Джастин Сарасен - Ведьма Сталинграда
Глава 27
Настя осмотрелась на новом месте. По краям лагеря стояли несколько низких зданий для администрации и охранников, а в остальном это было почти голое поле, огороженное колючей проволокой. Большинство пленников выкапывали в земле нору, чтобы как-то укрыться от ветра.
Но Настю по каким-то причинам отвели в полуразвалившийся сарай с крышей, но без стен – наверное, бывший хлев. Странная сентиментальность, не свойственная солдатам Вермахта. На грязном полу была набросана солома. Там уже ютилось около десятка женщин, обмотавшись подобием одеял.
Вскоре к ней подошел немецкий офицер. Настя узнала в нем человека, который служил переводчиком в предыдущем лагере. Власовец.
– Итак, лейтенант Петрова, – произнес мужчина, озадачив Настю ее новым именем. Он навис прямо над девушкой. – Вы же знаете, что не должны терпеть все это. Уверен, вы считаете, что поступаете правильно, но вы страдаете не за то.
– Предатель, – бросила Настя и отвернулась.
Но мужчина не отступал.
– Вы так думаете? Кстати, для Кремля вы тоже предатель, раз уж сдались в плен немцам.
– Это неправда! Я была без сознания, когда меня схватили.
– Для ваших соотечественников, которые придут вас освобождать, не будет никакой разницы. – В слове «освобождать» Настя услышала насмешку. – Разве вы еще не слышали? Сталин объявил, что понятия «советские военнопленные» не существует, есть лишь предатели и трусы. Так что раз вы здесь оказались, назад дороги нет. Если НКВД не пристрелит вас за дезертирство, они сошлют вас в Сибирь.
– Это вас расстреляют! – рявкнула Настя. – Вас и всех остальных, кто перебежал на сторону фашистов. А я все еще коммунистка.
Мужчина оперся на один из оставшихся столбов, скрестив руки на груди.
– Я тоже когда-то был коммунистом. Но Сталин не коммунист, он тупой и жестокий тиран. Неужели вы не знаете о репрессиях? Разве не устали бояться, что вас могут обвинить по любому малейшему поводу? Советские солдаты устали от комиссаров, которые дышат им в затылок, угрожая их родным.
– Хватит, я не хочу об этом слышать. Оставьте меня в покое.
– Я могу уйти, если хотите. Но, судя по погонам, вы лейтенант. Девушка, которая летает на самолетах и имеет лейтенантское звание в столь юном возрасте, должна быть очень толковой. Бьюсь об заклад, у вас уже есть несколько медалей. Такая девушка заслуживает лучшего, чем жить в страхе перед собственным правительством.
– Прямо сейчас я в ужасе от немцев. А почему вы нет? Кто вы вообще такой?
– Зовите меня Вовкой, как все остальные. Я выбрал немцев, потому что они меньшее зло. Да, они жестоки на поле боя, но война есть война. Зато мир они строят иначе, и я буду сражаться вместе с ними. В конце концов, наша жизнь станет лучше.
– Как вы можете такое говорить? Вы что, думаете, что, захватив СССР, немцы все нам вернут и спокойно уйдут к себе домой?
– Конечно, я так не думаю. Но немцы – цивилизованные люди, у них есть законы и суды. – Вовка немного помолчал, словно решая, продолжать или нет. – Видите ли, НКВД убили моего отца, просто взяли и убили, вот так, – мужчина щелкнул пальцами. – Долгие годы я считал, что они были правы и что мне остается лишь доказывать, что я настоящий коммунист, и тогда все будет хорошо. Но потом я прозрел.
У Насти не было слов. Так вот что заставило этого человека предать Родину. Он словно рассказывал историю про ее жизнь. Но что бы он сказал, узнай, что гибель ее отца возымела противоположный эффект, заставив ее стремиться к тому, чтобы стать героем своего народа?
– Мне кажется, жизнь при Гестапо будет такой же, как при Сталине, – сказала Настя, но как-то неубедительно.
– За что же нам тогда бороться? – спросил Вовка, упавшим голосом, словно тоже уже неуверенный в своей правоте.
– Мой отец… – Настя замолчала, но потом продолжила, – я воюю не за Сталина, а за Родину, за свою семью и дом. Немцы цивилизованны, вы сказали? Но мы не получаем таких же пайков, как другие военнопленные, и нам не разрешено принимать посылки Красного Креста.
– Так это все из-за Сталина, глупая девчонка! Он объявил, что попавшие в плен советские солдаты считаются не пленными, а предателями, и лишаются права на оказание помощи.
Настя не ответила, и они оба молчали какое-то время. Потом Вовка отряхнул свои руки, словно его перчатки испачкались в грязи.
– Что ж, каждый выбирает, какому злу служить. Но из-за своего идеализма ты можешь умереть с голоду, так что лучше ему не поддаваться. Жене коменданта нужна служанка. Пусть она будет нагружать тебя работой, но ты будешь жить с крышей над головой. Ты хочешь получить эту работу или нет?
