Владимир Соболь - Кавказская слава
— Умелый солдат?
— Он не солдат, Сергей Александрович, он воин! Солдат строй должен знать, чечен никогда его не узнает. Он всегда один. Даже когда их куча, каждый наособицу действует. Но как! — Рассказчик аж прищелкнул языком, да так громко, что его рыжая кобыла оглянулась встревоженно на хозяина. — Подползет, что ни одна травинка не шелохнется. Час будет лежать, два, четыре, ночь будет лежать, но дождется. И ужалит! И ускользнет!
— Говорят, что и ты с ними ходил.
Прежде чем ответить, Атарщиков подвинул в огонь длинный сухой отросток, перегоревший пополам и едва не разваливший кострище.
— Ходил. Отпираться не буду. Но только не на казаков. Своих трогать — грех. Большой грех. Ходили в Аварию, на грузинцев ходили, за Терек пробирались на калмыцкие стойбища. Да и на самих чеченцев тоже ходили.
— Ишь ты! — вскинулся молодой казак, — Ты же, дядя, сам сказал, что своих трогать — грех.
— Сказал, не отпираюсь. Грех взаправду. Но это нам грешно, а им — нет. Вот я тебе историю расскажу. Слышал от кунака. Давным-давно это было, в одном ауле, далеко, за горами. Один джигит украл у другого курицу. Это не против обычаев. Так ведется. Ну, а тот, у кого украли, Юсуф, решил вернуть долг и взял у вора барана. Хозяин барана и вор курицы Омар взял у Юсуфа двух баранов. А за это у него со двора увели корову. Тогда Омар забрал пару быков. А на следующее утро хватился своего жеребца. Коня здесь на Кавказе, я скажу, ценят дороже женщины. Омар обиделся, убил Юсуфа, прыгнул на своего жеребца и пропал совершенно.
— Да, за убийство быками с жеребцом не расплатишься, — усмехнулся Новицкий.
— Смотря кого ты убьешь, — возразил серьезно Семен. — Но эти были люди свободные, а потому родные Юсуфа тоже убили. Только не Омара, а его, скажем например, племяша. И тут пошло и поехало. Кунак мой, он в соседнем ауле живет, говорил, что те семьи до сих пор друг на друге крови ищут. Вот и считай — почти триста лет люди друг друга убивают. Из-за чего?! Из-за курицы!
— Вот же люди! — возмутился безусый казак. — Да разве же курица того стоит?! Ну украл, ну вошел в грех! Так сверни ему скулу, а после полведра чихиря умнете вдвоем, и снова все хорошо.
— Курица даже плевка не стоит, — согласился Атарщиков. — Но здесь честь человеческая, мужская. А на ней пятно только кровью оттереть можно. Тебе же, молодой, вот что скажу: не вздумай здесь человека ударить. Лучше сразу убей. Тогда у тебя одним врагом меньше будет… О! Зашевелились! Стало быть, обоз наш ползет. Переплыли православные речку. Сейчас двинемся дальше. Так пойдет, к вечеру будем в Грозной.
IVЧаса два после переправы они шли без помех, продвигались вперед осторожно, но уверенно. Крытые повозки вытянулись в длинную, прерывистую цепочку; в ее разрывах ехали так же неспешно верховые офицеры и чиновники. Егеря, разделившись на почти равные части, конвоировали обоз с обеих сторон. Казаки уходили то вперед, то вбок, выскакивали на взгорки, оглядывая лежащую вокруг степь. Равнина у самого Терека лежала плоско, но верст через десять начала изгибаться холмами и балками, так что даже неопытному Новицкому возможные засады поначалу виделись повсеместно:.
Впрочем, солнце светило и грело, колея, набитая уже сотнями проехавших раньше колес, хорошо виднелась даже среди высокой травы, казаки казались веселы, осмотрительны и бодры. Сергей успокоился и решил, что они так и будут спокойно катить вперед до самой крепости. Сам он по-прежнему держался рядом с Атарщиковым, слушая его рассказы, подзадоривая, когда казак почему-либо вдруг замолкал. Ради удовольствия слушать пришлось ему пожертвовать другим невинным развлечением — закурить. Семен табачного запаха не терпел и, случись Новицкому достать трубку или скрученную впрок папироску, тотчас бы отъехал далеко в сторону.
— Я тебе так скажу, Александрыч, горы людей разделяют. Как хорошо там, слов не найти. Но одному. Много — двоим. Лишнему человеку в тех краях места рядом с тобой не найдется.
— Мрачновато там, Семен, вижу. — Сергей показал сложенной нагайкой налево, где за едва угадывающейся полоской реки, насколько доставал глаз, поднимались вверх мощные леса Большой Чечни.
