Александр Розен - Полк продолжает путь
— Ведь это подумать только, как не повезло, — сказал Ларин, глядя на свою уже не гнувшуюся ногу.
Елизавета Ивановна по-прежнему не отвечала ему и только все ниже и ниже нагибалась над ним.
— Елизавета Ивановна! Что с вами?
Елизавета Ивановна припала к его забинтованной ноге.
— Не могу я больше. Не могу. Извелась совсем, — плача, сказала она. — Я думала: война, фронт, буду помогать.. Потому и пришла в полк. А тут… тут… Когда же это все кончится?
Ларин с трудом понимал ее. Значит, все то, чем жил он все эти дни, ей только в тягость? Все, что было для него таким важным и значительным, ей совершенно чуждо?
Ларин хотел сказать, что она нужна сегодня так же, как будет нужна завтра. Но ничего не сказал. Эти слова остались бы только словами. Елизавета Ивановна жила своим горем. И все, что было за пределами его, было ей недоступно.
— Елизавета Ивановна, — сказал Ларин как можно ласковее. — Скоро мы будем воевать.
— Скоро? Вы верите в это, Павлик?
— Я это знаю… — Он приподнялся, но шина не пускала его. Тогда он снова лег на землю и пополз вперед, подтягивая забинтованную ногу.
— Павлик! Нельзя, Павлик… Товарищ капитан! — сказала Елизавета Ивановна, вытирая слезы с лица и смеясь над его неловкими движениями.
— Ну нет, — сказал Ларин. — Это мое право. У нас в дивизионе раненые из боя не выходят. А я как-никак здесь командир.
Удар по «противнику» был нанесен внезапно и именно по тем местам, где он сосредоточил силы для контратаки. Всю ночь и весь следующий день дивизия наступала, и ларинский дивизион несколько раз менял огневые позиции, сопровождая пехоту «огнем и колесами».
После учения командир дивизии наградил старшину Богданова орденом Красной Звезды. Обычно вручение орденов происходило в Кириках. Награжденных выстраивали возле штаба. Духовой оркестр (старое приобретение Бати) играл туш. На этот раз Макеев вручил орден Богданову на наблюдательном пункте дивизиона. Он сказал очень короткую речь, и, когда прикреплял орден к гимнастерке Богданова, ему показалось, что Ларин и старшина обменялись быстрыми взглядами. Быть может, оба они в этот момент вспомнили прошлую ночь и то, как молча сидели в ожидании ответа командира полка и думали об одном: их время пришло.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Утро было теплое, мглистое. Пока Ларин ехал в Ленинград, огромная черная туча непрерывно висела над ним, словно пытаясь соединить кириковскую землянку с высоким домом на углу проспекта Майорова и Мойки.
Медленно светало. В воздухе появились редкие снежинки, потом подул резкий северный ветер и сорвал тучу. Показалось далекое солнце, стало холодно, светло и ясно.
Машина остановилась. Ларин выскочил и мигом одолел лестницу. Но сколько он ни стучал в знакомую, обитую клеенкой дверь, никто не отзывался.
«Ольга, наверное, работает в ночную смену. Мать ушла за хлебом», — размышлял Ларин. Он выкурил папиросу, другую, вышел на улицу и стал ходить перед домом.
Наконец он увидел две фигуры — одну в военном полушубке, не то мальчик, не то совсем молоденькая девушка, и другую, закутанную в какие-то старомодные шали.
— Павлик!
— А я не узнал тебя, — сказал Ларин, целуя Ольгу в мокрое от снега лицо. — В этом полушубке ты на себя не похожа…
— С мамой поздоровайся, — шепнула Ольга.
Ларин обнял Валерию Павловну. Пока они поднимались по лестнице, он рассказал, что получил отпуск на сутки. Вообще-то никому отпусков не дают…
Вошли в комнату, Ольга скинула полушубок и тяжелую шапку-ушанку. Ларин увидел, что она сильно изменилась за это время. Беременность пошла ей на пользу. Она поздоровела, округлилась, разрумянилась и вся стала как-то ярче.
— Ну как ты находишь меня? — спросила Ольга.
— Ты… пополнела… — ответил Ларин неуверенно.
Ольга весело засмеялась:
— Мама, он говорит, что я «пополнела»!
Мать, качая головой и что-то шепча, накрывала на стол. «Совсем старая», — подумал Ларин.
Не то чтобы Валерия Павловна поседела или сгорбилась, просто лицо ее было очень усталым, как оно бывает у людей, уже перешагнувших неуловимую и опасную черту.
Устало взглянула она на Ларина и спросила:
— Что же это вы, Павел Дмитрич, Колю не привезли?
Ларин хотел было ответить, но она перебила его:
— Коленька о вас в каждом письме пишет: и герой вы, и человек хороший. А вот ведь…
— Мама, мама, — остановила ее Ольга, — ну что же это такое? Как вам не стыдно? Как это «привезти с собой»… Вы же слышали, что отпусков никому не дают. Слышали, да?
