основных сил партизан — первый раз в Билгорайских лесах, а второй раз в Сольской пуще, но советские партизаны каждый раз прорывались из огненного кольца. 22 июня мощным штурмом они разгромили немецкие части на юге Сольской пущи, переправились через реку Танев и ушли в Жешувское воеводство, а оттуда в Карпаты к словацким партизанам.
Все это чрезвычайно осложнило работу Яничека — собрать партизанских наблюдателей, разбросанных вдоль четырех железнодорожных веток. Несколько раз пришлось вступать в стычки с немецкими патрулями, уходить в лес и скрываться там дня по два, но и тогда, когда все собрались в одном месте, пришлось потратить целую неделю, чтобы переправиться через реки Сан и Вислу. Только потом они двинулись туда; где, по мнению Зденека, должен был находиться отряд Турханова. Днем партизаны располагались на отдых в каком-нибудь лесу недалеко от населенного пункта. Яничек ходил по деревням, закупал там продукты, договаривался с кем-нибудь из крестьян — просил быть проводником группы на следующую ночь. К обеду они возвращались в лес, Яничек раздавал продукты и сам отдыхал до вечера. С наступлением ночи проводник уводил их по горным лесным тропам до следующего напеченного для отдыха пункта. Так они шли трое суток, на четвертый день утром партизаны услышали артиллерийскую канонаду. «Что это? — удивился Зденек. — На учебную стрельбу не похоже, а бой с применением артиллерии в таком глубоком тылу — явление весьма редкое. Уж не напали ли каратели на партизан? Ведь стреляют как раз там, где сейчас может находиться наш отряд?..»
Этими мыслями он поделился со своими товарищами. Партизаны решили не останавливаться, а поспешили спуститься с гор. Казалось, до долины, где гремела артиллерия, рукой подать, но они пробирались через лесные чащи почти полдня. За это время шум боя затих на несколько часов, потом возобновился с прежней силой. Теперь уже фашисты применили авиацию. Бомбардировщики дважды пролетели над группой Зденека — когда шли на бомбежку и когда возвращались на свою базу. Партизаны весь день шли без отдыха, но на опушку леса в отрогах Свентокшиских гор, откуда хорошо просматривалась вся панорама боя, вышли только к четырем часам вечера, когда немецкие самоходные пушки уже разрушили здание рудника, подавив последний очаг сопротивления партизан. Каратели подносили на носилках раненых и убитых к автоколонне, стоявшей на шоссе. Раненых грузили в санитарные автобусы, а убитых — на грузовики. Партизаны принялись считать потери немцев: убитых было сто сорок восемь, раненых — девяносто три. Закончив погрузку, фашисты тронулись в путь.
