Александр Гончаров - Наш корреспондент
Серегин стрелял неплохо. Устройство оружия познавал довольно легко благодаря смекалке и сохранившейся со школьных лет любви к технике. Сложней обстояло дело с тактикой.
Еще на заре своей военной журналистской деятельности Серегин не раз мысленно сочинял увлекательную повесть. Со временем она обрастала все новыми и новыми подробностями, но сюжет ее неизменно оставался одним и тем же: молодой журналист приезжает на передовую за материалом. В тот момент, когда он беседует с командиром батальона, немцы неожиданно бросаются в атаку. Завязывается бой. Командиры выходят из строя. Тогда командование принимает отважный журналист. Он ведет за собой батальон в контратаку, разбивает противника и занимает его позиции. О подвиге журналиста узнает находящийся поблизости командующий армией и собственноручно награждает его орденом боевого Красного Знамени (в первом варианте журналист принимал командование над ротой и награждали его медалью «За отвагу», но потом фантазия Серегина сделала более смелый полет).
С тех пор Серегин десятки бывал на передовой. Случалось и так, что в это время неожиданно вспыхивал бой, но ему ни разу не приходилось принять командование. Комбаты все как-то не выходили из строя, да к тому же в батальонах были и другие офицеры, которые могли бы в случае необходимости командовать батальоном.
Теперь Серегин только смеялся, вспоминая свои юношеские, наивные мечтания. Оказалось, что командовать батальоном очень сложно. Вести за собой бойцов в атаку следует только в исключительных случаях, а вообще надо находиться на НП и оттуда управлять боем и выполнять свои обязанности, которые в Уставе перечислены на шести страницах.
Конечно, Серегин и раньше читал Устав и беседовал с комбатами, но только теперь ему приоткрывалась вся сложность современной военной науки. Раньше, когда комбат ему рассказывал: «Я решил нанести удар вторым эшелоном из-за правого фланга», то Серегин, записывая это, ни на секунду не сомневался в правильности решения комбата. Оно казалось ему ясным и само собою разумеющимся. Теперь же он видел, что принять такое ясное решение не так-то просто, — для этого надо взвесить и учесть десятки различных обстоятельств.
Тараненко ставил задачу: овладеть сильно укрепленным населенным пунктом Н. Надо было оценить обстановку и написать приказ — принять решение, поставить задачи ротам, артиллерии, минометчикам, ПТР и обосновать все это майору Тараненко, который, находил в приказе тактические ошибки и заставлял переделывать.
— Основное твое оружие — перо, — говорил он, — но, старик, ты должен в нужную минуту уметь принять на себя командование батальоном. Поэтом можешь ты не быть, но командиром быть обязан.
Глава тринадцатая
Прошло лето, наступила сухая, жаркая осень. В станичных садах созрели наливные, душистые яблоки. На улицах чахла пыльная лебеда. Кубанские равнины и холмы выгорели и вылиняли, как солдатская гимнастерка.
Все чаще и чаще, точно электрические разряды, вспыхивали по линии фронта короткие, но яростные схватки. Уже все, что можно разведать, было разведано, изучено и нанесено на карты, схемы и в стрелковые карточки. Уже офицеры знали «Голубую линию» наизусть, бойцы были подготовлены, техника подтянута. Наступление созрело. Готовность армии к наступлению, ее наэлектризованность чувствовались в разговорах бойцов и офицеров и письмах, которые они присылали в редакцию. И, наконец, как несомненный признак того, что большие события должны начаться со дня на день, появились корреспонденты центральных газет. Это была самая верная примета!
Под вечер у хаты, где помещалась редакция, остановилась помятая «эмка», закамуфлированная дорожной пылью и грязью до такой степени, что определить ее первоначальный цвет стало невозможно. Из нее вышли два корреспондента. Это были крупные, представительные хлопцы; «эмка» сильно кренилась и скрипела, когда они, согнувшись в три погибели, выбирались через маленькую дверцу. Одного из них — с круглым, добродушным лицом — Серегин видел раньше: он заезжал в редакцию, еще когда она стояла под Ростовом. С тех пор корреспондент, видно, побывал в какой-то переделке, потому что девая рука у него была согнута и плохо двигалась.
Поговорив немного с редактором, корреспонденты пошли с Тараненко за хату, в холодок, и, разостлав на земле двухкилометровку, стали вполголоса обсуждать что-то. Выло бы, конечно, очень интересно знать, о чем они говорили, но Серегин не счел удобным подойти. Он услышал только, как другой, незнакомый корреспондент воскликнул:
— Ну, там-то я каждую тропинку знаю!
