Сборник - Ладога родная (Воспоминания ветеранов Краснознаменной Ладожской флотилии)
Так было часто, утомительно часто на Северном флоте, на Балтийском, но возможно, что рекорд успешных отражений атак самолетов принадлежит эсминцам Черноморского флота, поддерживавшим сообщение блокированного Севастополя с Кавказом.
Есть мужество — и мужество.
Представьте себе Ладожское озеро, те же Ю-88 и Ю-87, с теми же скоростями, бомбами, навыками и обманными эволюциями, иногда группами не меньшей численности, чем в море, атакующими с разных румбов, не большие и могучие боевые корабли, а старые озерные шаланды, после установки пушек переименованные в канонерские лодки 2-го ранга, или речные буксиры «ижорцы», или тендеры, переименованные после установки на них одной или двух 45-миллиметровых пушек и трального оборудования — в минные тральщики.
На некоторых те же пятьдесят или сто товарищей (если нет на борту эвакуируемых), те же команды: «полный вперед» или «назад», «лево на борт» или «право на борт».
Но только на Ладожском озере почти при том же водоизмещении и размерах кораблей сила машин была в сорок раз слабее, чем на миноносцах: время перевода кулис с переднего хода на задний в пять раз длительней, чем реверс турбин, и при почти одинаковом диаметре циркуляции поворотливость была значительно более медлительной из-за трудности перекладки руля. Люди принадлежали двадцатому веку, а техника — девятнадцатому.
На озере так же предостерегающе кричали сигнальщики: «Пошли бомбы!», так же здесь перекладывали штурвал и звонили машинным телеграфом, но только в пять, десять раз медленнее. И вот почему здесь чаще требовали носилки, чаще тушили пожары и чаще заделывали пробоины.
Казалось, что фашисты издеваются как хотят над кораблями флотилии. Казалось… Но только не мужественным морякам Ладоги, храбрым командирам, их сподвижникам и командам, которые совместно выработали свои особые приемы маневрирования и огня, чтобы путать расчеты «юнкерсов» и «хейнкелей».
Казалось… Но только не фашистским летчикам, которые удивлялись и не могли понять, почему они сами несут потери, почти накрывают бомбами эти «лапти», но утопить их не могут!
Чтобы хладнокровно выдерживать атаки неприятельских самолетов на тихоходных и медлительных кораблях и сохранять ясную голову для расчетов и управления, надо было иметь какие-то особые нервы и необычное мужество. Но этого мало. Надо было, чтобы моряки-ладожцы были спаяны коммунистами в единый, беззаветно преданный партии и Родине коллектив, знающий, что он защищает город Ленина.
Через все преграды
Их дела — это подвиг
Д.В. ПАВЛОВ
Дмитрий Васильевич Павлов с начала блокады Ленинграда и до конца января 1942 года был уполномоченным Государственного Комитета Обороны по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения Ленинграда. По роду работы он непосредственно учитывал все суда, прибывавшие с продовольственными грузами в Осиновец, и потому хорошо знал истинное положение дел на Ладоге.
Ныне Д. В. Павлов — министр торговли РСФСР.
Ладожская флотилия сыграла исключительно важную роль в перевозках продовольствия, боеприпасов и других важнейших грузов для осажденных в самый критический период 1941 года.
Несмотря на крайне неблагоприятные метеорологические условия осенью 1941 года и активные действия вражеской авиации, канонерские лодки, суда, баржи, буксиры доставляли боеприпасы, продовольствие, медикаменты, бензин. То были небольшие количества, но все же они поддерживали жизнь, укрепляли дух осажденных (есть связь с Большой землей). А в то время это было не менее важным, чем сам хлеб.
По долгу службы мне приходилось вести учет всех продовольственных грузов, поступавших в Ленинград, и знаю, как велико было для осажденных значение прибытия каждого судна в порт Осиновец, особенно когда запасы пришли к концу и нормы хлебного пайка были доведены (с 20 ноября) до предельного минимума — суточный расход муки составлял 510 тонн. Но и эти количества доставить с Большой земли было невероятно трудно. На Ладоге становился лед, суда ходить не могли. И все же моряки каким-то чудом пробивались через лед и наряду с боеприпасами доставляли продовольствие.
