Митри Кибек - Герои без вести не пропадают
— Эх, натравить бы на них немцев! — забывшись, произнес он вслух. Посмотрел бы я тогда, как они обойдутся без моей помощи!
— На кого натравить немцев? — спросил Измайлов, с изумлением глядя на командира.
— Ты все еще здесь? — заорал Айгашев. — Иди, ты свободен! Или не ясно?
— А как быть с радисткой? Она хотела поговорить с вами, — только сейчас вспомнил Измайлов.
— Какая радистка? Где она?
— Полька, которая работала в штабе. Осталась у дежурного. Может, позвать ее?
— Давай зови, — разрешил майор.
…Когда партизаны веселились в селении Смелово, Ева не принимала участия в играх молодежи, в танцах и плясках. Она сидела одна и ждала Турханова. Но прошел день, другой, третий, а его все не было. Тогда она обратилась к Савандееву с вопросом, что известно о командире. Тот ничего сказать не мог, напомнил только, что полковник остался подтянуть растянувшуюся колонну третьей роты. Об этом знали все, в том числе и Ева. Так как Савандеев при этом держал себя как-то странно, неестественно, Ева решила, что от нее скрывают правду.
Отряд перебрался в лес. Для радиостанции построили отдельный блиндаж, но он был маленький, очевидно рассчитан только на одного человека. А ведь она, Ева, жила вместе с Турхановым. «Значит, его здесь не ждут, — испугалась Ева. — Что же случилось с ним? Почему мне прямо не говорят?»
Как-то утром к ней в блиндаж зашел Савандеев. Как всегда, он вежливо поздоровался и передал девушке текст радиограммы.
— Зашифруйте и передайте генералу Барсукову, — предложил он.
«Полковник Турханов погиб смертью храбрых в бою при переправе через Вислу. Все партизаны тяжело переживают утрату. По предложению большинства коммунистов и командиров обязанности командира отряда временно выполняю я. Но командир третьей роты майор Айгашев тоже провозгласил себя командиром отряда. Жду ваших распоряжений. Капитан Савандеев», — прочитала Ева.
— Не верю! — закричала она. — Все это — ложь! Ложь! Ложь!..
— Успокойтесь, товарищ Болеславская, — подчеркнуто официальным тоном заговорил Савандеев. — Сначала мы тоже не поверили, но только сейчас от Айгашева получили подтверждение, и сомнения наши рассеялись. Ничего не поделаешь, приходится мириться с жестокой действительностью. От имени командования и всех партизан выражаю вам искреннее соболезнование.
Ева быстро пробежала глазами приказ Айгашева.
— Неужели вы верите этой клевете? — спросила она, сверкая глазами. Турханов никогда бы не назначил Айгашева на должность командира отряда. Наоборот, он даже сомневался, целесообразно ли оставлять его командиром роты.
— Возможно, и так. Но гибель полковника — все-таки факт. Если бы он был жив, дал бы нам знать об этом. Так что передайте радиограмму.
— Не могу.
— Почему?
— Рука не поднимается.
Савандеев сурово посмотрел на нее. Ева видела, как зажглись злые огоньки в его глазах. «Пускай, но я не могу это сделать. Я не верю, что он погиб…»
— Нет, товарищ Болеславская, радиограмму все же придется вам передать, а свои личные чувства спрячьте подальше.
— Если бы я и хотела, все равно не смогла бы передать: ключи к шифрам и таблицы позывных, которые меняются каждые сутки, Турханов всегда носил с собой, у меня их нет.
— Значит, не передадите?
— Нет! — решительно ответила радистка. Савандеев вспыхнул, но сдержал себя.
— Советую вам подумать, — процедил он сквозь зубы и, сердито хлопнув дверью, покинул блиндаж.
До сих пор в отряде Ева чувствовала себя полноправным членом большого и дружного коллектива, так сказать, деталью сложного механизма. Все без исключения относились к ней доброжелательно. Неужели она ошибалась? Неужели желаемое принимала за действительное? Как понять поведение Савандеева? Ведь он высказался недвусмысленно…
«Должно быть, меня терпели здесь только из-за Турханова, — с горечью подумала она. — Не стало его, и всем я чужая… Работать я в таких условиях не смогу. Да и жить без него нет смысла. Но прежде чем решиться, надо узнать правду. А вдруг он жив?»
С этой мыслью она быстро переоделась в гражданское платье, взяла сумочку и вышла из блиндажа. Тут она столкнулась с Измайловым.
— Здравствуй. Куда это ты спешишь?
— Надо возвращаться в роту, но сначала я хотел повидаться с вами, замялся сержант.
— Вот и хорошо, что встретились. Я забыла, в какой ты роте?
— В третьей.
