Михаил Белоусов - Об этом не сообщалось…
Полученные от Марии сведения представляли для нас ценность. Эсэсовец Рихтгофен был объявлен Советским Союзом государственным преступником. Военные чекисты получили приказ отыскать, пленить его и передать в руки советским органам правосудия. Операцию по розыску и пленению гитлеровского преступника возглавил капитан М.А. Кочкин.
На работу в органы госбезопасности Кочкин был направлен в начале войны с должности доцента кафедры почвоведения Казанского сельскохозяйственного института. Он неплохо знал немецкий и английский языки. На вид Кочкин был неказист: ниже среднего роста, щуплый, невыразительное, простоватое лицо. Только внешние данные были обманчивы. Этот человек отличался умом, образованностью, решительностью и находчивостью.
В ноябре 1941 г. рядовой Кочкин в составе спецбатальона отправился за линию фронта. В тылу врага на западном направлении батальон осуществлял диверсионные акты, совершал налеты на воинские штабы противника, помогал подпольным партийным комитетам создавать партизанские отряды. Так что руководитель операции, которую наметили провести военные чекисты в районе Кременчуга, был, как говорится, тертый калач. Но было одно обстоятельство, которое смущало наше командование. Кочкин не знал украинского языка, да и самой Украины, её обычаев. И всё же руководство управления «Смерш» фронта[21] остановилось на кандидатуре Кочкина. Преданность этого человека Родине и его почти полуторагодичный опыт работы в тылу врага предопределили выбор. Когда у Михаила Андреевича спросили, согласен ли он взяться за такую операцию, он, несколько смутившись, ответил: «К выполнению задания готов…»
Дней десять потребовалось ему, чтобы побывать в тех местах, где родилась, жила, училась и работала Антонина Ерошенко – близкая знакомая эсэсовца Рихтгофена. Возвратился он к себе в управление не с пустыми руками – привез с собой подругу Антонины. Назовем её Груней. Он разыскал её в Харькове среди арестованных гитлеровских пособников. Груня была у гитлеровцев переводчицей и четыре месяца до их бегства из Харькова работала в продотделе бургомистрата города.
Война застала Груню в Белой Церкви, где она учительствовала в средней школе. Здесь же во время оккупации «подружилась» с офицером 560-го отделения ГФП Эдуардом Кребсом. В течение года затем он возил её е собой, пока в хуторе Голубинском Сталинградской области не попал под советскую бомбу. «Овдовевшая» Груня возвратилась на Харьковщину и предложила гитлеровцам свои услуги как переводчица. В апреле 1943 г., когда Рихтгофен и Ерошенко проездом оказались в Харькове, подруги встретились и долго рассказывали друг другу о своей жизни.
После нескольких бесед с Груней в Харькове Кочкин решил взять её с собой. Они съездили в Больше-Троицкий район, где жили родители Ерошенко. У них Груня поплакалась на свою «вдовью» судьбу, позавидовала их дочери, поинтересовалась, не знают ли, где её разыскать, чтобы попросить помочь каким-нибудь образом удрать в Германию. Старики подтвердили, что у дочери действительно хорошие отношения с Францем. Об этом можно судить хотя бы по тому, что при отступлении унтерштурм-фюрер из уважения к родителям «невесты» не сжег хутор, на котором они живут. Где Антонина сейчас, родители не знали, но предполагали, что она могла обосноваться в селе Елизаветградка Кировоградской области у двоюродной сестры её матери – Стецко Ефросиньи Петровны. Кировоградская область находилась тогда ещё в руках оккупантов. Отец Ерошенко дал Груне адрес Стецко, мать нацарапала дочери письмо, в котором желала счастья и просила не забывать старых.
Военные чекисты придавали розыску Ерошенко большое значение потому, что через неё намеревались выйти на Рихтгофена. 14 октября 1943 г. Кочкин с Груней прибыли в нашу опергруппу на правый берег Днепра. Здесь ещё раз были оговорены несколько возможных вариантов организации «ловушки» для Рихтгофена. Но окончательное решение с учетом обстановки на месте оставалось за Кочкиным.
А на следующий день он и Груня с территории, занимаемой частями 7-й гвардейской армии, были заброшены в партизанское соединение имени Н.А. Щорса[22]. Выполняя задание в тылу врага, Кочкин и Груня должны были выдавать себя за дядю и племянницу, убежавших из Харькова с немцами, и имели на руках документы. Кочкин по ним значился счетоводом торгового отдела харьковского бургомистрата, а Груня – сотрудницей продовольственного отдела.
