Гарри Тюрк - Час мёртвых глаз
Сегодня женщины стоят немного больше, чем какой-то предмет снаряжения, который получают солдаты. Разве что они не фиксируются в солдатской книжке. Кто знает, ценились ли они когда-нибудь выше. Это, вероятно, все только воображение, и они такие же, как мы, и тогда больше не стоит и говорить об этом.
- Она заботилась о тебе? – поинтересовался Цадо. Биндиг улыбался. Потом кратко сказал: - Очень хорошо.
- Могу себе представить, - заметил Цадо и кивнул. – А теперь?
- А что теперь?
- Насколько я тебя знаю, ты женишься на ней. Это меня совсем не удивляет. Я тоже был таким. Лишь позже это уладилось.
Биндиг задумчиво спросил: - Что ты думаешь, если я женюсь на ней?
Цадо сильно прищурил глаза. Он затянулся сигаретой и при этом очень внимательно смотрел на Биндига. Он думал, что они обрабатывали его своими уловками уже так много времени, но у него все равно такие представления о мире, как у ребенка.
- У этой истории две стороны, - медленно сказал он. Он ковырялся сожженной спичкой в свече. - Одна сторона состоит в том, что Альфу не придется посылать ей твои пожитки полевой почтой, если тебя грохнут. Он просто пройдет пешком несколько шагов и передаст ей все это лично. Другая сторона такова, что ей в будущем придется немного беречься, если вдруг она примет к себе другого мужчину. Может быть, ты внезапно и неожиданно вернешься с задания, и ты тут как раз дашь волю рукам.
Биндиг покачал головой. Он недовольно проворчал: - С тобой нельзя говорить о таких вещах. Если речь заходит о женщинах, то ты свинья.
- Это делает мне честь, - сказал Цадо. – Ты выпьешь со мной шнапса?
Биндиг ничего не ответил. Он знал, что с Цадо не стоит говорить о женщинах. Он также знал почему. Его не обижало, что Цадо смотрел на Анну так же, как на проституток, с которыми он был занят. Но ему было жаль, что он вообще не мог поговорить ни с кем о том, что было между ним и Анной. Он видел, как Цадо из своих вещей вытащил бутылку и налил спиртное в два бокала.
- Откуда тут у тебя французский коньяк? – спросил Биндиг. – Неужели вам его выдали?
Цадо подал ему один из бокалов и ухмыльнулся. - Мой дорогой мальчик, в последней фазе этой грандиозной войны, совсем незадолго до окончательной победы, простым солдатам коньяк больше не выдают. Ты должен был бы знать это. Это замедлило бы победу. На это время имеется распределяемый настоящий германский шнапс и продукт, который по ошибке обозначают как красное вино, который, однако, гораздо лучше, чем красное вино, а именно потому, что хотя его совсем нельзя пить, зато им можно мыть ноги. Это закаляет ноги, и это обстоятельство весьма значительно увеличивает дальность пешего перехода войск. За твое здоровье!
Они выпили. Потом Биндиг сказал: - Ты вообще не изменился.
Цадо кивнул. Он выпил бокал наполовину и почувствовал, как коньяк горел у него в животе. - Я рад, что ты это сразу заметил, - сказал он. – Я вообще рад, что ты снова здесь. Я был по-настоящему одинок. Пока они пили, зашевелился Паничек. Он повернулся на другой бок и пробормотал несколько тихих слов во сне.
- Что там вообще произошло? - хотел знать Цадо. Он навещал Биндига только дважды. В первый раз у Биндига был жар, а во второй раз он был еще слишком слаб, чтобы много говорить.
- Я и сам не знаю, - задумчиво произнес Биндиг, - оно как-то быстро закончилось. Я думаю, это не повторится так быстро.
Цадо осматривал его довольно долго. Потом спросил: - Так что там было с этой гармонью? Ты в бреду все время повторял что-то про гармонь.
- Да? Кто тебе рассказал?
- Кто же еще?! Анна.
Она ему самому ничего не рассказывала об этом. Даже о том, что он вообще что-то говорил в бреду. Он почувствовал неуверенность, но быстро успокоился. Ведь Цадо это не Тимм.
- Ты не мог знать об этом, - медленно сказал он. – У меня вообще не было возможности тебе об этом рассказать. Мы положили мину и взорвали машину.
- Я знаю. Мне Тимм рассказал. Он очень гордится этим. Он говорил, что ты действовал очень находчиво.
- А еще что-то он рассказал?
- Нет. Только это. Вчера он получил золотую пряжку за ближний бой. Держу пари, он все еще синий. Твоя бронзовая тоже есть. Вероятно, они вручат ее тебе сегодня.
- С гармонью было так, - начал Биндиг, - на грузовике сидела женщина. Она играла на гармони, когда мина разорвала машину.
- Вы ее нашли?
- Да. Позже мы нашли ее.
- Мертвой?
Биндиг покачал головой. Теперь он снова мог говорить об этом. Это прошло. Это, кажется, было преодолено.
