Хироюки Агава - Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг.
Во всех мемуарах о войне на Тихом океане, которые ему довелось прочесть, Огата не встретил ничего столь подавляющего, как эта выдержка...
6
Ойкава сменил Йосиду на посту министра 5 сентября, а Тойода — Сумийяму как заместителя министра 6 сентября 1940 года. В течение трех недель между этим событием и подписанием договора Ойкава как морской министр созвал в Токио конференцию руководителей флота. Цель — определить окончательное отношение флота к Трехстороннему пакту; однако, весьма вероятно, уже заранее договорено, что флот даст свое согласие.
Флагман Объединенного флота стоял на якоре в Хасирадзиме, во Внутреннем море, и Ямамото, чтобы принять участие, прибыл из Хасирадзимы, захватив с собой огромное количество необходимых документов. Прошел всего год, как он покинул пост заместителя министра, и ему представлялась недопустимым, что Япония за этот период адекватно вооружилась.
На конференции морской министр Ойкава утверждал, что, если флот будет по этой причине противостоять пакту, второму правительству Коноэ придется уйти в отставку. Флот не мог позволить себе нести ответственность за падение правительства, а потому обратился к собравшимся с просьбой дать согласие на подписание договора. Ни начальник морского генерального штаба принц Фусими, ни один из присутствующих здесь военных советников и командиров флотов и баз не нашли что сказать.
Тут поднялся Ямамото:
— Я безоговорочно принимаю авторитет министра. Я не имею ни малейшего намерения возражать против того, что министр уже решил. Однако один момент очень меня беспокоит, и я хотел бы высказать по этому поводу свое мнение. Согласно предварительным расчетам Планового комитета правительства по мобилизации материальных ресурсов — как и до августа прошлого года в период, когда я был заместителем министра, — восемьдесят процентов всех ресурсов подлежит поставке с территорий, находящихся под контролем Британии или Америки. Подписание Трехстороннего пакта означает их неизбежную потерю; хочу вам сказать совершенно четко — поскольку желаю быть способным исполнять свои обязанности главнокомандующего Объединенного флота с легким сердцем, — что в программу материального снабжения внесены изменения, чтобы компенсировать возникающие несоответствия.
Ойкава вообще не ответил напрямую, просто повторив то, что уже сказал:
— Каждый из вас, уверен, имеет собственное мнение, но ситуация такова, какой я ее уже описал, и я прошу вас оказать поддержку Трехстороннему пакту.
В этот момент старший военный советник адмирал Осуми Минео вторит ему:
— Я согласен. За столом шум одобрения. Ямамото взбешен. В письме своему современнику Симаде Сигетаро, тогда главнокомандующему флота в Китае, он сердито жалуется: «То, что происходило во время обсуждения Трехстороннего пакта, и то, что с тех пор произошло вокруг программы материального снабжения, демонстрирует крайние противоречия в методах работы нынешнего правительства. На этой стадии изображать шок и возмущение американским экономическим давлением означает либо детскую безоглядность, либо исключительное невнимание к текущим событиям».
А вот еще один пассаж из того же письма: «Как-то я узнал через третье лицо, что принц Коноэ заинтересован во встрече со мной. Два или три раза я уклонялся, но он так настаивал, что в конце концов с согласия министра я беседовал с ним около двух часов».
Эта встреча произошла в ходе поездки Ямамото в Токио на только что упоминавшуюся морскую конференцию. Он заехал к Коноэ в его частную резиденцию и ответил на вопросы премьер-министра, касающиеся перспектив флота в случае войны с Америкой.
— Если мы получим такой приказ на это, — заявил Ямамото, — то я гарантирую тяжелые сражения в течение первых шести месяцев, но абсолютно не уверен, что произойдет, если все затянется на два или три года. Сейчас уже слишком поздно что-либо делать с Трехсторонним пактом, но я по крайней мере надеюсь, что вы сделаете все возможное, чтобы избежать войны с Америкой.
В отношении Трехстороннего пакта Коноэ сказал Ямамото: он считает странным, что флот согласился на него после столь слабого сопротивления; однако заместитель министра впоследствии объяснил, что перспективы материального снабжения весьма мрачны, сам флот к войне не готов и, хотя политически согласился с договором, ситуация в плане национальной обороны выглядит плачевно. Это, отвечал Коноэ, серьезно его расстроило. Флоту следовало занять позицию в полном соответствии с его взглядами; внутренняя политическая ситуация — это его собственное дело как премьер-министра, и ему самому решать, что следует предпринять.
