Андрей Орлов - Штрафбат. Приказано уничтожить
Пулеметчик, видимо, был тугодумом. За время, пока он принимал единственно верное решение, можно было трижды обежать вокруг этой проклятой горы!
– Ладно, проходите! – крикнул он.
Отлично! Как мудрено выразился фюрер: «Если мы солдат заставим думать, мы лишим их сил».
– Мишка, пилотку на глаза, и шнелле! – зашипел Зорин. Удивительно, как их выручала немецкая форма! Они топали по коридору с невозмутимыми, но совершенно бледными физиономиями. Даже руки подняли, вместе с автоматами – чтобы этому кретину еще какая дурь в голову не стукнула! Вышли на свет. Пулеметчик привстал – он с удобством расположился за перевернутым столом. Смутное беспокойство мелькнуло в глазах. Но Зорин уже работал, как факир, – нож из рукава, и звенящая сталь, промчавшись по воздуху, поразила мишень точно под бляхой! Пулеметчик схватился руками за воздух, рухнул вниз лицом.
– Все на выход! – трубным голосом орал Зорин. – Через вертушку, в коридор! На улице наши, они прикроют! Да шевелитесь вы, сонное царство!
И снова умоляющие глаза Кати: не бросай, не уйдем без вас далеко… К черту сантименты! Люди ковыляли мимо него – молодые, старые, испуганные, возбужденные. Какой-то калека с обожженным лицом и одним, но горящим глазом волок за лямку автомат МР-40, не имея сил взять его, как надо.
В глубинах объекта что-то взрывалось. Видимо, пошла цепная реакция, вызванная действиями «поджигателя». Последним в «регистратуру» влетел Гоберник, выпустил очередь по коридору, швырнул в темноту гранату, чтобы не лезли. Схватился за пулемет, потерявший владельца.
– Мужики, все живы? Отлично! Фрицы на пятки наступают, я слышал, как они там топают, их чертова уйма
«Можно представить, – подумал Зорин. – Вся охрана сейчас сбежится. Кроме тех, кого мы уложили».
– Бежим? – вынес на рассмотрение животрепещущий вопрос Мишка.
– Можно, – согласился Зорин, прикинув, насколько далеко могли убежать заключенные. – Но только форму эту поганую скидывайте – наши увидят, могут сразу не разобраться. Литвинов точно не разберется, даже в очках!
Сбрасывали осточертевшие немецкие комбинезоны, серые, пропахшие потом гимнастерки. Отступали к последнему коридору на «волю», пятясь, строча из автоматов. Последнюю пару гранат в темноту, которая уже напряглась, готовая выплюнуть свинец и погоню. Гоберник взгромоздил на себя пулемет, выпустил длинную очередь во мрак.
Мишка выскочил на улицу первым, щурясь от яркого солнца и истошно вопя:
– Не стрелять, свои!
Зорин бежал за ним, бегло оценивая обстановку. Черт знает что и сбоку бантик, а не обстановка! Последние из заключенных уже сворачивали за гору. Замыкала процессию та самая старуха – хотя какая она, к черту, старуха, ей, наверное, и тридцати еще нет… Неприятность между тем имела место. Похоже, часть охранников прибежала в обход горы от западных ворот – как раз в тот момент, когда узники выбегали во двор. Засевшие у входа штрафники вступили с ними в перестрелку, закончившуюся вполне благополучно, но часть беглецов эсэсовцы успели перестрелять. Слева от двери валялись трое в защитных комбинезонах. А на тропе – человек шесть в полосатых робах. Этим уже не помочь…
С восторженным улюлюканьем воздвигся над скалой Антохин – глаза у парня горели боевым азартом. Показался Бойчук, шутливо отдал честь, заворочался в яме Литвинов.
– Бегите! – проорал им Зорин, тыча пальцем на дорогу. – Бегите, прикрывайте этих убогих! Мишка, Гоберник, подтянись!
Те только того и ждали. Посыпались с гребня, побежали со всех ног за поворот. Он пропустил впереди себя Вершинина, пристроился ему в спину. Бежать приходилось почти по трупам. И вдруг… встал как вкопанный, дурно стало. В одном из тел, лежащих на дороге, он узнал Катю. Это точно была Катя! Она лежала ничком, подогнув под себя колени, тонкие волосы рассыпались по дороге, кровь пропитала робу. Зорину показалось, что все вокруг закачалось, он рухнул на колени, перевернул девушку. Живая! Засмеялся дурным смехом – всего лишь прострелили плечо, она моргала и смотрела на него с такой безнадежной мольбой… Он, не раздумывал, бережно поднял ее, перевалил через плечо.
– Леха, ты чего там возишься?! – проорал откуда-то из тумана нервно подпрыгивающий Вершинин. – О мать моя, окончательно сбрендил! Леха, кого ты там подобрал на нашу голову?!
– Уходи, – хрипел Зорин, – бегу уже, не видишь?! – первый шаг, второй, обнял покрепче за ноги свою ношу и перешел на тяжелую неустойчивую рысь.
