Георгий Николов - Зной прошлого
В то время в здании Торговой палаты уже начались первые заседания Народного суда.
Генерал атакует
Утром 20 июня майор Димитров сообщил генералу Младенову о полученных от командиров частей донесениях. Теперь у командира дивизии имелось полное представление о бое у Симовой кошары, и он в который уже раз убедился в полной военной безграмотности жандармских офицеров. Отряд был обнаружен 18 июня, весь день 19 июня шел бой, но к утру партизанам удалось скрытно оторваться от правительственных войск. На что рассчитывали жандармы, не сообщив тотчас в штаб дивизии о появлении отряда? Ведь это задача его, армейского генерала, так организовать взаимодействие сил армии, жандармерии и полиции и так повести атаку, чтобы никому из партизан не удалось выскользнуть из железного кольца окружения. И весьма предусмотрительным оказалось его распоряжение о переброске нескольких подразделений именно в тот район, потому что как раз там он и ждал появления отряда. А эти самонадеянные жандармы лишь спугнули партизан и упустили их, не сумев даже как следует организовать преследование. Единственное, что удалось жандармам, так это ввести в заблуждение и армейских офицеров. Основываясь на данных жандармской разведки, войска блокировали обширный лесной массив, а в это время партизаны укрылись на небольшом холме, едва покрытом чахлым кустарником. Мимо этого холма преследователи прошли, не обратив на него никакого внимания. Да и кому придет в голову скрываться в этом кустарнике, когда вокруг, докуда хватает глаз, простираются обширные леса? В итоге блокада оказалась безрезультатной, партизаны перехитрили преследователей и бесследно исчезли. Так что у генерала были все основания для раздражения, когда он сердито спрашивал:
— Ну так где же все-таки партизаны, майор Димитров? Как закончился бой, я знаю. Не знаю другого: где сейчас находится отряд? — Затем генерал взглянул на сидящего рядом Мандрова и продолжил: — Никудышные офицеры эти ваши жандармские командиры, господин Мандров. Умеют только жечь, арестовывать и убивать, но больше ни на что не годятся.
— Почему «ваши», господин генерал? — спокойно переспросил Мандров. — Наше место в иерархии за ними. Должен сказать, что и штаб несет определенную долю вины. Еще в десять утра было известно о бое с партизанами, но ваши помощники до самого вечера не могли организовать переброску дополнительных сил. Войска стали прибывать туда уже затемно.
— Вы находитесь здесь, господин Мандров, не для того, чтобы учить меня военному делу, — недовольно прервал его генерал, — а чтобы предоставлять мне полную информацию о противнике, собранную вашими людьми. Но до сих пор я не получил от вас никаких существенных сведений. Во время совещаний вы лишь что-то пишете или подсчитываете, а вот предложить что-нибудь дельное — этого от вас не дождешься.
— Люблю математику, господин генерал, — ответил Мандров. — Если бы жизнь не сделала меня полицейским, математика стала бы моей профессией. Да и сейчас, когда нет особых дел, упражняюсь, решаю уравнения.
— Считаете, что у вас здесь нет более важной работы?
— Видите ли, господин генерал, я несу ответственность за борьбу против коммунистов и их союзников по Отечественному фронту во всей Бургасской области. Но вот уже около месяца я неотлучно нахожусь при штабе, состою, так сказать, в вашей свите и ничего не знаю о реальном положении дел в области. Так что, откуда я могу получать информацию, которую вы ждете от меня?
В дверях появился адъютант генерала Младенова:
— Господин генерал, удалось схватить двух партизан.
…Потерявшая связь с отрядом группа партизан из села Просеник вышла в район, который охраняла рота под командованием поручика Петкова. Бывший солдат этой роты Марийчев вспоминал позднее о случившемся следующее: «После нападения партизанского отряда на лесничество весь прилегающий горный массив был блокирован войсками. Вечером 19 июня рота располагалась в местности Чешма-Баир. Около часа ночи совсем близко раздалось несколько выстрелов, затем кто-то принялся громко звать: „Товарищи! Товарищи!“».
Рота тотчас была поднята по тревоге и двинулась в том направлении, откуда раздавался голос. Группа солдат во главе с ефрейтором Александровым сумела захватить партизана, который в темноте упал в овраг и сильно вывихнул ногу. Этим партизаном был Костадин Христов. Передвигаться самостоятельно он не мог, и на следующий день его перевезли под сильной охраной в село Емирово. Бывшие в ту ночь вместе с Костадином Христовым его брат Георгий и односельчанин Илия Петров не успели прийти на помощь раненому. А на следующий день, 20 июня, они сами попали в лапы жандармов, нарвавшись на засаду неподалеку от села Добра-Поляна.
