Ибрагим Абдуллин - Прощай, Рим!
— Да, да!.. Эх, и дал же бы я жизни, — разошелся Никита, не поняв издевки. — Почитать бы сейчас «Угрюм-реку» или «Приваловские миллионы». Вот это настоящие книги… Анфису помнишь? Хороша шельма!.. Люблю сдобных, как свежие булочки, баб. Пышные, ласковые, щеки огнем горят… Когда-то мы вырвемся из этой гнусной дыры и заживем по-людски!
Солнце ушло за холмы. На дороге показался навьюченный мешками осел. За ним шли двое. А сзади, метрах в пятидесяти, шагал еще один человек. Партизаны смотрели во все глаза. С дороги донесся условный свист. Петр свистнул в ответ. Те свернули в лощину. Петр закричал: «Свои!» — и спрыгнул в овраг. Пригнувшись, побежал вперед. Споткнулся, упал… Когда он раздвинул заросли, чьи-то руки нежно обвились вокруг его шеи:
— Пьетро!
— Джулия! Милая…
Москателли махнул подростку, все еще топтавшемуся поодаль. Ему, видимо, было поручено наблюдать за шоссе. Мальчонка проворно скатился в лощину и через мгновенье был около них.
— Слушаю, компаньо Москателли!..
Если бы кто из партизан встретил его в России, голову бы дал наотрез, что малец этот выпал с цыганской повозки. Волосы черные, кудрявые, кожа смуглая, загоревшая на солнце и задубевшая на ветру. Лет ему, самое большее, пятнадцать-шестнадцать.
Москателли снял мешки и что-то сказал цыганенку. Малец схватил осла за ухо и отвел в сторонку.
Увидев Леонида, спускавшегося с холма, Москателли оставил мешки и побежал навстречу.
— Компаньо Леонидо!.. Вы герои! Русские — сказочные богатыри!.. — Он долго тряс руку Леонида. — В Монтеротондо про вас легенды рассказывают. Даже в Риме, говорят, переполошились…
— А мы все боялись, что вы опять будете ругаться.
— Древняя поговорка: победителей не судят… Ваши успехи и нас, итальянцев, окрылили. В Монтеротондо двух немецких офицеров прикончили. — Он показал на мешки: — Скажите, чтоб быстренько поели и в дорогу собрались. За ночь надо успеть подальше уйти.
— Правильно. Мы и сами понимаем, что нельзя нам тут оставаться. А куда пойдем?
— В Дженцано. Это южнее Рима. В эти дни здесь немцы все перевернут.
— Но как мы там устроимся? У нас-то ведь теперь больше тридцати бойцов.
— В виноградниках там есть такие же шалаши. Через пару недель, думаю, можно будет снова сюда вернуться.
Явился Сажин с двумя бойцами. Леонид велел им забрать мешки, покормить людей, а часть продуктов оставить про запас. Москателли обошел партизан, поздоровался с каждым, несколько минут смотрел, как они с завидным аппетитом уплетают еще теплые, душистые булки. Затем он опять отозвал в сторону Леонида с Сережей. Оказалось, что имеется еще одна новость, которую следует немедленно обсудить.
— Вчера в аптеку заглянул человек, прибывший сюда из Рима. Вроде мимоходом зашел, за лекарством каким-то. К слову спросил у Джулии: «Правда ли, что из вашей тюрьмы бежала группа русских?..» Джулия притворилась, будто ничего не знает. Тогда тот рассказал ей о происшествии в кинотеатре. Джулия все отнекивалась. А незнакомец улыбнулся и заявил: «Не бойтесь, я гапист». Девушка поверила ему, но виду не подала. Тоже улыбнулась и сказала: «Ну и что?» — «В Риме живет Россо Руссо [7], — настаивал человек, — он хочет повидаться с партизанами». Джулия буркнула, если хочет, пусть себе повидается, ей-то, мол, какое до этого дело. Тот опять улыбнулся: «Браво, ты настоящий конспиратор!» — и написал ей записку. Там было указано, где и когда Россо Руссо будет ждать человека из партизанского отряда. Джулия записки не взяла, но прочитала. Гапист улыбнулся и сказал: «В кармане плаща две газеты».
— В Риме и — Россо Руссо!..
Леонид задумался. Уж слишком невероятно все это.
— Вдруг провокация?
— Не должно быть. Я тоже краем уха слышал про этого Россо Руссо. Но поскольку точно ничего не знаю, не стал вам говорить о нем.
— Кто он? Что за человек?
Москателли пожал плечами.
— А как с ним можно встретиться?
— Придется в Рим съездить.
— Кому?
— Кому-нибудь из вашего отряда.
— А документы?
— Это я постараюсь устроить. Завтра от четырех до пяти Россо Руссо будет ждать вашего человека в траттории «Санто Пьетро» на улице Двадцать Первого Апреля [8].
— Логунова придется послать, — сказал Леонид, посмотрев на Сережу. — Как, не возражаешь?
— Нет, — обрадовался Сережа.