И те, кто знал в те дни истинное положение с продовольствием, до глубины души были взволнованы, когда узнали, что 23 ноября в порт Осиновец прибыли суда «Совет», «Учеба», «Практика», «Вилсанди», доставившие 195 тонн муки. Никто этого не ждал. Тогда по льду только что пошли первые автомашины, и в этот же день они доставили 33 тонны продовольствия, а на следующий день только 19 тонн, что объяснялось хрупкостью льда, который на большом протяжении трассы был неровный, местами совсем тонкий. И вот моряки флотилии по своей инициативе, рискуя жизнью, пробрались через льды, доставили 195 тонн муки. 26 ноября они завезли еще 96 тонн муки, а 27 и 29 ноября — 503 тонны.
Если учесть, что в то время вся суточная норма расхода муки (для военных и гражданских потребителей) составляла 510 тонн, то читатель легко себе представит, какое это имело огромное значение для осажденных. Каждый выигранный день — это удар по врагу.
Ладожская военная флотилия, во главе которой стоял мужественный патриот Родины, капитан 1-го ранга В. С. Чероков, зорко охраняла «Дорогу жизни» от врага, а немецко-фашистские захватчики делали все, что в их силах, чтобы парализовать движение на Ладоге. Но все происки врага были тщетны. Постоянно находясь в боевой готовности, моряки считали своим кровным долгом найти в себе силы и время и доставить возможное количество продовольствия, боеприпасов, горючего осажденным.
Силами работников речного флота и Ладожской военной флотилии осенью 1941 года доставлено водным путем 25 тысяч тонн продовольственных грузов, кроме боеприпасов, горючего, медикаментов. По тем нормам снабжения это обеспечивало 20 дней жизни ленинградцев, а в условиях осажденной крепости это много значит.
Матросы и офицеры, работники речного флота потом и кровью, а многие и ценою своей жизни отстаивали каждую тонну хлеба во имя спасения жизни осажденных.
Их дела осенью 1941 года — это подвиг.
Честь им и слава!
Какой ценой начиналась «Дорога жизни»
Инженер-напитан 3-го ранга в отставке 3. Г. РУСАКОВ
Зиновий Григорьевич Русаков в начале Великой Отечественной войны плавал на Ладоге командиром пятой боевой части корабля. Затем был дивизионным механиком катерных тральщиков и флагманским механиком отряда транспортов Ладожской военной флотилии.
Незабываемый сорок первый год. С первых дней войны я служил в должности командира пятой боевой части спасательного корабля «Сталинец», который участвовал тогда почти во всех видах боевой деятельности Ладожской военной флотилии. Это был корабль, обладавший всеми качествами мощного буксирного парохода с неограниченным районом морского плавания.
Особенно запомнились мне дни, когда рождался водный путь, связавший блокированный Ленинград с Большой землей, путь, впоследствии названный «Дорогой жизни».
На первых порах Ладожская флотилия еще не могла надежно защитить суда от налетов вражеской авиации. Многие суда не имели тогда достаточного вооружения. Постоянного патрулирования нашей истребительной авиации над трассой и портами не было.
Редкое мужество проявляли моряки и речники, совершая первые рейсы на этом пути.
Подвиг моряков тральщика ТЩ-122Едва наш спасательный корабль «Сталинец» после неудавшейся из-за шторма попытки эвакуировать гарнизон с острова Коневиц прибыл на рейд у мыса Осиновец, как поступило приказание — немедленно сняться с якоря. Командир получил задание идти вдоль южного побережья Ладожского озера к месту гибели тральщика ТЩ-122, выяснить обстановку, возможность подъема и восстановления корабля, снятия с него вооружения и ценного оборудования.
Еще вчера бушевавшее озеро стихло, но тишина эта была зловещей… Мы помнили, что притаившийся враг, готовый коршуном налететь на наш, в то время почти невооруженный корабль, где-то рядом. Однако бодрость духа и веру в нашу способность оказать сопротивление врагу моряки не теряли. Нашу уверенность поддерживал лихо укрепленный на грибке поворотного вентиляторного раструба в носовой части судна станковый пулемет «максим», полученный в дар от армейцев. Колеса «максима» изобличали его безусловную принадлежность к оружию сухопутного образца. Но вращающийся вентиляторный раструб, выполнявший роль своеобразной турели, да грозно устремленный в небо ствол свидетельствовали о том, что наш «максим» принял «морское подданство» и приобрел способность вести круговой обстрел по зенитным целям.
