Ганад Чарказян - Горький запах полыни
Провожая нас у своего глиняного забора, Рахман, мешая таджикские слова с пуштунскими, очень сердечно произнес:
— Пусть таких дней в вашей жизни будет как можно меньше. Пусть всегда сопровождают вас мир и покой. И в доме, и в дороге. Идите с Аллахом. Он вас не оставит.
Когда немного отошли, я еще раз оглянулся, чтобы махнуть Рахману рукой. У соседских домов, как и у дома Рахмана, стояли люди и махали нам руками. Также махали нам и ребятишки на крышах. Я вспомнил, как махали мне — родные, соседи, друзья — еще в моей Блони, когда я высунулся из открытого окна автобуса и в последний раз махнул им рукой. И тогда, как и сейчас, на глаза навернулись слезы. Но показать их Фарузу мне было неловко. Поэтому немного ускорил шаг и пошел первым по тропинке, которая вела нас к нашим припрятанным рюкзакам. С ними оказалось все в порядке. Хотя и нашел я их не с первого раза. Только увидев свое богатство, Фаруз успокоился окончательно и благодарно обнял меня. Он не сказал мне ни слова, но его взгляд был красноречивей всяких речей.
16
Через двое суток, прошедших, слава Аллаху, без приключений, — норму перевыполнили — показались первые дома Кундуза. Теперь мы уже прятали наши рюкзаки вместе. Вернуться за ними должны были с заказчиком. А с его легкой руки это зелье пошло бы в широкий мир, неся кому-то краткое счастье, кому-то забвенье от горя, кому-то долгожданную, освобождающую от всех тягот смерть. Когда же, наконец, жизнь станет достойной человека? Да поможет нам всем Бог, Аллах, Будда и тысячи других богов очистить землю от нечисти, а небо от железных птиц, неустанно сеющих смерть.
Налегке мы вошли в Кундуз, заглянули на базар, бесконечно тянущийся с запада на восток под навесами от солнца. Тут кто-то хлопнул Фаруза по левому, многострадальному плечу. Он охнул и присел от боли. Но тут же начал улыбаться — приложил его давний знакомец.
— Дорогой, обниматься не будем. Здоровье не позволяет. Добра и мира твоей семье!
— Добра и мира и твоей семье! Покой ушедшим! Времена теперь неспокойные, береги себя, дорогой Фаруз! Чтобы в следующий раз я смог тебя обнять, как бывало.
Мы со знакомцем Фаруза тоже обменялись приветствиями и пожеланиями добра и мира.
Родные Фаруза приняли меня как сына. Как могут принять человека, который спас их брата от гибели? Хотя, конечно, ничего сверхъестественного, по моим понятиям, я не совершал. Но дело было в том, что в этом неестественном мире я отваживался жить по естественным человеческим законам. По законам, которые вошли в меня с молоком матери, со словами деда и отца. Жить вопреки этим законам было просто невозможно. Да и в конце концов, в моих интересах было пройти этот смертельно опасный путь с Фарузом, Арманом, Джафаром. Нам с Фарузом повезло. Ведь кто-то же должен выжить и на этих горных тропах — чтобы жизнь продолжалась.
Как Фаруз передал рюкзаки с наркотиками заказчикам — не знаю. Он справился с этим без меня, не хотел засвечивать, потом могли бы возникнуть какие-нибудь проблемы. Чем дальше ты будешь от этого дела, тем лучше. Даже малейшее подозрение на твой счет может стоить тебе жизни. Он также предупредил, чтобы никому, даже его родным, не проговорился о гибели двоюродного брата и Армана. В свое время он им все расскажет. А пока будем говорить, что они задержались в пути. Их долю получат родители. Признаться, я немного сомневался в этом, наблюдая, каким быстрым и расторопным стал мой еще недавно чуть живой спутник. Он постоянно пропадал на базаре, о чем-то договаривался, кому-то что-то обещал, а у кого-то даже требовал. Я понял, что в своем бизнесе Фаруз не из последних.
Получив деньги, Фаруз разделил их на четверых — поровну всем, в том числе и мне. Я начал отказываться:
— Ты превращаешь меня в наркодельца! Я не хочу зарабатывать на этом деньги.
— Хочешь не хочешь, а заработал. Только благодаря тебе мы доставили груз. Только благодаря тебе я живой. Нет, ты должен взять деньги. Ведь у тебя впереди новая дорога. Кто знает, что тебя там ждет? А доллары и у таджиков доллары. Перестань упрямиться. Считай, что это доллары не за наркоту, а за мою благополучную доставку. Ты же мог и не знать, какой у меня товар. А вообще-то мир сошел с ума: мы ненавидим американских кафиров, травим их наркотиками, но в то же время больше всего ценим их деньги. Нет, я не хочу больше ни о чем думать — можно голову сломать.
