Анатолий Медников - Открытый счет
— Надо, чтобы кто-нибудь из офицеров поднялся вместе с Кохом наверх в цитадель, поговорить с теми, кто запугивает коменданта, — твёрдо произнёс он.
— Кому подняться? — с тревогой спросила Лиза.
— Я пойду и Вендель, — сказал Зубов.
— Это опасно, вы понимаете?
— Ничего, поднимемся как парламентёры.
— Нет, уж теперь как агитаторы, — горячо возразила Лиза, — а там, наверно, есть такие сволочи, которым терять нечего.
— Обойдётся. Мы группа "Бывалый", а внутри цитадели тоже тыл противника. Так что привычно.
— Напрасно вы шутите, Александр Петрович, напрасно, — повторила Лиза, пытаясь удержать Зубова и вместе с тем чувствуя, что ей трудно говорить от накатившего волнения.
Кох, которому Зубов заявил о желании подняться в крепость для переговоров, ответил согласием.
— Пошли, — заторопился Зубов, словно бы боясь, что его остановят, — пошли быстрее, Вендель!
— Александр Петрович! А попрощаться? Со мной-то! — крикнула Лиза.
Зубов не слышал или же сделал вид, что не слышит, но больше не обернулся. Лиза не успела опомниться, как он уже стоял у стены цитадели и, поддерживая верёвочную лестницу, помогал Коху поймать её ногой.
Так Лиза и не успела сказать Зубову что-то очень важное для них обоих, не успела даже обнять его на прощание. И только когда фигуры Зубова и Венделя, мелькнув на балконе крепости, скрылись затем за массивной дверью, у Лизы сразу резко и остро заболело сердце, как в предчувствии тяжкой разлуки.
19— Вот и Эльба! — произнёс Мунд со вздохом облегчения. — Но посмотри, Эйлер, что здесь творится?!
— Мост взорван и две переправы тоже, господин штурмбанфюрер!
— Сколько раз я приказывал тебе называть меня просто Карлом! — зло прошипел Мунд.
Они стояли на набережной небольшого городка Ней-Руппина, улицы которого были забиты беженцами и отступающими немецкими частями. Эльба лежала перед ними светло-серой пустынной полосой, по которой лишь изредка проносились катера американцев.
Чуть правее взорванного моста торчали из воды, как гнилые зубы, обломанные бетонные "бычки". Эйлер заметил несколько прогулочных пароходов с разноцветными шезлонгами на верхней палубе. Казалось, они приплыли сюда из какой-то иной, довоенной жизни. На палубах — ни души, как и на пристани. При свете дня к ней никто не приближался из страха быть замеченными американскими патрулями с западного берега.
Мунд погрозил кулаком через реку.
— Лицемеры! Они демонстрируют перед Россией свою союзническую верность… на час, на два! Жестокие и лицемерные Ами!
— Значит, отказывают в переправе, — подтвердил вслух свою догадку Эйлер, — даже беженцам и раненым?
— Да, да, да! — взорвавшись, заорал Мунд. — А то какого чёрта мы бы топтались здесь!
Говоря это, Мунд пристально смотрел на плоскодонную металлическую лодку, проплывающую посредине Эльбы. У мотора на корме сидел солдат-негр в серой рубашке и брюках, а два американских солдата стояли в лодке, с усмешкой снисходительного превосходства разглядывая восточный берег.
— Ишь, хозяевами смотрят! — выругался Мунд.
— Так куда же нам идти? — спросил Эйлер.
— Всё-таки на запад. Только на запад! Слушай меня внимательно и запоминай, — жарко зашептал Мунд в ухо Эйлеру. — Пройдёт время, и всё изменится. Время — великий исцелитель. Оно смоет ту грязь, которой сейчас обливают фюрера. Новые поколения немцев оценят наше время великих походов и покорения чужих стран. Надо только переждать и перетерпеть… "Мы ещё живы, и мы ещё дышим!.." Так сказал доктор Геббельс. А пока я дышу, я надеюсь! Ночью мы переберёмся на ту сторону. Со мной не пропадёшь, — решительно заявил Мунд и схватил Эйлера чуть повыше кисти, сильно и ободряюще сжав руку.
Эйлер промолчал. Чего ему искать на том берегу? Где бы он хотел сейчас очутиться — так это на Одере, в своём городке, в родном доме. И, только зная вспыльчивый нрав скорого на расправу Мунда, Эйлер не решился признаться ему в этом.
"Подождать до ночи? Ну что ж, подождём, там видно будет", — подумал Эйлер.
Они вышли из Ней-Руппина и попали в лес южнее города. Он весь буквально кишел сторонящимися друг друга группами военных людей и в штатском. Все они искали способа перебраться через Эльбу.