Из этого Серегин заключил, что они уточняли свой маршрут.
Корреспонденты поднялись и стали прощаться. Тараненко уговаривал их остаться на ночь и ехать рано утром, но те сказали, что не могут терять ни минуты, и обещали заехать на обратном пути. Затем они влезли в «эмку», которая опять присела под ними, и умчались к фронту.
Вот уж кому можно было от души позавидовать!
Корреспонденты центральных газет…
Они рассказывали о событиях на фронте всему Советскому Союзу, всему миру. Они бывали на самых важных участках фронта. Для них не существовало расстояний. У — них были собственные автомашины, а если надо было ехать особенно далеко или по воде, командование предоставляло им самолеты и катера.
А в остальном они, впрочем, хлебали столько же, если не больше, лиха, что и журналисты армейской газеты. Потому что самый важный участок — всегда и самый опасный. Не один уже корреспондент сложил голову на своем благородном боевом посту. И кто-то из поэтов, носивших лиру в полевой сумке корреспондента, сложил песню, которую с большим чувством пели военные журналисты:
От Москвы до Бреста
Нет на фронте места,
Где бы ни бродили мы в пыли.
С лейкой и блокнотом,
А где и с пулеметом
По местам сражений мы прошли.
Там, где мы бывали,
Нам танков не давали,
Но мы не сдавались никогда.
И на «эмке» драной
Мы с одним наганом
Первыми врывались в города.
Жив ты или помер,
Главное, чтоб в номер
Матерьял успел ты передать.
И чтоб, между прочим,
Был «фитиль» всем прочим…
Когда запыленная «эмка» скрылась, Тараненко с озабоченным выражением лица сказал Серегину:
— Сдавай, старик, что у тебя осталось из материалов и надо ехать в первый эшелон. А то можем проворонить.
— Что они говорили? — спросил Серегин.
— Говорили, что уже два дня идет бой за Новороссийск. Вот-вот и у нас начнется.
2В течение столетий дождевые ручьи промыли в крутом склоне холма глубокую щель. Ее края обросли кустарником, деревья сомкнули над ней свои кроны… Саперы вырыли в ее стенах землянки, и в них довольно удобно разместился аппарат политотдела армии. Землянка начальника политотдела находилась на самой вершине клинообразной щели. Туда надо было подниматься по каменистому руслу. Редактор пошел к начальнику политотдела. Серегин остался у редакционного «газика», укрытого под дикой грушей.
Полчаса назад в штабе они узнали о том, что занят сильный узел сопротивления противника — станица Молдаванская. Надо было немедленно ехать туда. Серегину не стоялось на месте. Он курил, прохаживался у подножия холма и нетерпеливо поглядывал на заросли кустарника у выхода в щель, откуда должен был появиться редактор.
Хорошо, если бы Макаров остался в политотделе, а «газик» дал в распоряжение Серегина. Это позволило бы побывать в станице, взять все необходимые материалы и сегодня же вернуться в редакцию, чтобы дать в номер свежую информацию. Очень трудно без своей машины.
Наконец появился Макаров. Он шел не один. Рядом с ним шагали два корреспондента фронтовой газеты. По такому же случайному совпадению, по какому корреспонденты центральных газет, заезжавшие вчера в редакцию, были рослые, могучие ребята, — оба представителя фронтовой печати оказались невысокими, поджарыми и очень подвижными. По характеру они были веселыми, общительными людьми и нравились Серегину, который называл их дружески по именам: одного — Митей, а другого — Сашей.
Серегин приветливо улыбнулся им, но они были поглощены своим разговором и не выказывали особой радости от встречи с коллегой. Рассеянно пожав ему руку, Митя и Саша отошли в сторону и там продолжали оживленную беседу.
— Так вот, Миша, — сказал редактор. — Товарищи едут в Молдаванку. Вы поедете с ними, возьмете информацию и с ними же возвратитесь. Договорились? — обратился он к Мите и Саше.
— Да-да, конечно! — ответил Митя.
— К члену Военного Совета, — сказал редактор шоферу, сел в «газик» и уехал.
Митя и Саша, очевидно, пришли к соглашению: когда «газик» отъехал, они замолчали и, не обращая внимания на Серегина, быстро пошли по тропинке, вьющейся вдоль подножия холма. Серегин оторопело посмотрел им вслед, а потом бросился догонять. За время пребывания в армейской редакции Серегин прошел большую практику в ходьбе и считал себя хорошо тренированным, но за Митей и Сашей он поспевал с трудом.
