Ютака Ёкота - Субмарины-самоубийцы
— Все дело в том, что тогда война была другой, — задумчиво произнес Танака. — Мы не скрывались и не убегали, как сейчас. В 1942-м мы действовали спокойно и собранно. Мы выигрывали ту войну. Дух победы переполнял нас. Мы открыто искали схватки с противником и
. сражались с ним грудь на грудь. У нас не было радара, но это не останавливало нас. Мы искали противника, сражались с ним и топили его.
А теперь приходится радоваться, если нам вообще удается найти его. Обычно теперь он сам находит нас. Три года тому назад обнаружение противника почти наверняка заканчивалось его потоплением. Когда один из дозорных кричал: «Вражеский корабль!» — все вопили от радости.
Мы разбегались по своим боевым постам, смеясь, а кое-кто даже пел. Еще до того, как раздавалась команда: «Стоять по боевому расписанию!»
А когда раздавалась команда: «Торпедные аппараты товсь!» — то тут же начинали спорить комендоры. Они не уставали повторять, что торпеды слишком дороги, чтобы расходовать их на врага, ведь каждая торпеда стоила тридцать тысяч иен. Они просили капитана всплыть и позволить им потопить вражеский корабль артиллерийским огнем.
Если он давал разрешение, мы всплывали на поверхность моря. Комендоры выскакивали на палубу и заряжали орудие. Всем остальным оставалось только смотреть. Все это было похоже на спортивное состязание. Когда комендоры попадали в цель, мы все кричали от восторга. Торговые суда врага тоже двигались медленно, они не могли уйти от нас. Мы легко догоняли их и топили.
Нам нравилось ощущать свою силу, особенно когда мы видели, как вражеское судно, пытаясь уйти от нас, кренится на волнах. Порой я даже испытывал жалость к морякам на таких судах, но наши молодые матросы ничего подобного не чувствовали. Ныне же роли полностью переменились. Теперь настала очередь американских моряков кричать от восторга, смеяться и петь. Все наши возможности и резервы совершенно исчерпаны. У нас никогда уже не будет тех возможностей, что были три года тому назад.
Рассказ Танаки заворожил нас. Мы поймали себя на том, что, слушая его, подались вперед, стараясь не пропустить ни слова.
— Когда я рассказываю все это молодым матросам, которые приходят на подводную лодку, — продолжал Танака, — они тоже хотят вернуться в то старое время. Не так уж много нас, ветеранов-подводников, осталось из тех, кто служит с 1942 года.
И он ведь прав, понял я, когда Танака стал спускаться в люк, чтобы заступить на вахту. Около шестидесяти японских субмарин было потоплено со времени нападения на Пёрл-Харбор, из них более двенадцати нашли гибель от торпед американских подводных лодок!
Вслед за Танакой мы тоже спустились в лодку, чтобы позавтракать. После завтрака все водители «кайтэнов» собрались в кают-компании и, расстелив перед собой большую карту, пытались определить, где мы находимся. Через некоторое время лейтенант Кавамото, сменивший лейтенанта Обори на посту старшего помощника капитана, позвал нас в центральный пост. Там уже были командир и штурман лодки.
— Ну, как вы себя чувствуете? — спросил капитан Орита и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Мы уклонились на этот раз от встречи с врагом на выходе из пролива Бунго. Когда мы двинемся дальше к югу, то там должно быть много американских кораблей. Если нам попадется крупная дичь, то я намереваюсь применить «кайтэны».
Каждый день с восходом солнца я намереваюсь погружаться и двигаться под водой. Время от времени будут объявляться учебные тревоги, цель которых — научиться как можно быстрее готовить «кайтэны» к пуску. Мы будем засекать время по секундомеру от момента объявления тревоги по корабельной трансляции до того момента, как вы доложите о готовности к пуску по телефону из своей торпеды. Надеюсь, что каждый раз это время будет сокращаться.
Мысль об учебных тревогах была оригинальной, и она пришлась мне по вкусу. Подобные тренировки помогли бы нам избавиться от скуки и отвлекли наши мысли от неудобств жизни на борту лодки. Мы вернулись в кают-компанию, которая на время стала уже нашим привычным местом сбора, и принялись ждать сигнала тревоги. Спустя полчаса, проведенных в бесплодном ожидании, сигнал так и не прозвучал, и лейтенант Какидзаки сказал:
— Нет смысла праздно торчать здесь. Давайте лучше тренироваться в выходе на цель.
Младший лейтенант Тадзицу, который столь невозмутимо вел себя, когда нас забрасывали глубинными бомбами, помог нам. Он водрузил небольшую модель корабля на стол примерно в пятнадцати футах от нас. Мы должны были за несколько секунд определить ее курсовой угол по отношению к нам. Тадзицу был очень удивлен, когда обнаружилось, сколь точны мы были. Когда в очередной раз наступила моя очередь, я прикинул, что курсовой угол модели составляет более тридцати градусов, но все же менее сорока. Поэтому я доложил:
— Правый тридцать семь!
