Олег Метелин - Высоко над уровнем моря
Серый, по-городскому размеченный асфальт, красные горы, глумливое лицо «духа» и страх от чувства собственной беспомощности потихоньку уходят назад, в темноту, в небытие, в прошлое. Туда, откуда они явились.
– Пойдем ко мне на пост, – говорит Светлана, – Чайку попьешь, успокоишься. Ты так орал, что чуть всю палату не разбудил.
– Ее разбудишь… – шепчу виновато, – Здесь только мой подручный из Новосиба. Остальных же выписали из-за тифа. Ты же знаешь… А мой «патрон» так умаялся, что его пушкой не разбудишь…
Я не спешу принять ее предложение – хочется еще мгновение протянуть удовольствие ощущения нежной женской ладони на разгоряченном лице. Светлана, словно догадываясь об этом, не торопится убирать руку.
Прошло мгновение, еще одно…
– Отошел от своих кошмаров? – Света говорит нарочито суховато, отнимая ладонь, словно хочет реабилитироваться за свою ласку. – Вставай, я пойду чай поставлю.
Желтый круг настольной лампы на белой скатерти, запах индийского чая, бутерброды на «гражданской» тарелочке, расписанной веселыми цветочками. Домашний уют. Это уже было месяц назад…
– Помнишь, мы с тобой вот также сидели и спорили о любви и ненависти, – говорит она, – Тогда мы оказались по разные стороны баррикад, так и не смогли согласиться друг с другом. А жизнь все равно свела нас вместе…
Помнишь тот случай, когда ребята из терапии разбирались с Гарагяном, и я дала им ключ, чтобы они его наказали? А до этого – да и после, я не раз проводила воспитательные беседы с Леной, чтобы доказать ей, кто на самом деле ее возлюбленный. Она не слушала меня…
И, наверное, правильно делала. Мы – и ты, и я, все – слишком ожесточились, чтобы понимать любовь без какой-нибудь привязки: общественного мнения, благосостояния родителей, долга… Да мало ли чего!
– Я не понимаю, о чем ты…
– Сегодня ночью Гарагян сбежал с гарнизонной «губы» и примчался к своей ненаглядной. Я дала им ключ от ординаторской, – Света рассмеялась, – Видимо, мне по жизни суждено служить ключницей: открывать и закрывать двери, помогать кому-то… Ты удивлен, что я так сделала? Пусть! Пусть у них будет ночь настоящей любви, свободной от всяких дурацких условностей! Утром Ваган сам сдаться в комендатуру.
… Ты бы так смог?! – она вскинула на меня свои серые глаза, пронзительно сверкнувшие за кругом электрического света, – Вряд ли. Сказал бы, что это блажь, глупость – из-за бабы идти под трибунал, калечить себе жизнь. Не Вагана на кичу сажать надо, Андрей, а нас, разучившихся любить по-настоящему, несущих в этот мир ущербность. Да, мы страдаем от этого, но что толку? Знал бы ты, как я завидую этой дуре Ленке…
Она помолчала.
… – Ладно, Протасов, хватит лирики… Завтра срочно выписывайся из госпиталя. Судя по симптомам, твой помощник подхватил тиф. Я подходила к нему ночью – у него жар. Если не хочешь быть следующим – двигай отсюда.
– А кто больных кормить будет?
– Из ходячих наберем. Не твоя печаль. Завтра ваш веселый доктор Махмудов приезжает – вот и дуй с ним отсюда в полк. Все! Допивай свой чай и иди спать!
– Свет…
– Спать, я сказала!
Я встал, шагнул к двери.
Светлана, не глядя, взяла мою руку:
– Андрюш… Ты не обижайся. Я же старая, почти на десять лет тебя старше. Изъезженная кобыла. А у тебя все впереди… Вернешься домой, найдешь нормальную, с невывихнутыми мозгами девчонку…
Я опустился перед ней на корточки, посмотрел прямо в глаза:
– Ты веришь, что мне нужна с невывихнутыми? Простая, как пять копеек, прозрачная, как стекло? Такая, когда смотришь ей в глаза, а видишь противоположную стену? Что я с ней буду делать: ей мозги вывихивать или себе вправлять? Меня мои устраивают.
– Она медленно опустила мою руку:
– Иди, Андрей…
Я вышел на крыльцо.
Звезд в черноте неба не было видно. Заволокло тучами, наверное. Теплый вечер фамильярно мазнул ладошкой по лицу, сыпанул мелким дождем. Запахло влажной, просыпающейся землей. Скоро здесь будет весна.
Так же, как в маленьком дворе города моего детства на Урале, я прижался спиной к шершавой спине дома и полной грудью вдохнул будоражащий запах. Еще и еще…
От души, как куски засохшей грязи, отваливалось нечто, что помогало мне выжить, но сейчас мешает жить.
Я вдыхал полной грудью запах просыпающейся земли. Самый настоящий из тех, что приходилось когда-либо чувствовать. Запах жизни, запах любви.
– Это ты, Андрей? – на крыльце появилась стройная фигура в белом.
– Я, Свет…
– Пойдем ко мне, Андрюш… Молчи! Пойдем.
Ярославль – Душанбе – Москва – Ярославль
1993—2003 г.г.
