Михаил Белоусов - Об этом не сообщалось…
Гитлер начал войну с большевиками и зачем-то посадил в тюрьму нашего Степана. И за что? За то, что тот с ведома гиммлеровского агента митрополита Шентицкого посмел объявить людям, что немцы за нашу помощь им в войне предоставят Украине «самостийность». Правда, вскоре Степана выпустили из тюрьмы, но теперь он должен был действовать с оглядкой.
Гитлер сделал это потому, что не любит разговоров о будущем дележе власти и завоеванных территорий. Он проявил недальновидность. Если бы Гитлер предоставил украинцам самостоятельность, мы (т.е. лидеры украинского национализма) создали бы раду и свою двухмиллионную армию во главе со Степаном. Сегодня она не пустила бы большевиков на Украину. Насмерть бы дрались за каждый клочок её земли. Нам, Андрей, пришло время подумать, как жить дальше. Работать на немцев больше желания нет, потому что задаром служат только дураки и фанатики. Мы с тобой вроде бы ни те, ни другие. К большевикам нам с тобой дорога закрыта навсегда. Пора сматывать удочки. Кое-кто это уже сделал. Гестапо ищет исчезнувшую переводчицу, армянку. Предполагают, что это она прихватила с собой секретные документы. Причем в них идет речь не о немцах, а о тех, кто им служит. Но армянку ищут не потому, что теперь нависла смертельная угроза над германской агентурой. Немцам плевать на «русских свиней», которых переловят и расстреляют большевики. Они дрожат за свои шкуры. Начальству гестапо не дает покоя мысль, что в их секретном ведомстве работал советский агент. И те, кто пригрел его, могут жестоко поплатиться за это.
Потом Бойко признался, что в 1939 г. он, будучи офицером генерального штаба Войска Польского, бежал в Германию с документами куда более секретными, нежели эта армянка.
– Напрасно я старался, – сказал Бойко. – Думал, немцы зачтут мои заслуги перед Германией и выделят долю. Как видишь, не выделили. Есть у меня к тебе хорошее предложение: давай, пока не поздно, драпанем за океан. Только для этого нам нужны деньги, много денег. Подумай, как их достать…»
В кабинет к Бондаренко вошел дежурный по управлению «Смерш» фронта и доложил:
– Привезли.
Более семидесяти дней прожила Мария в лесу. Многое передумала за это время. На первой же встрече с Бондаренко твердо сказала:
– Поймите меня правильно. Я не шкуру спасаю, а пытаюсь искупить свою вину за вольно или невольно причиненное мной зло Родине.
Она передала ему список из 99 гитлеровских агентов. Большинство из них числилось в особой картотеке Полтавского отдела СД. Этот список Мария составила ещё 13 июля вечером, после того как встретилась с дедом Харитоном, и забрала с собой в лес. Мария назвала и многих других предателей Родины, которых знала в лицо, могла опознать и изобличить их, как бы они ни маскировались и ни отрицали своей вины. За долгое время пребывания в стенах СД ей пришлось многое видеть и слышать. Видеть самых отъявленных садистов, приезжавших в Полтаву по «делам» или за получением из рук высокопоставленных особ фашистского рейха высоких наград за злодеяния, чинимые ими над советскими людьми. Мария была свидетелем страшных и грязных расправ гестаповцев и их пособников.
Полтава в те годы оказалась центральным местом встреч не только высшего командования группы армий «Юг», штаб которой располагался здесь, но и двух других групп армий, находившихся на восточном фронте. Сюда также съезжались рейхсминистры, рейхскомиссары, рейхссекретари и оберфюреры, для того чтобы обсудить, как лучше грабить оккупированные советские земли и закабалить украинский народ. Марин приходилось видеть в Полтаве многих из них, в том числе и самого Гитлера.
На службу в СД она попала при следующих обстоятельствах.
На второй день после вступления немцев в Полтаву в сентябре 1941 г. во двор, где разместилась эта служба, было согнано до трехсот советских граждан, в основном коммунистов, комсомольцев и активистов. Гитлеровцы начали «разбираться» с ними. Для этого им потребовались переводчики. Первой сюда явилась преподаватель немецкого языка немка Эмма Фрлдриховна, долгие годы проживавшая в Полтаве, и предложила свои услуги. Она назвала гитлеровцам некоторых жителей города, знавших немецкий язык, в том числе и Марию. В тот же день фашисты привезли Марию во двор СД и предложили переводить их разговор с обреченными.
Так продолжалось несколько дней. А после того как количество задержанных несколько уменьшилось, Мария перестала ходить на «работу» в СД. Но у неё дома появилась Эмма Фридриховна и стала упрекать в «непочтительности» к новым властям. Одновременно она доказывала Марии, что с приходом немцев в Полтаву её мучения как наследницы украденного большевиками состояния закончатся. Эмма Фридриховна решительно заявила: «Завтра быть в СД», подчеркнув, что это приказ шефа. Мария повиновалась.