Это так позабавило Тадзицу, что он не позволил никому прикасаться к модели, пока лично не достал транспортир и не измерил точный угол, который, к его изумлению, оказался равен именно тридцати семи градусам.
— Должно быть, вы много практиковались в этом, — задумчиво протянул он. — Если вы будете так же точны и в бою, то уж точно не промахнетесь!
За этим занятием время проходило быстрее, коки уже стали накрывать стол к завтраку, когда неожиданно по трансляции прозвучала команда:
— Водителям «кайтэнов» занять свои места!
Мы бросились к выходу из кают-компании. Я оказался последним, поскольку меня рассмешил Синкаи. Когда прозвучала команда, он как раз сидел в туалете. Вид у него был курьезный, когда, несясь по проходу, он в то же время пытался подтянуть штаны.
Шесть «кайтэнов» были установлены на палубе лодки в следующем порядке. Четыре из них были закреплены ближе к корме лодки, сразу за рубкой, образуя фигуру в виде ромба. Первым в остром углу ромба стоял «кайтэн» № 1, на котором должен был идти в бой лейтенант Каки-дзаки. «Кайтэны» Фурукавы — № 2 и Ямагути — № 4 располагались немного дальше за ним, борт о борт. Мой № 3 стоял ближайшим к корме. Перед рубкой, опять же бортами друг к другу, были закреплены «кайтэны» № 5 — Синкаи и № 6 — Маэды.
«Кайтэн» лейтенанта Какидзаки был не самым близким к кают-компании, но наш командир оказался проворнее всех нас. Он уже нырял в трубу, ведущую к его оружию, когда мы все еще только подбегали к нашим люкам. Проползая в своей трубе, я услышал, как кто-то из экипажа субмарины задраивает за мной люк, ведущий в ее корпус. Труба, по которой нужно было пробраться к «кайтэну», имела в диаметре около двадцати четырех дюймов.[18] Включив фонарик и стараясь не ударить секундомер о стальные стенки трубы, я проскользнул сквозь нижний люк моего «кайтэна». Развернувшись в кокпите, я задраил за собой нижний люк и устроился на сиденье.
— Третий номер свое место занял! — доложил я по переговорному устройству.
— Слышите меня хорошо? — спросили меня из центрального поста.
— Слышу отлично! — ответил я.
— Очень хорошо! Все водители «кайтэнов» на своих местах. Расход времени — две минуты пять секунд.
Я оказался последним. После окончания учебной тревоги я узнал, что лейтенант Маэда занял место в своем «кайтэне», ближайшем из всех, уже через пятьдесят пять секунд и первым доложил по переговорному устройству. Капитан Орита, похоже, был доволен результатами. Во всяком случае, никаких нелестных для нас замечаний высказано не было.
Около 16.00 мы всплыли на поверхность моря. Обычно в подобных случаях нам не позволялось выходить на рубку лодки, но мне очень хотелось взглянуть на волнующееся море — мы чувствовали бортовую качку по мерному перекатыванию лодки. Синкаи тоже хотел этого. Возможно, это был наш последний шанс бросить взгляд на широкие океанские просторы, увидеть которые нам в следующий раз придется только через узкий окуляр перископа. Мы попросили разрешения у капитана Ориты. Он уже готов был отказать нам, когда Синкаи произнес:
— Пожалуйста, господин лейтенант. Хотя бы полминутки.
— Хорошо, — сказал Орита, — но, если нам придется срочно погружаться, мы вас оставим снаружи.
Он улыбался, произнося эти слова, но я не уверен, шутил он или говорил серьезно.
На мостике рубки стоял лейтенант Кавамото, на груди у него висел на ремешке бинокль, который он часто подносил к глазам. Вместе с ним на палубе находилось шестеро дозорных. Все они стояли не шевелясь, лишь медленно поводя головой, вперившись взглядом через бинокли в пространство моря и неба.
Мой взгляд тоже приковался к великолепию водной глади. Вплоть до нынешнего момента все сколько-нибудь крупные акватории, которые мне доводилось видеть, были либо ограничены окружающей сушей, как на Внутреннем море, либо берегом. Но сейчас море простиралось во всех направлениях, ему, казалось, не было конца и края. На восточном горизонте клубились облака, напоминавшие громадных птиц, летящих к северу. Поверху лучи заходящего солнца окрашивали их в густой багрянец. Где-то в этих водах я и найду свой последний приют. Сколь же ничтожен человек перед величием природы!