На базаре я купил китайские кроссовки с намерением прошагать в них до самой Блони. Когда снял в последний раз свои галоши родного производства — красная байковая подкладка уже вытерлась, резина потрескалась — на глаза навернулись слезы.
Расхаживая по городу, я обнаружил там и баню. На следующий день мы с Фарузом посетили это заведение. Конечно, температуры там не наши, больше горячего тумана, но все равно было приятно впервые за много лет испытать почти забытое наслаждение. Выйдя из бани, одетый во все чистое и новое, я почувствовал себя моложе лет на десять и ощутил прилив сил и уверенности в том, что все будет хорошо. Так что же я медлю?
Тут же напомнил Фарузу о своей единственной просьбе — помочь организовать переход в страну таджиков. И как можно быстрее. Веками так сложилось — не только здесь, во многих странах мира, — что вдоль границ между государствами с двух сторон живут представители одной и той же нации. Но связь между родственниками, несмотря на все преграды, никогда не прерывалась. До сих пор умерших на одной стороне могут хоронить на родовом кладбище с другой стороны границы. Конечно, традиция эта поддерживалась и теми, кому организация таких похорон была выгодна. Контрабандисты всех мастей издавна использовали этот канал для своих целей. Разумеется, при явном попустительстве пограничных властей. Ведь они тоже имели некоторый приработок на таких аферах.
Переправить меня на тот берег Пянджа было решено в качестве покойника. Вначале меня это несколько встревожило. Но, познакомившись с деталями операции, признал этот путь вполне приемлемым. Тем более что операция была отшлифована до мельчайших деталей. Хотя властям все было известно и, казалось, можно проводить церемонию не так убедительно и достоверно. В какой-то мере такие похороны становились развлечением для всех, кто принимал в них участие. Поэтому достоверность происходящего ценилась превыше всего.
Через несколько дней, которые Фаруз провел неизвестно где, он вернулся усталый, но довольный:
— К похоронам все готово. Ждут только покойника. Но, может, ты бы еще не умирал, погостил у нас? Мне так не хочется расставаться с тобой. Ты стал мне как брат.
— И ты мне стал как брат. Но там меня тоже ждут.
— Тогда в понедельник утром нам в путь. Как сурово говорят: в последний путь. В понедельник мы станем участниками большого спектакля. И главная роль будет принадлежать тебе — уважаемому покойнику, которого быстро несут, постукивая посохами. Кстати, чтобы тебя не обидеть, как говорят на Востоке, с тебя тысяча долларов. Хотя переправа на тот берег стоит дороже. Остальные расходы беру на себя. Людей надо кормить, нанять транспорт, немного отстегнуть пограничникам, чтобы не тыкали покойника щупом. А главное, надо не обидеть женщин-плакальщиц. Они могут так выть, что все похолодеют и никому не придет в голову проверять — жив покойник или не очень. Должен сказать, что ты не первый и не последний, кто переходит на ту сторону самым надежным способом. Можно было, конечно, сэкономить — ночью перебраться через реку вплавь. Но тут нет гарантий, могут подстрелить. А скорее всего, так замерзнешь в ледяной воде, что прямиком отправишься на тот свет. Станешь настоящим покойником. Кладбище, куда тебя повезут, находится довольно далеко от границы. Там уже никаких постов. На тебя наденут белый саван, завернут в ковер, сверху атласное зеленое покрытие, положат на носилки, поместят в кузов и довезут до моста. Там снимут и понесут через мост. Дело пограничников подсчитать людей — их количество на обратном пути должно остаться точно таким же. Ты можешь спокойно дышать и даже чихать. Потому что переход с границы и до кладбища люди будут нести твой «труп» почти что бегом. Такова традиция захоронения — если умер ночью — то надо хоронить до обеда. А если утром, то до захода солнца.
Я выслушал план Фаруза, все было разумно, но что-то во мне сопротивлялось такому преодолению границы. Уж лучше ночью через ледяную реку. Почему-то меня очень смущал саван.
— Я на голое тело его не надену.
— И не надо, — согласился Фаруз, — будешь в одежде, как и все.
— И посох должен быть со мной. Это мой талисман.
— Я положу твой талисман рядом, раз он тебе так дорог. Ты что, собираешься там овец пасти? Зачем тебе посох?
— Он еще мне пригодится, много злых собак на дорогах.
— Ты хорошо сказал про злых собак. Я бы сказал: еще много бешеных псов, которым надо хорошо приложить. Ну, тогда Аллах нам в помощь…