У партизан пока не было точных данных о месте нахождения саперного батальона из дивизии «Мертвая голова». Поэтому решено было идти к тетке Антонины в Елизаветградку. К сожалению, партизаны не имели там надежных связей, однако они подробно охарактеризовали старост двух соседних сел – Цыбулево и Иванковцев. Было решено для начала направить в Елизаветградку цыбулевского старосту Никиту Герасимовича Петренко с заданием уточнить, проживает ли у Ефросиньи Стецко её племянница Антонина.
Через неделю Петренко вернулся. Ему удалось узнать, что Ерошенко действительно жила у тетки, но недавно эсэсовец Рихтгофен увез её на мотоцикле куда-то ближе к станции Знаменка. При отъезде она сказала тетке: Франц хочет держать её ближе к себе, а его часть находится в Знаменке. Скоро часть отправится в Германию и Франц возьмет её с собой. А пока она собиралась остановиться на квартире у кого-то из знакомых в селе Дмитровка. Это неподалеку от Знаменки, и Францу не надо ездить по дороге через Черный лес, где начали «пошаливать» партизаны. Немцы стали осторожными – на днях в Ровно убили двух немецких генералов[23].
Полученные сведения обязывали Кочкина поторопиться. Но тут возникла новая трудность. В Дмитровке старостой был дед Матвей Соловей, бывший кулак. По отношению к местным жителям он проводил жесткую политику, хотя иногда и помогал партизанам продуктами. Поэтому в Дмитровку решили послать старосту из Иванковцев Ивана Свиридовича Сенченко, которому партизаны вполне доверяли. Сенченко участвовал в русско-японской и первой мировой войнах, за солдатскую храбрость был награжден двумя Георгиевскими крестами. Нрав у него был крутой, мог при случае и дать волю рукам, считая, что делает это «в интересах пострадавших и нашего общего дела».
Итак, Кочкин и Груня отправились в Иванковцы на встречу с Сенченко. Сопровождали их три партизана. В Иванковцах гитлеровцы гарнизона не имели, но до села нужно было пройти около 30 км, где на каждом шагу «дядю» и «племянницу» подстерегала опасность. Кочкину и Груне пришлось даже вести за собой корову. По версии, они собирались подарить её старосте Сенченко – «крестному отцу» Груни, который якобы уезжает с немцами в Германию.
– Было около четырех часов дня, – рассказывал потом Михаил Андреевич Кочкин, – погода стояла ненастная, моросил дождь. Подойдя к дому старосты, я вошел без стука. У порога возле шестка возилась с чугунком женщина лет шестидесяти, а за столом в переднем углу сидел, как я понял, сам Иван Свиридович Сенченко. Я громко поздоровался и, не раздеваясь, прошел к столу. Староста и его жена с удивлением смотрели на меня. Спросил: «Вы Иван Сенченко, староста села?» «Кто такой и что надо?» – сердито произнес хозяин. Вместо ответа я снова задал вопрос: «Ну как, зуботычины односельчанам продолжаете давать?» «Даю, если они этого заслуживают», – не робея отвечал Сенченко.
Я снял мокрый брезентовый плащ, переложив парабеллум во внутренний карман пиджака, произнес парольную фразу: «Ну… тогда одевайте свои кресты». Несколько было оторопевший староста повеселел и ответил: «А я уже думал влепить вам пулю в лоб».
Иван Свиридович оказался гостеприимным хозяином, пригласил за стол, его жена быстро приготовила поесть. И хотя не было времени рассиживаться в гостях, Кочкин присел. Мало ли кто мог заглянуть к старосте, а тут, как говорится, обычное домашнее застолье. Первым делом Кочкин в основных деталях обрисовал задачу, с которой он прибыл к Сенченко. Объяснил, что с ним послана Груня, которую староста должен теперь выдавать за свою крестницу.
Сенченко отозвался о старосте села Дмитровка самыми нелестными словами.
– Нелюдимый, зверь, а не человек. Одним словом, кулак он и есть кулак, – подытожил Иван Свиридович. – Можно сказать, этот Матвей Соловей только со мной во всей округе нормально себя и ведет.
Вечером, когда стемнело, Кочкин и Сенченко привели в Иванковцы трех партизан и Груню, которые ожидали Михаила Андреевича в лесочке в километре от села. После ужина Иван Свиридович обстоятельно познакомился с похождениями своей новоявленной «крестницы», а рано утром следующего дня, в расчете застать Соловья ещё дома, они выехали в Дмитровку. Часом раньше из Иванковцев ушли партизаны на хутор Плоский. Этот тутор находился в километре от Дмитровки и примерно на таком же расстоянии от Черного леса. Немцы побаивались заглядывать сюда даже группами.