Потом в Полтаву приехал дашнакский генерал, эмигрант Дро Кананян. Он тоже потребовал, чтобы Мария, как он выразился, «обиженная Советской властью», честно служила немцам.
Сначала Мария была переводчицей. Позже, как хорошо знавшую язык, её произвели в секретари-переводчицы. Она помогала офицерам гестапо при допросах, переводила документы. Ей даже доверили вести картотеку в СД. Так она получила доступ и к секретам.
Мария рассказала оперработникам, как она тяготилась своей службой в СД и как у неё неоднократно появлялось желание уйти за линию фронта. Но такой возможности всё не представлялось. Первая надежда на то, что она сможет это сделать, зародилась после разгрома немецко-фашистских войск на Волге. А реальность для этого создалась после их разгрома на Курской дуге.
Беседы с Марией длились несколько дней. Она обстоятельно рассказала о многих генералах крупных штабов вермахта, ведомства Коха, гитлеровских разведчиках, контрразведчиках, гестаповцах и их помощниках из разного рода отщепенцев. Сведения, полученные от Марии, помогли советским контрразведчикам обезвредить многих гитлеровских агентов, что способствовало созданию необходимых условий нашему командованию для сохранения в тайне стратегических планов наступления.
Возмездие
Донесения, получаемые от наших зафронтовых товарищей, показания арестованных гитлеровских агентов и другие источники повседневно пополняли наши списки лиц, совершивших особо опасные преступления перед советским народом. Розыск их велся активно. При этом мы учитывали и тот факт, что справедливая кара, которая настигает гитлеровцев и их прихвостней, отрезвит не одну задурманенную фашистами голову. И если человек ещё не пал окончательно, то он найдет в себе силы повиниться, а для отъявленных негодяев постоянным спутником в их черных делах отныне станет страх перед неизбежной карой.
Но прежде чем перейти к описанию операции под условным названием «Возмездие», я хочу остановиться на одном из эпизодов, характеризующих коварство фашистских наймитов, что, на мой взгляд, отчасти поможет сегодняшнему читателю, далекому от суровых дней войны, уяснить, почему именно армейские органы госбезопасности назывались тогда «Смерть шпионам».
В двадцатых числах сентября 1943 г. мы получили донесение от нашего сотрудника, назовем его Русланом, недавно внедренного в абверовскую команду, находившуюся тогда в Кировограде. Он сообщал: «В эти дни «Зондеркоманда-204» ведет разведку в районе села Чернобыль на Киевщине на предмет выброски туда на автомашине диверсионно-террористической группы».
Село Чернобыль расположено при впадении реки Припять в Днепр и находилось в зоне действия Центрального фронта. Были приняты необходимые меры, и уже на следующий день в указанном районе опергруппа, которую возглавил А.П. Котовенко, задержала агента с рацией. Он показал, что заброшен сюда два дня назад с заданием: изучить на участке Чернобыль, Остер обстановку, подобрать здесь место для организации ложного контрольно-пропускного пункта и радировать в Кировоград о готовности к приему группы. Она будет небольшой, но мобильной, вероятнее всего, на автомобиле «додж»[18]. Группа должна выдавать себя за регулировщиков.
Агент довольно быстро понял, чего от него хотят советские контрразведчики, и передал гитлеровцам о том, что к приему диверсантов всё готово. Чекисты хорошо продумали операцию по обезвреживанию группы, заранее расставили автоматчиков.
Диверсанты были вооружены до зубов и экипированы так, как это показал радист. Старший группы в форме капитана Красной Армии, хорошо говоривший на русском языке, предъявил майору Котовенко удостоверение на имя командира комендантской роты штаба 13-й армии капитана Т.[19] Он заявил, что ему приказано в квадрате «24-А» создать новый КПП. Действуя по инструкции, Котовенко «усомнился» в целесообразности организации ещё одного контрольно-пропускного пункта и предложил «капитану» поставить машину на обочину, а самому пройти с ним к телефону, находившемуся здесь же, метрах в пятнадцати, в шалаше, для уточнения. «Капитан» вначале замешкался, но машина всё-таки съехала на обочину, и он вышел из кабины. В то время, когда Котовенко и «капитан» шли к шалашу, один из диверсантов, сидевший в кузове машины, дал очередь из автомата по находившимся у шлагбаума красноармейцам. Завязалась перестрелка, в результате которой пятеро из семи диверсантов были убиты. Наши товарищи потеряли старшего оперуполномоченного капитана Филатова.