— У Айгашева? Но как ты сюда попал? — удивилась девушка.
— Принес пакет от него. Там был приказ. По дороге мы прочитали его. Объявляет себя командиром отряда. Здесь решили не оглашать его приказ.
— О приказе слыхала. Что он пишет там о Турханове? — спросила Ева, желая узнать, что думает Измайлов обо всем этом.
— Пишет, что будто бы он перед смертью назначил его командиром отряда. Мы не верим ему. Я хотел предупредить вас…
— Почему не верите?
— Потому что жили они недружно. Айгашев часто при всех называл его зазнайкой, выскочкой, бессловесным рабом устава и другими оскорбительными словами… Полковник не мог назначить его своим преемником.
— А о его смерти он говорит правду?
— Кто его знает! Я служу в первом взводе, и мы прошли раньше, чем немцы открыли огонь. Ребята из третьего взвода рассказывали, будто снаряд разорвался близко и он упал вместе с лошадью. Вроде бы они хотели подойти к нему, чтобы унести, но Айгашев погнал их дальше, угрожая пистолетом. Поэтому никто толком не знает, что с ним случилось.
— Но, может, его не убило, а только ранило? — с надеждой спросила Ева.
— Может, и так. Айгашев-то знает. Говорят, он был возле полковника некоторое время.
«Да, он, и только он, знает правду, — подумала девушка. — Конечно, он может солгать, но я увижу это по его глазам. Надо пойти к нему, расспросить подробно…»
— Слушай, Измайлов, возьми меня с собой. Я хочу поговорить с вашим командиром роты.
— Что же, пойдемте! — согласился сержант. — Только идти далеко. Доберемся не раньше завтрашнего утра.
— Ничего. Я ходить привыкла. За меня не бойся… Так оказалась она в расположении третьей роты.
— Можно войти? — спросила Ева, постучав в дверь землянки командира. Здравия желаю, товарищ майор!
— Привет, красавица! Что тебя привело сюда? Собственные дела или повеление начальства? Говори, я тебя слушаю, — ответил Айгашев, глядя на девушку подобно цыгану, осматривающему лошадь. «Черт побери, какая прелесть! — подумал он. — Не чета нашей аптекарше. Та чернявая, плаксивая, глупая, а эта — настоящее золото. Смотри, как сверкает! Да, у Турханова вкус был неплохой».
— Пришла сама. Скажите, что случилось с полковником? Только говорите правду.
— А зачем мне врать? Скажу правду, и только правду: на моих глазах вражеский снаряд разорвал его на куски. Я хотел собрать останки и привезти в отряд, чтобы похоронить по-человечески, но потом подумал; зачем пугать людей?
Голос у него был неуверенный, глаза бегали. Ева не поверила ни одному его слову. Сейчас она еще больше была уверена, что Турханов жив.
— Предположим, что так, — проговорила она. — Но вы похоронили его?
— Не успел. Немцы же стреляли. Сказал жителям ближайшей деревни, чтобы похоронили и его и других погибших.
— Как называется эта деревня? Айгашев посмотрел на карту.
— Здесь был понтонный мост… Вот эта деревня. Называется Камень-гура.
— Вы взяли хоть его вещи?
— Какие вещи? — насторожился майор.
— Документы, карты, ордена и медали, деньги, оружие, да мало ли что.
— А денег у него было много?
— Много. Отрядную кассу он носил с собой.
— Какие деньги — советские или польские?
— Всякие. Одних долларов и фунтов стерлингов не сколько тысяч. Имелись и золотые монеты царской чеканки. Так я говорю? — спросила Ева, испытующе глядя ему в глаза.
На лице Айгашева отразилась досада. «Дурак я, — подумал он. — Не догадался обшарить его карманы и захватить полевую сумку. Если бы отрядная касса попала ко мне, зачем тогда мне должность Турханова? На что мне Отряд? С такими деньгами можно припеваючи жить и в оккупированной Польше. Эх, вовремя не догадался!»
— Некогда было мне возиться с его вещами. А тебе небось долларов захотелось? — язвительно улыбнулся он.
— Нет, зачем же? Деньги государственные, пусть они останутся в отрядной кассе. Мне хотелось бы сохранить на память его пистолет. Если можете, пожалуйста, дайте его мне.
— Нет у меня его пистолета. Говорю же, некогда мне было возиться с его вещами! Должно быть, все досталось этим проклятым мужикам, которые пошли его хоронить. Не могу подарить тебе даже пуговицы с его… мундира, который ты так часто расстегивала…
Ева решительно поднялась.
— Извините, мне пора…
— Куда ты спешишь? Ты же любишь командиров, не правда ли? Раньше Турханова, теперь… меня. Оставайся! Я тебя пригрею не хуже его. Да, не хуже его!