В письме к Симаде Ямамото пишет: «Если судить по тому, как он мне жалуется, он, должно быть, принимает меня за дурака. И неудивительно, — если принц Коноэ всегда рассуждает в таком же тоне. В реальности для флота исключительно опасно исполнять то, что соизволят изречь министр иностранных дел Мацуока и ему подобные. Я ощущаю глубокое чувство вины перед его величеством ». Ямамото не симпатизировал и Симаде, — не доверял ему и описывал как типичного «льстивого купца ». Конечно, он не мог знать, что впоследствии Симада войдет в правительство Тодзио в качестве морского министра и настолько приблизится к своему боссу, что заслужит прозвище «лакей Тодзио», и все же в письмах Ямамото к Симаде, в отличие от тех, что он писал другому однокласснику, Хори, всегда содержится некое завуалированное предупреждение.
Таким образом, возвратившись на «Нагато» в Хасирадзиму, Ямамото все еще залечивал свои обиды. Тем не менее, являясь главнокомандующим, он уже не мог отстраняться от возможной войны между Японией и Америкой. Если позволить себе увлечься гипотезами, то, конечно, найдется много «если бы», которые можно здесь обсудить, анализируя, кто и что сказал в период, предшествовавший началу войны. Например, хотя пост Ямамото, как таковой, не позволял ему таких действий, он ставил под угрозу свою должность главнокомандующего Объединенного флота, потому что продолжал возражать против Трехстороннего пакта. Будь он заместителем министра или министром — почти наверняка рисковал бы своей работой — не говоря о жизни — по причине такой оппозиции. Похоже, он неохотно уходил из опасения навредить доброй старой морской традиции (в укрепление которой сам внес немалый вклад): только морской министр может вмешиваться в политику, и все остальные должны подчиняться его власти.
«Левое крыло» флота, таким образом, вело себя с почти излишней корректностью. В этом смысле она похожа на корректность поведения императора в политике — вопрос трудный, но тот, кто немало пострадал из-за этого, не может с легкостью от него отмахнуться. При формировании правительства Йонаи ушел в отставку. Через шесть месяцев после своей отставки, говорят, он полностью прекратил делать публичные заявления как адмирал, даже бывая в морском министерстве. Он поделился с Харадой Кумао:
— Жизнь, которую я сейчас веду, почти полностью отключена от мировых событий.
«В обычное время это выглядело бы естественно, — замечает Такеи Даисуке, — но в этот конкретный момент хочется, чтобы Йонаи высказывался почаще...»
Что случилось бы, если бы Ямамото проигнорировал морские традиции и позволил себе небольшое нарушение субординации, выступив против намерений вышестоящих, как это делали его коллеги в армии, но в другом направлении? Когда Йонаи, живя почти затворником, услышал о подписании Трехстороннего пакта, он описал период своего пребывания на посту морского министра: «Оглядываясь назад, считаю, что наша оппозиция Трехстороннему пакту оказалась тратой времени, как если бы грести против течения в ста ярдах от Ниагарского водопада ». Услышав это, Огатд спросил его, стали бы они сопротивляться до самого конца, если бы Ямамото продолжал возглавлять флот.
— Конечно, — ответил Йонаи; потом после паузы добавил с явным волнением: — Но я полагаю, нас бы обоих убили.
Понятно, не только флот и не только Йонаи с Ямамото осмеливались противостоять Трехстороннему пакту. Узнав о подписании пакта, старый государственный деятель Саондзи, находясь у себя дома, сказал своим служанкам:
— Теперь даже вы, возможно, не умрете в своих постелях!
Несколько раньше, когда вопрос альянса рассматривался на пленарном заседании Совета при императоре, советник Исии Кикудзиро выступил со следующим предупреждением: «Поразительно, что страны, которые вступали в союз с Германией или ее предшественницей Пруссией, никогда не извлекали никакой пользы из этого. Напротив, были такие, которых в результате постигли катастрофы и они потеряли свой суверенитет. Германский канцлер Бисмарк когда-то сказал, что любой союз между нациями требует рыцаря на коне и рыцаря на осле и Германия должна себе гарантировать, что будет рыцарем на коне». Но в конце концов ни у кого не нашлось силы управлять событиями или раскрыть глаза тупому ослу.
