Эдуард Беляев - Мусульманский батальон
Время спустя поразился тому, что не подошел к женщине, тайну седины которой знаю. Поразился, потому что удачлив был в журналистике во многом за счет предприимчивости и настырности. А здесь даже мысль не пришла, что надо подойти. Ведь другого шанса просто не будет. Думаю, стыд поглотил все желания и мысли…
И еще я понял тогда, как много у нас духовных недорослей, которые считают, что мамы есть только у советских солдат… А еще — и папы есть, посвящающие тем дням трагичным трогательные (подчас до слез) стихотворения. Но, опять же, — своим детям. Не столько просто своим, родненьким, сколько нашенским, советским. Один из советников, Игорь Васильевич Астапкин (в последующем милицейский генерал-лейтенант и автор ряда песен «про войну в Афганистане» — самая мелодичная из них: «Над горами, цепляя вершины, кружат вертолеты…»), устами, конечно же, своей дочурки вымолвит прочувствованно:
…Ты в письме, помнишь, спрашивал: «Дети!
Привезти вам подарок, какой?»
Ничего нам не надо на свете,
Только ты возвращайся живой!!!..
Кабул, 20.ХII.1980 г.
Сергей Климов (я приводил вам строки из его писем), выйдя из «дворцового боя с Амином и его семьей», Новый год встретит в Кабуле. И в знаменательные часы той ночи подарит «однополчанам» песню «В декабре зимы начало», которую написал в первые сутки распаляющейся войны. Эту, пожалуй, первую «афганскую» песню исполняет Юрий Кирсанов. Есть там и такие строфы — и Юра подает их проникновенно: «В декабре меня кроха спросит, потирая озябший нос: „Папа, всем ли подарки приносит в новогоднюю ночь Дед Мороз?“…»
Не всем, девочка!.. Но тебе лучше этого не знать. А еще много-премного лучше: не читать то, о чем я поведаю взрослым — мамам и папам — ниже… Я вас ознакомлю, в продолжение темы, с изощренным словесным изуверством. Как с самим фактом, так и с формой его подачи. А также — с выводом и с лихим утверждением и объяснением, должным, по замыслу автора, пробудить наше сознание и заселить его пониманием произошедшего с намеком на оправдание злонамеренного злодеяния. Цитирую Ляховского: «Члены семьи Амина были посажены в тюрьму… Даже его дочь, которой во время боя перебило ноги, оказалась в камере с холодным бетонным полом. Но милосердие было чуждо людям, у которых, по приказу Амина, были убиты их близкие и родственники. Они жаждали мести». Перебитые ноги… холодный бетон… отсутствие милосердия… жажда мести… — все это воспринимается с пониманием и во все удаляющейся последовательности от страждущей безвинно дочери Амина, к которой — после утверждения «жажды мести» — притупляется само сострадание. А как ловко «закопана в грядках слов» первопричина — «во время боя перебило ноги». Три шалые пули вроде бы сами по себе нашли цель — голени обеих ног и левую коленную чашечку — и метко поразили.
Летом 2007 года российское телевидение предоставило эфир «участникам штурма дворца». Тема интригующая, манящая, способная собрать большую аудиторию. Смотрели с повышенным вниманием. Зачем «комитетчики» появились на экранах? Напомнить о былом, возродить и воспеть традиции непобедимой силы, влить доброй порцией гордость за славные деяния могучей державы. Вскормить это, уже проходящее и похеренное, чувство у молодежи и вызвать слезы умиления у старшего поколения. И не было опасения, что у думающего телезрителя возникнет как раз иная, совсем противоположная реакция. Впору вздрогнуть от услышанного, нежели восхититься подвигами чекистов. И что забавно — мужики, те самые, на экране телевизора, желая оставаться битый час «инкогнито» (а может, для пущей заинтригованности), упрятали свои лица за масками-тряпочками. Ух, как это смотрелось. Сердобольные старушки замерли и затаили дыхание, поудобнее умостившись в креслах и позабыв о сбегающем на плите молоке…
Знаете, почему «хи-хи»? От КГБ в Кабуле действовали офицеры. Даже лейтенанту в ту пору было под двадцать пять, а уж старшим по званию как минимум на десяток больше. Сейчас им всем за пятьдесят, в такие годы и полковники уходят в запас, на пенсию. Чего это вдруг «вышедшим в тираж» вздумалось валять таинственного «ваньку-дурака» и прятать себя? Да и от кого. По тем беспутным путям, где они прошлись тогда с оружием в руках, случалось, и детишек не оставалось — опознать их будет некому. Потому пусть смело выходят из засады — никому вы не нужны, ребята-дедушки! Хотел дописать более утверждающее — абсолютно никому. Но «озарило»: они себе нужны. И подобало бы им пребывать в ангельской тишине отрешенных, в угрюмости тайны заведомых и умышленных убийств. Одного — Амина, и многих — люда афганского… Негоже им взбираться на трибуны и обозленно роптать о том, чего им в жизни недодали; и как не понимают их сегодня — враги, конечно же, преисполненные коварства недруги — воспитанные плохо и не на той мировоззренческой плаформе и скверной почве, и похваляться тем, что надлежит стыдливо похоронить в себе, забыть, как после контузии, и замолчать, как после убиенного слова.