И, уже уходя за гору, не выдержал, обернулся – где там Гоберник, сто штыков ему в задницу, чего он возится? И зарычал от злости, от бессилия что-то сделать. Гоберник и на улицу протискивался со своим пулеметом. Держал коленом дверь, поливал огнем нутро объекта. Сделал шаткий шаг, махнул рукой, мол, догоню, не волнуйтесь за меня, попятился с крыльца. А когда полезла на улицу нечисть со «шмайссерами», он только безуспешно давил на спуск, удивляясь, почему так быстро закончились патроны. Немцы напирали, они могли бы срезать Гоберника одной очередью, но отчего-то мешкали. Он перехватил пулемет за ствол, размахнулся, как былинный молодец, ударил всей тяжестью кому-то в лоб! Двое повисли у него на руках, он сбросил их, отвесил прямой по челюсти. Бился, как лев, молотил направо и налево… и даже время нашел обернуться, посмотреть, ушли ли товарищи? И дрался бы и дальше, кабы офицер, орущий и моргающий, не разрядил в него обойму «Парабеллума»…
Алексей бежал мимо каменных изваяний, обрамляющих дорогу, – обливался потом и слезами. Голова девушки стучала по спине, ноги выскальзывали из рук, несколько раз он чуть не выронил ее. Она не весила практически ничего, но дело не в грузе – для Зорина наступал моральный и физический предел. Его мотало по всей ширине дороги, выносило на обочины, ноги по щиколотки погружались в грунт. Самое веселое началось, когда в спину начали стрелять, и пули рассерженными шмелями завыли над головой. Пропел «шмайссер» практически над ухом, а спустя мгновение его догнал сосредоточенно пыхтящий Вершинин.
– Знаешь, Леха, их человек десять, даже не знаю, что и думать. Хочешь помогу тебе нести бабу?
– Сам дотащу, – бурчал Алексей, – ты лучше прикрой, а не думай.
– Так я и прикрываю, – Мишка бросился к обочине, зарылся за глиняной «рассыпухой», принялся долбить короткими очередями. Эсэсовцы, бегущие кучкой, рассыпались, залегли на обочине. Один остался посреди дороги – приятного пути ему в преисподнюю, или куда там после смерти попадают души мрази?
Зорин упрямо волок свою ношу. Дорога расплывалась перед глазами, приближался лес, громоздились каменные рифы и барьеры. Мишка Вершинин куда-то испарился, сзади снова разразилась стрельба. Он дошатался до поворота, передохнул. Эх, никак не дотянуться до автомата.
– Шевелись, Зорин! – раздался звонкий голос откуда-то сверху. Он задрал голову – боженька правый, не иначе? Антохин! Ангела, стало быть, прислал. Парнишка вскарабкался на гребень, приспособил к пузу немецкую тарахтелку, ждал, пока возникнут на горизонте немцы. Зорин кивнул, побежал дальше. И снова не удержался, обернулся, когда за спиной разгорелась стрельба. Немцы кучей высыпали из-за поворота, и Антохин бил, почти не целясь, хохоча, как припадочный, шпигуя фрицев свинцом. Противник потерял половину из того, что у него было, пока кого-то не осенило посмотреть вверх. Антохин перезаряжал, рассчитывая, что успеет, но как-то не заладилось, то ли защелку заклинило, то ли пальцы судорога свела. Его изрешетили свинцом, а он не расставался с автоматом, корчился на гребне скалы, орал от нестерпимой боли.
– Прибавь-ка ходу, Зорин, попробую тебя прикрыть, – невозмутимо вымолвил Бойчук, выступая из-за вросшего в обочину монолита. Он пристроил ППШ на край камня, приготовился к стрельбе. Второе дыхание наконец открылось, Алексей активно заработал ногами и вроде как видеть стал лучше. Гремел ППШ за спиной, припадочно галдели «шмайсеры» – нет, не был похож Бойчук на человека, идущего на смерть. И это правильно, негоже умирать в такой погожий солнечный день.
– Беги, Зорин, у меня граната! – храбро выкрикнул Литвинов, вырастая из-за камня на противоположной обочине. У него и впрямь в руках была граната! Выдернул чеку, зажал рычажок не дающий бойку ударить по капсюлю, поднял руку. «Что он делает? – мысленно ахнул Зорин, проносясь мимо. – Вроде немцы еще далеко?»
Не удержал Литвинов кусочек железа. Хотел как лучше, товарищу помочь… Но выскользнула гладкая штуковина из руки, свалилась под ноги, откатилась на пару шагов, а он смотрел на нее зачарованно, не понимая, что нужно делать…
Взрыв прогремел, когда Алексей отбежал уже метров на тридцать.
– Дьявол, Литвинов взорвался! – расстроенно заорал Бойчук. – Зорин, беги, не останавливайся, мы тебя прикроем!
Ударили с Мишкой в два ствола – когда же кончатся фашисты на белом свете? А дальше Зорин уже ничего не соображал. Он лез через завал – машинально, без просветлений, ковылял дальше. Мимо пробегали деревья, били лапами по лицу. Он уткнулся в подорванный мостик – пришлось спуститься к мелководной речушке, пробороздить ее истоптанными кирзачами, взобраться на мелкотравчатый обрыв. Он споткнулся, свалился на колени, так и стоял, шатаясь, приходя в себя.
