Николай Скоморохов - Резерв высоты
Наступила весна сорок второго года. Первая военная весна. Летное поле раскисло, на задание летали редко. Воспользовавшись кратковременной передышкой, давыдовцы развили кипучую деятельность по восстановлению связей с родными и близкими. На их письма начали поступать ответы, но вести, приходившие с соседних фронтов и из была, часто были безрадостными: гибли родные, близкие, дорогие сердцу люди. Война несла горе в каждый дом, в каждую семью.
Фадеев тоже написал письма Нине и родителям.
После долгих колебаний все-таки сообщил отцу, что уничтожил шесть фашистских самолетов, что и самому досталось… Вскоре получил ответ.
«…Я не знаю, сынок, много это или мало, столько уничтоженных самолетов, но я горжусь тобой. Одно скажу, береги свой самолет, ухаживай за ним, как хороший кавалерист холит и лелеет своего коня. Он всегда тебя из беды выручит…»
В заключение письма отец с горечью писал, что иногда приходилось отправлять на фронт слабо обученных кавалеристов; «На коне они скачут лихо, клинком тоже владеют хорошо, но стрелять многие, как следует, не умеют…»
Анатолий понял тонкий намек отца. Как он созвучен с настойчивыми требованиями Богданова, да и сам Фадеев убеждался в этом не раз.
Как только подсохла земля, командир полка организовал боевую учебу в воздухе. Летчики обрадовались, до самозабвения пилотировали и проводили учебные бои. В апреле интенсивность полетов возросла, чаще стали вылетать и на боевые задания, Чувствовалось, что идет подготовка к чему-то серьезному.
Как выяснилось потом, готовилась наступательная операция войск Юго-Западного фронта для разгрома харьковской группировки противника и создания условий к последующему наступлению с целью освобождения Донбасса. Как её готовили в верхах, неведомо было летчикам полка Давыдова, но то, что пришлось испытать полку, как говорится, и недругам бы они не пожелали.
Накануне полк перебазировался на полевой аэродром, километров в десяти восточнее города Изюма. На рассвете двенадцатого мая под гром артиллерийской канонады и авиационных ударов, прорвав оборону противника в районах Волчанска и Барвенковского выступа, пошли вперед на запад, наши войска. В узкий коридор прорыва устремились стрелковые и механизированные части и соединения. На некоторых направлениях передовые отряды продвинулись на десятки километров.
На четвертый день наступления полк Давыдова, имевший в своем составе восемнадцать экипажей, перебрался ближе к ударной группировке левого крыла фронта.
Размещение полка в селе, где недавно хозяйничали фашисты, вызвало оживленные разговоры среди личного состава. Сразу же после посадки и рассредоточения самолетов комиссар и начальник штаба собрали командиров подразделений, чтобы объяснить им особенности жизни и боевой работы в освобожденных от оккупантов районах.
— Война внесла существенные коррективы в привычные для нас нормы взаимоотношений, — сказал комиссар. — Некоторые из вас убедились в этом на собственном опыте, другие знают из рассказов очевидцев и из прессы. В этих местах враг находился более полугода. Отступая, фашисты, конечно, оставили свою агентуру не только для ведения разведки, но и для террористических актов. Наша задача — утроить бдительность, научиться отличать настоящего советского человека от пособника врагу. Это трудно, но необходимо, иначе придется нести потери не только в воздухе, но и на земле. Итак, будете квартировать в хатах, относитесь внимательно к людям, говорите им правду о положении на фронтах и никогда не забывайте о бдительности.
После комиссара выступил начальник штаба полка.
— Самолеты рассредоточены на большой площади, летчики и техники будут размещаться на частных квартирах, — сказал он. В этих условиях охрана личного состава и самолетов осложняется, придется увеличить количество постов в ночное время, кроме этого на подступах к селу от каждой эскадрильи выставить дозоры. При малейшем сомнении в обстановке докладывайте мне…
Размещение самолетов в садах и на огородах устраивало летчиков и техников. Из хаты — прямо в самолет!.. Сказка!.. Неразлучная сержантская тройка поселилась в одной хате, по соседству с домом, в котором разместились комэск и его заместитель с адъютантом эскадрильи.
Жители, досыта хлебнувшие горя при немцах, со слезами радости на глазах встречали советских воинов, не знали куда их посадить, отдавали последнее, угощая постояльцев. На другой день летчики и технический состав восторженно обменивались мнениями о гостеприимстве хозяев… Всем казалось излишним предупреждение командиров о повышенной бдительности. Но вскоре произошло событие, которое, подтвердив предо — предостережение комиссара, потрясло весь полк своей необычностью, комизмом и скрытой за ним тревогой.