- Нет, не мертвой, - сказал он. Цадо почесал голову. Он начал понимать, что произошло.
- И? – спросил он осторожно.
- Она была тяжело ранена, - сказал Биндиг.
Цадо кивнул. Он спросил, не глядя на Биндига: - Кто застрелил ее? Тимм или ты?
- Она добралась до своего пистолета? – сказал Биндиг, - и она хотела выстрелить в Тимма.
- Я понимаю, - кивнул Цадо, - теперь мне это ясно.
- Не совсем. Биндиг посмотрел в бокал, где еще был остаток коньяка. Он сказал: - Тимм видел это так же как я. Но он оставил руки в карманах брюк и только спрашивал, хочу ли я увидеть, как она застрелит моего унтер-офицера. Так это было.
Он допил остаток коньяка и зажег себе новую сигарету.
Цадо мрачно посмотрел на грязную прихожую. Тогда он кивнул и сказал: - Приблизительно так я себе это и представлял. Теперь мне ясно, что было с тобой не в порядке, когда ты возвращался.
Он налил новый коньяк в бокалы. Потом произнес с отвращением: - И за это Клаус Тимм получил золотую пряжку. Он заработал ее себе честно.
Биндиг добавил; - А я за это же получу бронзовую. Каждый раз, когда я буду ее надевать, я должен буду вспоминать об этом.
- Мальчик мой, - осторожно сказал Цадо, - ты слишком мягок. Ты не создан для этой войны. Ты сносный солдат, но ты все же на этом сломаешься. Я хорошо тебя знаю, ты человек не для этого.
- Возможно, - ответил тихо Биндиг, - а ты?
- Я, - сказал Цадо, - я думаю, что за мной есть что-то, что жмет на тебя. У меня это по-другому. Я могу это стереть. Просто как предложение, которое учитель писал на доске в школе. Это больше не дается мне тяжело. Я преодолел это. Но ты не так не сможешь.
- Вероятно, когда-то и со мной будет так же, - заметил Биндиг, немного подумав. – Иногда я думаю, что я тоже однажды вообще не буду ни о чем размышлять.
Но Цадо покачал головой. - Ты нет. Ты недостаточно испорчен для этого. Ты один из тех, которые не могут совсем отключить свои чувства. Я не знаю, должен ли я поздравлять тебя с этим или жалеть тебя. Я думаю, я должен был бы поздравлять тебя.
- У них «там» снова есть группа, - быстро сказал он затем. – Там что-то происходит. Они непременно хотят захватить в плен кого-то из штаба в глубоком тылу. Мне кажется так, как будто они за пять минут до конца хотят точно познакомиться с людьми, которые отсюда промаршируют в Берлин.
- А мы? – спросил Биндиг. – Они используют нас снова.
Цадо слегка пожал плечами. – Они предпримут что-то только тогда, когда эта группа вернется назад. Но у меня такое чувство, будто у них есть план для какого-то совсем безумного дела. Тимм еще ничего не знает, иначе я, вероятно, подслушал бы парочку замечаний об этом. Но, во всяком случае, они что-то планируют. И ты это увидишь.
Биндиг посмотрел на свои наручные часы. Начинался день. Он спросил Цадо: - Что у нас сегодня по службе?
- Разные легкие штуки, - ответил Цадо, - это самый достоверный признак, что мы нужны им для какого-то безумного дела.
Биндиг сделал глубокий вдох. – И сколько еще будет таких дел?
- Я не знаю, - тихо сказал Цадо, - но русские знают. Готов поспорить, что они уже сегодня знают срок, к которому возьмут Берлин.
Паничек снова перевернулся на другой бок. Он натянул одеяло до шеи. Спутавшиеся волосы свисали ему на лицо. Рот его был открыт, и тонкая струйка слюны бежала на соломенный тюфяк. Тогда, когда он переворачивался, он бормотал вполголоса: - Барбара... и уже будет... у меня... Барбара... иди уже сюда...
- Да закрой же ты рот, болван! – крикнул ему Цадо. Когда Паничек пошевелился, Цадо сказал:
- Нет, ты все же, самый большой идиот во всей этой лавочке!
- Я... Паничек заспанно потягивался и моргал на свет свечи. - Это было так...
- Ах, - произнес Цадо, и Биндиг не знал, злился он или шутил, - это была твоя Барбара! Брось ты все это. Она как раз сейчас спит с лейтенантом-зенитчиком из ПВО или с признанным негодным к строевой службе партийным начальником. Она только икает, когда ты долго думаешь о ней. А это чертовски неудобно в таких ситуациях, ты должен был знать это!
Из соседнего дома послышался шум открывающейся двери. Потом захрустели шаги по снегу, и часовой, который раскрыл дверь, проворчал хрипло: - Ну! Вставайте, братцы! Поднимайте задницы!
Альф лично вручил Биндигу пряжку за ближний бой. Он произнес несколько слов о его мужестве, а потом прикрепил награду к его форме и пожал ему руку.