Русские ожидались здесь со дня на день. Они гнали впереди себя разрозненные остатки 9-й и 12-й немецких армий. Непрерывными дневными и ночными переходами эти части старались оторваться от противника, в то время как их арьергарды сдерживали преследующих.
Среди беженцев, очутившихся на Эльбе, ходили слухи, что русские уже встретились с американцами неделю назад в районе Торгау, а немцы восточнее города Стендаля создают предмостное укрепление и строят там переправы, несмотря на официальный отказ американского командования.
Услышав об этом, Мунд уверенно заявил:
— Вот увидишь, американцы будут смотреть сквозь пальцы на эти переправы. В конце концов, они прикроют нас своими спинами. Главное — уйти от русского плена.
Эйлер кивал, но продолжал отмалчиваться. Для него наступил тяжёлый час испытания, час принятия решения, которое определит многое, если не всё в его будущей жизни. Перейти сейчас Эльбу — значит переломить свою судьбу. Здесь, в этом лесу вблизи Ней-Руппина, Эйлер это понял со всей ясностью. Надо сделать выбор, решающий, может быть, роковой.
"Ну что же, Эйлер, думай, — сказал он себе. — Думать много — это ещё не значит думать долго!"
Как же всё это сложно и трудно. Он жил с Мундом и в Берлине, разве мало он думал в бессонные ночи, когда смотрел на горящий город или бежал в убежище, слыша за спиной нарастающий свист бомбы, которая разрывалась где-то совсем рядом!
И всё-таки тогда в нём ещё не созрела решимость сделать окончательный выбор. Да, тогда он колебался, на что-то надеялся, мучительно ждал каких-то перемен, а пока подчинялся воле и приказам Мунда.
В тот день, когда штурмбанфюрер и он дезертировали из батальона особого назначения, они чудом выбрались из центра города через парк Тиргартен, а оттуда на Халензее и Целендорф, юго-западную окраину Берлина. К счастью, у Мунда нашлась карта города, и он показал на ней, как Берлин взят в клещи войсками двух русских фронтов, соединившихся у Кетцина.
— Что же делать? — спросил тогда Эйлер.
На это Мунд ответил, что если они переоденутся в штатское, то, возможно, им удастся проскочить через неплотные боевые порядки русских. По слухам, они, не обыскивая, пропускали беженцев и на восток и на запад…
В Целендорф Мунд и Эйлер попали как раз в тот момент, когда танковая часть русских, готовясь к дальнейшему продвижению вперёд, накапливала боевые машины на улице под прикрытием стен домов. Эйлер, к изумлению Мунда и удивившись сам своей смелости, подошёл к молоденькому лейтенанту в танковом комбинезоне и со шлемофоном на голове и попросил хлеба.
— Гляйх, — ответил лейтенант и почему-то заулыбался, словно бы обрадовался этой просьбе, потом через командирский люк полез в танк, вынеся оттуда полбуханки хлеба.
— Зачем вы идёте из города? — тут же спросил он, покровительственно похлопав Эйлера по плечу. — Мы тут на днях кончаем войну, и начнётся хорошая, мирная жизнь.
— У меня там… больная… тёща… — запихивая в рот большой кусок, с трудом выговорил Эйлер и неопределённо махнул рукой куда-то на юг.
— Он так любит тёщу, что рискует жизнью. Это редкий человек! — снова улыбнулся лейтенант. Он тут же повторил это по-русски, показывая на Эйлера другому танкисту, чья большая голова в шлеме, похожая на чёрный кочан капусты, высунулась из люка.
— А у того, — лейтенант кивнул на Мунда, — тоже тёща?
— Мать.
— Ну, привет старушке. Ауфвидерзеен!
Теперь он уже просто захохотал, открывая крупные, молочной белизны зубы.
— Данке шен, — пробормотал Эйлер, отходя.
…— А ты молодец! — шепнул Мунд, когда они, миновав танковую колонну, вышли на шоссе, ведущее к городу Бранденбург.
Здесь уже на дорогах и в лесах им начали встречаться группы немецких солдат, бредущие в разных направлениях. Сплошного фронта, видимо, не существовало. Однако они старались избегать своих ещё в большей степени, чем русских. Всюду шныряли отряды военно-полевой полиции, на месте расстреливавшие дезертиров.
В Бранденбурге очутились к вечеру. Город выглядел вымершим. Давно прошли для Германии те времена, когда люди под вечер выходили на улицы погулять в своё удовольствие. Правда, по слухам, там, за Эльбой, мало что изменилось: и города не разрушены, и немцы не боятся расхаживать по скверам. Но за Эльбой Эйлер не бывал. А в Бранденбурге… они прошли от окраины к центральной площади, где рядом с ратушей и торговым центром располагалось здание комендатуры, и не встретили… ни одной женщины.