2Адъютант эскадрильи Кутейникова, зная требования и нрав своего командира, всегда стремился создавать ему хорошие условия для жизни и отдыха. На новом аэродроме у него было две задачи: первая — отрыть хорошую землянку, сделав в три наката крышу добротно обставить ее, добывая всеми правдами и неправдами внутреннее убранство, и вторая — отыскать жилье с максимальным комфортом и молодой хозяйкой.
Кутейников за боевыми делами не забывал о прекрасном поле, да и женщины тоже были к нему неравнодушны. Своим бравым видом он сразу же приковывал к себе их внимание. Бахвалясь перед молодыми летчиками, говорил им не раз:
— С женщиной надо обращаться умеючи, кое-кто из вас повздыхает, робко чмокнет в щеку и взвивается на радостях в небеса, не понимая, что женщине, познавшей мужскую ласку, от всего этого — сплошное расстройство. Она потом ночью, как в бреду мается, проклиная и свою судьбу, и «зеленого» ухажера. Но такие мужчины, как я, надолго остаются памятными в горячем женском сердце…
Быстро переложив дела на Базарова, комэск первой вместе с адъютантом эскадрильи направился на смотрины хозяйки.
Переступив порог хаты, он увидел опрятно одетую молодую женщину редкой красоты, сразу уставился на нее, забыл, зачем пришел. Хозяйка и адъютант поняли его состояние. Красавица, чтобы вывести из неловкого положения будущего постояльца, произнесла певучим голосом:
— Здравствуйте, проходьте у комнату.
— Здравствуйте, — словно проснувшись, быстро произнес Кутейников и проткнул руку, знакомясь: — Петро, сын Васильев.
— Галина, — ответила молодая хозяйка, театральным жестом протянула ладонь.
Кутейников схватил своей мощной пятерней нежную ручку и так ее пожал, что хозяйка вскрикнула от боли.
— Извините, дорогая хозяйка, отвык от женских ручек, за время войны только за ручку управления самолетов держусь, — соврал Петро.
Кутейников, осматривая хату, отмечал порядок, чистоту, добротное убранство. Затем сел за стол и изрек, окидывая взглядом хозяйку:
— Хата хороша, хозяйка — и того лучше, остаюсь…
После выполнения задания, наспех сделав разбор боевого вылета Кутейников направился к месту жительства. У дома его встретила женщина лет сорока пяти. На вопрос «Где Галина?» — ответила: «Скоро придэ».
Поглядывая на женщину, Кутейников долго мучился в догадках: «Сестра? Соседка? Не дай бог — мать»…
Только вошел в хату — следом появилась сияющая Галина.
Кутейников, глядя на нее опытным взглядом, раздел мысленно молодую хозяйку… Кровь в нем заиграла, он схватил Галину, крепко прижал к груди и добравшись до губ, впился в них. На мгновение Галина поддалась порыву красавца-летчика, но затем резким движением оттолкнула его со словами: «Мабуть так можно?!»
Петро чуть не загремел навзничь. Восстановив равновесие, снова словно коршун, набросился на «дичь», но молодая хозяйка была крепка и хитра: на мгновение прижалась к Петру, но тут же снова выскользнула из его объятий. Петро рассвирепел и, схватив за руку Галину, резко произнес: «Прекрати игру в „кошки-мышки!“».
Молодайка мгновенно сникла и, упав на колени, запричитала:
— Петро Васильевич, делайте со мной что хотите, но поймите — я женщина непорочная, я не можу так…
Кутейников взглянул на Галину, стоявшую перед ним на коленях со сложенными руками и устремленными на него глазами, и опомнился: что происходит с ним? Такая красавица у его ног, а он, варвар, не может ласково и нежно с ней обращаться! — Подумал Петро. Он наклонился, взял за плечи Галину, приподнял ее. Она посмотрела на него доверчивым взглядом и прильнула к его груди. Петро снова весь затрясся, но постепенно овладел собой, ласково погладил хорошо уложенные темно-каштановые волосы красавицы.
Галина уткнулась лицом в гимнастерку и зашептала: «Я так напугалась, для меня так необычно. Вы такой красивый, сильный, настоящий орел. Я вся в бреду…»
Кутейников, перебил ее, заговорил, извиняясь:
— Прости, не сдержался. Твоя красота, темперамент зажгли в моем сердце огонь, и я не смог его погасить…