— Слышала, — почти беззвучно ответила Валерия Павловна.
— Я тоже за это время полюбил Николая, — сказал Ларин. — И не потому, Оля, что это твой брат. Нет, не потому! Он очень чистый, честный, душевный человек. Хороший товарищ. Способный военный. Правда, он еще не воевал, но я уверен, что он замечательно проявит себя.
— Накаркаете, — сказала Валерия Павловна и застучала посудой.
— То есть как это «накаркаете»? — переспросил Ларин.
— А вы, Павел Дмитрич, не смотрите, что я старая. Я все понимаю. Приехали — значит, перед боем.
— Ну, мама, вы всегда больше всех знаете, — вмешалась Ольга.
— Да что ж тут мудреного? Весь город только об этом и говорит. Такой бой будет… Тут уж либо пан, либо пропал. Так вы уж лучше Николая не перехваливайте…
— Надо бы печку затопить, — сказала Ольга поеживаясь.
— Я затоплю.
Ларин открыл вьюшки, сунул несколько поленьев в жестяную печку-времянку. Дрова негромко затрещали, и Ларин, встав на колени, принялся раздувать слабое пламя.
Ларин пододвинул к печке маленький столик и плетеное кресло. И когда он наливал чай и резал хлеб и подавал Ольге то стакан, то тарелку, он все время чувствовал на себе два взгляда: ревнивый Валерии Павловны и любящий Ольги.
— Милый, милый, мне так хорошо с тобой… Никуда не иди сегодня, — прибавила она не свойственным ей капризным тоном.
Услышав этот тон, Валерия Павловна укоризненно взглянула на Ларина: вот, мол, полюбуйтесь, что вы наделали.
— Уйду, Оля, но ненадолго. Надо зайти к Грачеву и в госпиталь: хочу повидать Снимщикова.
— Ну да, все работают, всем некогда, только я лодырь, — все тем же шутливо-капризным тоном сказала Ольга.
— Да кто же это говорит!
— Я говорю. Ведь с сегодняшнего дня я действительно вольный казак.
— Почему так? — не понял Ларин.
— Мама, он спрашивает «почему»! Глупый человек, Советская власть беспокоится о том, чтобы у капитана Ларина был здоровый и красивый сын. Разрешите доложить, товарищ капитан, декретный отпуск, товарищ капитан. Зато у меня есть молоденькая сменщица, — показала она на Валерию Павловну.
— Мама? Ты мне ничего не писала. Мама, это правда, вы работаете?
— Ахти, какие дела, — проворчала Валерия Павловна. — Кажется, руки у меня еще не трясутся.
— Иди, милый, по своим делам, — сказала Ольга, — мама поможет мне. Только возвращайся скорее…
Но Ларин не сразу попал к Грачеву.
— Директор завода занят, — сказала молоденькая девушка-секретарь с очень нежным лицом и стриженая под мальчика. На плечи ее был накинут серый пиджачок.
— Подожду, — сказал Ларин.
Он сел в угол и угрюмо смотрел на секретаршу. И легкая ее походка и нежное личико раздражали Ларина. Невольно он сравнивал ее с Ольгой.
Секретарша вдруг пересела за маленький столик и с удивительной быстротой напечатала на машинке какую-то бумажку.
— Долго я буду дожидаться?
— Надо подождать. Вы по личному делу?
— Почему вы так думаете? — Ларин ненавидел сейчас это нежное личико и прическу под мальчика.
Но в это время дверь из кабинета Грачева отворилась, и, к удивлению Ларина, оттуда вышел знакомый ему по кириковским учениям генерал.
Ларин встал, козырнул, но генерал не обратил на него внимания. Он подошел к секретарше и ласково провел рукой по ее стриженым волосам.
— Как дела? Как здоровье?
— Спасибо, товарищ генерал, — отвечала секретарша улыбаясь, — здоровье хорошее. Товарищ Ларин, пройдите к директору.
Ларин вошел в кабинет Грачева с готовой фразой: «Не люблю я, Илья Александрович, этаких вертихвосток». Но, войдя, ничего не сказал.
Лицо Грачева было так напряжено, что каждый мускул казался строго очерченным. Это мускульное напряжение должно было и не могло скрыть волнение душевное.
— Ну, здравствуй, — сказал Грачев. — Садись. — Он оперся ладонями о край стола, словно бы этим движением хотел придать устойчивость их встрече.
Зазвонил телефон, и Грачев, взяв трубку и опершись грудью о стол, сказал:
— Сейчас приду. — Он встал и спросил Ларина: — Ну, как там… у вас?
— Привез вам письмо от командира полка, — сказал Ларин. — Все учимся, Илья Александрович. Ждем приказа воевать.
