Тейн Фрис - Рыжеволосая девушка
Ответа не последовало, но из дома послышались приближавшиеся шаги. Отворилась дверь. Флоор уже приготовился по-военному приветствовать хозяйку дома, ибо это была без сомнения хозяйка: среднего роста, крепкая, краснощекая, русоволосая женщина лет тридцати — именно такой обычно представляют себе голландскую крестьянку. Еще до того, как было произнесено первое слово, ее зеленовато-карие глаза пытливо уставились мне в лицо, как будто она хотела сразу определить, что я за человек. Я глядела на нее, а она на меня. Возле ее рта и недоверчивых глаз появились мелкие морщинки. Флоор весело сказал:
— Рад видеть тебя в добром здоровье, Карлин… У Яна все в порядке? Меня, как обычно, занесло сюда попутным ветром. Я приехал вместе с девушкой, которая очень хочет навестить нашего друга. Если он здесь…
Крестьянка, жена огородника, протянула мне наконец руку. Следовало ли мне назвать себя? Ее имя, хотя и косвенно, было уже названо. Я боялась проявить чрезмерную живость или излишнюю замкнутость. Я, как могла приветливо, пробормотала что-то. Хейс переводил внимательный взгляд с одного взрослого на другого.
— Нашего друга… Да, он здесь, — сказала Карлин.
То обстоятельство, что Флоор приехал со мной ради этой цели, по-видимому, успокоило ее.
— Пойди к нему сам, Флоор, может, он тебя примет…
Глаза Карлин светились мягким юмором. Флоор усмехнулся, а за ним усмехнулась и я, только более сдержанно. Флоор наклонился и провел рукой по растрепанным золотым волосикам Хейса. Когда мы выходили из кухни, я кивнула Карлин и почувствовала, что она недоуменно смотрит нам вслед. Скрип качалки возобновился, как только мы с Флоором вышли из дома. Флоор пересек двор, направляясь к сараю из аккуратно подогнанных бревен. Я следовала за ним. Мы вошли в сарай, где низко над головой проходили балки и смешивались самые различные запахи: пахло курами, которые неподвижно сидели за проволочной сеткой; пахло карболинеумом[12], свежим тесом, соломой. Сарай был разделен на несколько клетушек. Флоор без колебаний направился ко второй двери, предварительно заперев за собой входную. Мы очутились в отгороженном квадратном помещении. На балках висели рядами пучки серого гороха и фасоли. На полу толстым слоем — не меньше полуметра — лежала солома. Здесь был затхлый воздух, мертвая тишина и какая-то духота, впрочем, не такая уж неприятная.
— Выходи-ка, друг, — сказал Флоор неестественным басом, — ты попался.
Это была отвратительная шутка, вроде тех, какие мои товарищи мужчины любили отпускать друг другу; опасность ведь вызывает постоянное нервное напряжение, и время от времени требуется разрядка. Я терпеть не могла подобного рода «развлечений» — как их называли мои товарищи, — с тех пор как Франс разыграл меня в поместье «Испанские дубы» при моем вступлении в группу. Солома мгновенно зашелестела, рука с огромным револьвером марки «ремингтон» показалась из соломы и нацелилась прямо на Флоора.
Кажется, Флоор все-таки испугался на мгновение, и я подумала: поделом ему. Но Флоор тут же усмехнулся:
— Эта вещичка вряд ли заряжена; боеприпасы были посланы сюда в последний раз больше двух месяцев назад!
Я увидела, как солома быстро зашевелилась, и мгновение спустя из нее высунулась золотисто-каштановая голова Хюго, вся в соломенной трухе. Взгляд его голубых глаз, в этот момент необыкновенно синих и строгих, сразу остановился на мне. Мне показалось, что его лицо внезапно побледнело, однако хорошо разглядеть я не могла — откидная рама была вставлена слишком высоко.
— Хюго! — сказала я.
Голубые глаза Хюго вопросительно уставились на Флоора, который смущенно прикрыл рот рукой. Я, еще более смущенная, чем он, ждала. Хюго бросил на меня свирепый взгляд, видно, ему очень хотелось послать меня к черту.
— Здорово, — не спеша сказал Флоор.
— Здорово, — ответил Хюго и вылез из соломы.
Все мы молчали, пока Хюго медленно стряхивал с себя соломинки и труху. Наконец он, глядя на нас, спросил:
— В чем дело?
Флоор кашлянул. — Есть новости, Хюго… военнопленных переправили в другое место.
Приподняв одну бровь, Хюго пренебрежительно сказал:
— Об этом я слышал еще на прошлой неделе.