Возле села Просеник партизан Димитр Бахаров — Тракето, который лишь восемнадцать дней был в отряде, столкнулся со своим односельчанином Христо Петковым. Было похоже, что эта встреча не очень-то обрадовала Тракето — он выглядел сильно смущенным, глаз не смел поднять на старого приятеля.
— Ну как там? — принялся расспрашивать Христо.
— Известно как, сражаются люди, — после краткого молчания ответил Тракето.
— Ты, наверное, по делу пришел?
— Мои дела уже кончились и там, и тут, — вздохнул Тракето и, взглянув на собеседника, добавил: — Решил сдаться добровольно.
— Ты?
— Я!
— Шутишь, что ли? Сколько тебя помню, ты всегда говорил, что нужно бороться за свободу. И люди тебе верили, шли за тобой, да и я сам тебе верил.
— Все, о чем я говорил, — это правда, да, видно, каждый человек рожден для своего времени. Я был хорош, когда борьба ограничивалась словами, но оказался не годен, когда пришлось взять в руки оружие.
Христо Петков пытался отговорить Тракето от опрометчивого поступка, но не помогли никакие доводы. Перед ним стоял не мужественный борец, верный делу партии и коммунистическим идеалам, а трясущийся за свою жизнь предатель, поверивший лицемерным обещаниям властей о якобы «безусловной» амнистии. Переночевав у своих родственников, Тракето отправился в Бургас, где явился с повинной в полицию. О случившемся была тут же уведомлена и жандармерия.
Поздно ночью Ралю Кехайов, который вышел из окружения с группой Милана Ангелова, постучался в дом своего деда. Появление внука несказанно обрадовало старика. Несмотря на поздний час, он принялся накрывать на стол.
— Наконец-то вернулся… Побегу сейчас обрадую твоего отца.
— Никуда не надо ходить, — ответил Ралю. — Пришел к тебе взять немного хлеба. Утром разбудишь меня пораньше.
Старик заплакал, начал вспоминать тяжелые годы, пережитые после изгнания из Фракии. Затем принялся восхвалять трудолюбие своего сына Тодора, отца Ралю, который из бедного переселенца сумел стать зажиточным хозяином — купил землю, обзавелся всем необходимым, построил большой дом. Трудом своим добился авторитета среди односельчан и уважения властей.
— А теперь из-за тебя все хозяйство может пойти прахом, — причитал старик. — Ведь ты не один у отца, и другие дети есть. Так что если сдашься властям добровольно, то и добро спасешь, и сам живой останешься — ведь амнистия объявлена.
— Врут все, — ответил Ралю, — стоит мне явиться с повинной, как тут же убьют.
Не помогли старческие слезы — Ралю остался непреклонен. Тогда дед Ралю, обеспокоенный судьбой богатства своего сына и введенный в заблуждение лживыми заверениями властей об амнистии, пошел на хитрость и для вида согласился с внуком. Поужинав, Ралю прилег отдохнуть и тут же погрузился в глубокий сон.
Рано утром Ралю был арестован и отведен в сельскую управу. Туда же вскоре явился и его отец, который был уверен, что сына освободят в соответствии с объявленной амнистией. Когда молодого партизана отвели в арестантское помещение, случилось неожиданное — служащий сельской управы Илия Петков шепнул ему:
— Я оставил окно открытым, так что, когда стемнеет…
— Бывают и оправданные жертвы, — ответил Ралю. — Видимо, мне необходимо пойти на смерть, чтобы все заблуждающиеся осознали лживость щедрых посулов фашистов…
И он не воспользовался возможностью совершить побег.
…По дороге на Айтос мчался мотоцикл с коляской.
— Раз уже полиция и жандармерия идут рука об руку, значит, спасем Болгарию от богохульников! — распаленно кричал сидевший за рулем поп Еремия Хранков, оборачиваясь к расположившемуся на заднем сиденье агенту околийского полицейского управления Георгию Георгиеву.
— Спасем, как не спасти, — соглашался тот.
В коляске мотоцикла сидел связанный Ралю Кехайов.
Пройдет не так много времени — и добровольный помощник околийской полиции поп Еремия Хранков будет смиренно вопрошать на заседании Народного суда: «Я слуга божий и не могу никак понять, какие грехи мне вменяются в вину?»