— Очень хорошо. От нас Орландо поедет. Он родился и вырос в Риме. Все закоулки и проходы знает.
— Кто же тогда нас в Дженцано проводит?
— Грасси. Он, правда, прихрамывает, но вынослив. Бывалый солдат.
— Потом снова сюда, значит, вернемся?
— Я за возвращение. Не знаю, что скажет Капо Пополо.
— Разве он все еще не приехал?
— Нет, не показывался.
— Хорошо, если его фашисты не сцапали.
— Не беспокойся. Он не из тех, кого легко схватить…
Пришли Грасси и Орландо. Интендант доложил, что бойцы накормлены, припасы розданы…
Леонид приказал выстроить отряд в глубокой балке по другую сторону холма.
Все двинулись туда. Стемнело. Шли молча. Была та минута, когда человек, покидая обжитое место, как бы оценивает прошлое и заглядывает в будущее.
— Товарищи, — сказал Леонид, присматриваясь в синей мгле к бойцам партизанского отряда «Свобода», — две ночи нам придется провести на марше. Днями в этих местах ожидается облава. Поэтому на время нам необходимо уйти из окрестностей Монтеротондо. Как следует проверьте ботинки, сапоги, портянки и котомки. Чтоб нигде не терло. Будем двигаться по ночам, без дороги… Чего тебе, Сывороткин?
— В моих, говорю, башмаках не то что две ночи, а двух часов не пройдешь… — Он задрал ногу в порванном ботинке: — Каши просит.
Москателли подошел к Никите, поглядел на его обувь и ловко скинул ботинок со своей ноги:
— Посмотри, подойдет?
Сывороткин метнул взгляд на ботинок Москателли уставился на Леонида.
— Раз предлагает, померь!
— Бери, бери, — сказал итальянец. — Я человек богатый, не разорюсь…
Ботинок пришелся впору. Тогда Москателли разул и вторую ногу и, посмеиваясь, влез в рваные, старые башмаки Сывороткина.
К итальянцу подошел Иван Семенович. Сначала отдал честь, потом пожал ему руку:
— Товарищ Москателли! Спасибо вам за хлеб-соль. За все добро спасибо. Мы вас никогда не забудем.
Москателли понял его без переводчика. Смущенно заулыбался и отошел.
— Пулеметы будем нести по очереди. Таращенко и Скоропадов пойдут впереди. Смотрите в оба. За Грасси отвечаете головой… Дидиашвили и Мирза сзади. Сигнал — перепелиный посвист… — Он повернулся к Москателли — Еще раз спасибо, компаньо. Джулия, а тебе особая благодарность за доверие, за бесстрашие.
— Петр, он такой: с нестоящей девушкой не станет водиться, — похвастался Ишутин. Потом посмотрел на Джулию. Та кусала губы, и было ясно, что вот-вот разрыдается в голос. — Леонид Владимирович, разреши отстать на минутку.
— Ладно, иди… Ну, Сережа, бывай. Береги себя. До встречи в Дженцано!.. Синьор Грасси, ведите отряд.
— Эх, песню бы грянуть сейчас! С песней-то куда веселее шагать, — вздохнул Таращенко.
— А вы в душе песню пойте, а ушки держите на макушке! — сказал Леонид, пробираясь сквозь кусты вместе с Антоном. Вот они догнали Грасси. Проверили, все ли на месте. — Пошли!..
Петр взял Джулию за плечи:
— До свиданья, Джулия!
— Пьетро… — Девушка порывисто прижалась к нему. — Пьетро…
Петр ласково погладил волосы Джулии и поцеловал ее в один и в другой глаз.
— Чао. Скоро увидимся. Две недели — срок небольшой…
— Чао, Пьетро.
Петр догнал колонну. Дидиашвили пособолезновал ему:
— Может, останешься с ней? Не видишь разве, как убивается девушка?
— Ну да, — подхватили насмешливо ребята, — не то добеги. Хоть еще разок поцелуй, приголубь!
А Петр молча взял у Корякова пулемет и зашагал за Леонидом. Ни словом не ответил на подтрунивание ребят и назад не оглянулся…
Рядом с ним со вторым пулеметом идет Муртазин. Балка вывела их на равнину. Дорога здесь была полегче.
— Ильгужа, ты после женитьбы влюблялся в кого-нибудь?
— У нас в народе говорят: душа — река. Заглядываться можно, на то и глаза даны, а душу надо в чистоте держать.
— Да как с ней управишься, орел ты мой уральский? Сам же говоришь — река!
— Человек, если захочет, даже горную реку может обуздать.
7
Логунов и Орландо проводили отряд за балку, потом вернулись в самую просторную пещеру, которую эти дни занимали Дрожжак и Сажин. Расставание с товарищами, предстоящая завтра поездка в Рим для встречи с Россо Руссо взбудоражили и Сережу и Орландо. Они долго не могли заснуть, рассказывали друг другу о детстве, о радостях и огорчениях своих, о планах на будущее.