Он оттолкнул Флоора в сторону, вышел из сарая. Флоор пропустил Хюго вперед и сделал мне знак следовать за ним. Я чувствовала себя очень несчастной и сожалела о том, что мне в голову пришла мысль обратиться за помощью к Флоору. Когда мы очутились на дворе, я со злости отшвырнула ногой камешек, который, к несчастью, задел Хюго по ноге. Я заметила, что он опять ходит в спортивных туфлях. Он моментально обернулся и гневно спросил:
— Это что еще за дурацкая выходка?
— Извини меня, это я…
Хюго шагнул мне навстречу. Флоор тоже сделал шаг вперед. Хюго остановился. Я ничего не понимала. Казалось, передо мной стоял совсем другой Хюго. Я быстро подбежала к нему и смерила его взглядом с головы до ног. У меня не было больше страха перед этим отважным партизаном. Мне вдруг захотелось быть нисколько не хуже знаменитого народного мстителя, убравшего Паардманса и других врагов народа. И у меня тоже было чувство собственного достоинства.
— Я приехала сюда, потому что не могу больше сидеть сложа руки в Гарлеме! — выпалила я. — Там все наши действия парализованы! Один сердится, другой придирается, третий мечтает о том, чтобы взорвать на воздух немецкие поезда, и ровно ничего не делается! Я хочу дела, Хюго! И я так долго надоедала Флоору, что он наконец согласился отвезти меня к тебе!..
В свою очередь Хюго смерил меня взглядом с головы до ног. Меня всю обдало жаром, и я еще более разозлилась.
— Ты так громко орешь, — сказал он, — что каждый немец в этой округе или его приспешники могут услышать тебя…
В конце фразы он проглотил слово, оскорбительное для всего женского пола, я была в этом твердо убеждена.
«И он тоже!..» — подумала я, схватила его за рукав и начала трясти.
— Ты просто самонадеянный осел, — вспылила я и почувствовала, что слезы вот-вот брызнут у меня из глаз. — Разве только ты один умеешь стрелять, что ли? Во всей стране один лишь ты умеешь держать револьвер в руке, не правда ли? Так хорошенько слушай, невежа: я приехала сюда не для того, чтобы умолять тебя, а для того, чтобы кое-что предложить! Я предлагаю тебе свою помощь, и ты волен ответить мне «да» или «нет». Если да, то я готова делать все, что ты прикажешь. А если нет… я буду искать себе другого руководителя. Учти, что я не собираюсь ползать перед тобой на коленях лишь потому, что ты задаешься! Я хочу бороться на равных началах с тобой, как твой товарищ!
Оба мы чуть ли не враждебно глядели друг на друга. Я заметила, что Хюго переменился в лице, побагровел и смутился. За своей спиной я услышала вдруг словно какие-то всхлипы и приглушенный смех. Я оглянулась: Флоор катался по усыпанной песком земле, держась за бока, давясь от смеха и дрыгая ногой, словно был больше не в силах слушать нашу перепалку. Я в упор глядела на Хюго. Губы его слегка дрогнули. Он, вероятно, тоже готов был рассмеяться, но я видела, что мои резкие и справедливые слова дошли до его сердца. А сердце это было не совсем обыкновенное. Это было сердце коммуниста, и я поняла, что в нем творилось и как боролся Хюго с нахлынувшими на него чувствами.
— Ханна… — сказал он, и сразу исчезли его строгость, непреклонность и важность — Ты должна согласиться, что твое нападение было совершенно неожиданным для меня!..
— Этому я научилась в группе, — отрезала я.
Он как будто даже не мог в глаза мне смотреть. А сама я, признаюсь, после своего отчаянного выступления готова была разреветься; однако я сдержалась — я знала, что этим все испорчу.
Хюго смотрел в сторону; я видела его в профиль, видела энергичный, красивый сжатый рот и высокий загорелый лоб. Черт побери, он очень даже привлекателен как мужчина, подумала я. Вот он стоит и раздумывает… Флоор по-прежнему сидел на земле: он все не мог успокоиться после припадка смеха. У меня было такое впечатление, что и Карлин, стоя на пороге дома, внимательно наблюдает за нами. Обернуться в ту сторону я не смела.
Наконец Хюго кашлянул и как-то натянуто сказал:
— Гм, видишь ли, Ханна… Я вовсе не говорил, что ты скверно стреляешь. Я об этом просто ничего не знаю.
Его огорченный взгляд молил Флоора о помощи, а тот, скрестив на коленях руки, весело следил за нами.
— Во всяком случае, Хюго, не отказывай ей, пусть попробует, — сказал Флоор очень серьезным тоном, хотя за серьезностью чувствовалась легкая насмешка. Хюго тяжело вздохнул. Затем снова поглядел на меня. Бог знает, что отразилось в этих голубых глазах: сомнение, досада, симпатия, выдержка… Но я уже видела, что ответ будет благоприятным.
— Ладно… — сказал он. — Ты права… Безделье — это смерть. Голландия ждать ведь не может.