– С чего вы взяли, что комендант позволит жить какой-то русской в своем доме?
– Молоденькой и симпатичной? Конечно, позволит. Решай быстрее.
Махнув рукой, мужчина развернулся и ушел, оставив Настю в замешательстве.
– Не слушай его, – услышала Настя.
Она повернулась в сторону, откуда донесся голос, и увидела девушку с круглым лицом, темными волосами и густыми бровями, которая сидела среди женщин, устроившихся на соломе. Присмотревшись, Настя увидела, что девушка была довольно красивой, хотя ее лицо было покрыто порезами и синяками. Незнакомка немного напоминала Инну, и из-за этого Настя сразу прониклась к ней теплотой. Судя по ватной куртке, девушка служила в пехоте.
– Меня зовут Ольга, – представилась она.
– Александра, – сказала Настя. – Вы знаете этого человека?
– Да, он придурок и предатель. Он припоминает все мелкие проступки на родине и закрывает глаза на крупные огрехи здесь. Видите холмы вон там? За ними глубокая яма. Под снегом и землей там полно трупов. Евреи, русские, комиссары. Вот что они нам готовят.
– Но мы же солдаты.
– Какая разница. Как-то раз я чистила отхожие места за лагерем и услышала, как один из охранников-украинцев пошутил, что это подходящее место, чтобы умертвить еще одну кучку большевиков. На что его напарник рассмеялся и сказал: «Пусть лучше подыхают с голоду. Однажды у нас ушел весь день на то, чтобы выстрелить каждому в голову».
Ольга подтянула колени к подбородку и посильнее запахнула куртку.
– Пристрелят тебя или нет – чистое везение.
Другие женщины, которые отошли подальше, пока в коровнике был Власовец, теперь подсели поближе, слушая разговор.
– Ты думаешь, мне не стоит браться за эту работу? – спросила Настя у Ольги.
– О, ты должна попробовать. Соглашайся! Зачем строить из себя мученицу? Я бы даже не раздумывала, предложи он эту работу мне. Но что это за повязка у тебя на руке? Снимай, от нее воняет. Похоже, ты носишь ее уже не первую неделю.
– На самом деле, месяц. Ребра у меня тоже перевязаны. Эти повязки меня греют.
– Греют-то греют, но комендант не возьмет тебя к себе в дом, если заподозрит, что ты больна или ранена. Давай помогу. – Ольга помогла Насте снять летную куртку и задрала ее гимнастерку. Она ловко размотала повязки. Тряпки были маслянистыми и выцветшими, но Настины ребра между тем зажили и в повязках больше не нуждались.
– Теперь давай руку. – Ольга развернула тряпки, защищавшие руку девушки целый месяц. Голой руке было холодно и неприятно, и слушалась она пока плохо.
– Как ты сломала ребра и руку? Самолет упал?
– В целом, да. Но меня выбросило из кабины прежде, чем он ударился о землю. – Настя внимательно посмотрела на Ольгу, пытаясь понять, узнала ли ее девушка, но Ольга не выказала удивления.
Когда-то, казалось, вся страна знала в лицо свою любимицу-пилота. Но за месяц Настины обесцвеченные волосы отросли, и парикмахер в лагере в Виннице сразу их обстриг. Теперь у Насти были короткие светло-русые волосы.
Настя смотрела, как Ольга умело массирует ее слабое предплечье, возвращая руку к жизни.
– Спасибо, Ольга, у тебя хорошо получается. Ты медсестра?
– Почти. Я училась на медсестру и была санинструктором. Но в ходе подготовки выяснилось, что у меня хорошо получается стрелять, и из меня сделали снайпера. – Девушка понизила голос до шепота. – На моем счету шестьдесят три убитых. Но фрицы поймали меня без винтовки: я выбежала из укрытия, чтобы вытащить раненого товарища. Я сказала, что я медсестра, и думаю, только поэтому меня не пристрелили на месте.
– Я тоже была снайпером, и это просто чудо, что мы еще до сих пор живы, – сказала другая девушка, похожая на татарку. – Немцы почти всегда убивают женщин.
– Когда я выберусь отсюда, то обязательно пристрелю еще несколько фрицев, – заметила Ольга.
Настя слегка улыбнулась, несмотря на голод, холод и слабость. Ольга сказала «когда».
* * *Как Настя и думала, комендант Крюгер жил за пределами лагеря в двухэтажном каменном доме, который до конфискации, очевидно, принадлежал какому-то важному лицу. Деревья защищали комендантский взор от неприятного зрелища – его изнуренных и медленно умирающих пленников.
Самого коменданта не было дома, когда Вовка привел Настю, но ее встретила жена коменданта. Фрау Крюгер производила впечатление суровой женщины, утратившей привлекательность. Ее седые волосы были плохо покрашены: достать краску на Украине сейчас явно было трудно. Глаза у нее были навыкате, словно она собиралась заплакать.