А знаете, почему? За редким исключением, никто из кагэбистов за все эти годы и вскользь не вспомнил спецназ Главного разведуправления, которому они были подчинены — пусть на короткое время, и который вел их за собой, умащивая собой тропу сорокаминутной «малой, дворцовой» войны. Их словно не было никогда. Бойцов, товарищей по оружию. Или у них, униженных и оскорбленных молодцов из Комитета госбезопасности, по определению не может быть товарищей вне стен их корпоративной парафии? А может, все куда проще: униженный только тогда не очень приземлен, когда вокруг него и все другие — униженные…
Нам есть что переосмысливать в истории и есть чем гордиться. Те же самые парни — «комитетчики» из «Альфы» — не пошли на штурм Белого дома в Москве. Честь им и хвала! И есть ли разница — надлежало убить русского с Урала, украинца из Сум, грузина из Тбилиси или афганца из Кабула?
Ведь Борис Ельцин для кого-то тоже был Амином…
3Асфальтовая дорога, изгрызенная на крутых поворотах гусеницами боевых машин, через разбитые и расщепленные шлагбаумы и посты спиралью поднялась на площадку перед главным дворцовым входом. Здесь стояли афганские грузовики, наполовину груженные мебелью: освобождали здание для нового ремонта. Солдаты, облепив громоздкий несуразный комод, недружно и с демонстрацией непосильности ноши едва доволокли его к машине и тут же с тяжелым бухом и с нескрываемым облегчением уронили на землю. Старший не сделал замечания, а нам пояснил, что подчиненных ругать не за что — эту побитую осколками и пулями рухлядь в самый раз свезти к дровяному базару. (Есть и такой в Кабуле.) И действительно, искореженные и посеченные дверцы держались одной петлей на «честном слове», а насквозь продырявленные боковины рассекали свет солнца на десятки играющих лучиков. Поинтересовался — какое имущество вывезли и осталось ли что-то во дворце? Словоохотливый афганец рассказал, что его взвод занимается перевозкой третий день, и во дворце, когда они приступили к работе, не было ни одной носимой вещи, только тяжелые — изуродованная мебель, взломанные сейфы. Все остальное, до нитки, унесли другие. Те, кто пришел сюда с автоматом и стрелял. Им и достался бакшиш.
Внутри было холодно, в разбитые окна задувал с гор колючий январский ветер. Оба лифта не работали. Один был загажен испражнениями, второй разворочен, видимо, взрывом гранаты. Полы и лестницы были подметены, во многих местах — тщательно вымыты. Фридрих Бокарев, полковник, который организовал мне эту «экскурсию» — без его инициативы сюда было просто не попасть, — пояснил, что в местах явно заметной чистоты соляркой и бензином замывали кровь. От этих освеженных проталин рябило в глазах — так их было поразбросано, поразметано вокруг. Ощущение — словно ступаешь по присушенным корочкам коросты, осыпавших тело прокаженного. Стены, лестничные марши и перила, лепнина на потолке и по верху стен, двери в служебные помещения, спальни Амина и детские комнаты — все это было густо помечено оспинами войны.
В одной комнате, явно детской (особое место — в первые годы жизни малыша она кажется ему огромным миром), на потолке были наклеены звезды, крупные и малые, огромный лунный серп в пепельном свете и Сатурн, если судить по предрассветному небесному пейзажу, планета Венера, сияющая над восточным горизонтом как утренняя звезда, и еще одна, очень яркая, наверное, Юпитер, наиболее важная для народов Азии по причине своего 12-летнего календарного цикла. В центре небесного свода — мусульманский полумесяц со звездой, обрамленный полем насыщенной яркой зелени. Почему в небесах помещен луг, в толк не мог взять. Да можно ли вообще распознать и расшифровать полет воображения ребенка, его милые бредни? Ему так захотелось, ему так увиделось — загадочны сознание и душа малыша. Лучше бы попросить, чтобы он сам рассказал… Но об этих планетах, выложенных детской нелогичной закономерностью по потолку-небу, мы никогда и ничего не узнаем. И тайна звезд — как и тайна зеленого островного лужка, вкрапленного неожиданностью и нечаянной радостью, восторгом детской фантазии в созвездия придуманной и вымечтанной им Вселенной, — погребена навсегда вместе с маленьким тельцем ее создателя.