— Ай-ай-ай! — покачал головой казак. — Да разве же это горы! Горы, но Черные. Упал снег, да весною растаял. Туда за них уйти, да еще перевалить за Андийский хребет — там, брат, такие горы, что вверх посмотришь, потеряешь папаху. Белые, холодные, аж страх берет посмотреть, да глаз не отведешь другой раз. И ноги, не поверишь, сами туда несут.
Сергей, ухмыляясь, покачал головой: ему, мол, вполне хорошо живется и здесь, на равнине.
— Ты, Александрыч, зарекаться будешь, когда увидишь. Наперед ничего не скажешь. Конечно, может человек так испугаться, что побежит до самого моря. А может и загореться. И тогда ему, кроме этих вершин, жизни нигде не будет.
— Чем же живут люди в этих снегах?
— Разбоем и живут, — просто ответил Атарщиков. — Где друг у дружки возьмут. Где вниз спустятся, в богатые села. В Грузию, а то и дальше уйдут, до самой Гянджи. Еду возьмут, вещи, всякую хурду-мурду, рабов пригонят.
— Рабов? — изумился Новицкий. — На что им рабы?
— Работать. Хозяйство в сакле какое-никакое, а есть. Но многих и продают. Девчонок и мальчишек пригожих. Два места есть: Анапа на Черном море и Эндерийский аул в горах. Андреевским мы его называем. Отвезут добычу туда, сбудут с рук, глядишь, в кисетах и зазвенело.
— Что же, землю совсем не пашут?
— Где же там пахать, Александрыч?! Если сумеет выгородить себе место, подопрет балками деревянными, наносит туда снизу землю, то и будет с весны мотыгой махать. Что-то, может, и прорастет. Рассказывают историю, будто бы один аварец пошел так на свое поле, поработал хорошенько с утра, а потом решил пообедать да отдохнуть. Съел кусок козьего сыра, запил холодной водичкой, расстелил бурку и прилег на часок. Встает — поля нет. Искал, искал, крутился кругом себя, нет поля, и все тут. Шайтан унес, черт по-ихнему. Плюнул, решил возвращаться. Поднял бурку, глядит: да вот же оно, поле его, все буркой накрылось.
Семен густо захохотал, а Новицкий улыбнулся печально, вспомнив неожиданно свою деревушку, что, в сравнении с поместьями его же соседей, тоже вполне могла накрыться если не одни плащом, то двумя. Оттого и ему не сидится на месте, потому и едет по чужой стороне среди вооруженных людей то ли устраивать свою жизнь, то ли отнять чужую…
Мысль эту свою он додумать до конца не успел, потому что с ближайшего холма замахали, закричали передовые казаки, и двое припустили к обозу, вниз.
— Заметили кого? — спросил себя же Атарщиков и потянулся за спину, проверить, висит ли на месте его ружье, завернутое в овчинный чехол.
Проводник поехал навстречу. С ним поскакали есаул, егерский штабс-капитан, несколько казаков и Новицкий.
— Чеченцы! Много! Идут навстречу. Конница, а за нею и пеших черным-черно.
Они взлетели наверх и уже сами увидели, что им только что рассказали. Несметная черная сила шла к ним со стороны Сунжи. Сотни конных, поделенные на отряды, двигались скорой рысью, а за ними уже поспешали нестройные толпы пеших, но катившихся на удивление быстро.
— Хорошо! — удовлетворенно сказал проводник.
— Что ж хорошего здесь, Семен? — удивился штабс-капитан.
— Хорошо, что мы их заметили первыми. Успеем повозки составить. Приказывай, Михал Михалыч, пусть обозные пошевелятся.
— Много-то как, — сокрушенно пробормотал есаул; его полк, знал Сергей, недавно пришел с Дона в очередь на кавказскую линию, и что рядовые казаки, что офицеры от хорунжего до полковника еще недостаточно знали и условия, и врага.
— И это хорошо! — улыбнулся Атарщиков. — Такую силу издалека видно. Из Грозной крепости ее тоже видят. Даст Бог, отобьемся!..
Еще до того как показались первые разъезды чеченцев, они успели продвинуться вперед, до удобного, открытого места, поставили повозки в каре. Егеря и казаки ловко и сноровисто выпрягали волов, раскатывали телеги, подталкивая плечами. Конные спешились, животных завели внутрь вагенбурга, туда же поставили и орудие. Все, кроме артиллерийской прислуги, заняли места для стрельбы, стали у бортов, присели за колесами и ждали команды штабс-капитана Овчинникова.
— Что, Александрыч, как будто не хватает чего-то? Говорил я тебе — без оружия в нашем крае не обойдешься. Шашка тебе и впрямь ни к чему, но без хорошего ружья долго не проживешь.
Сергей облокотился на борт повозки, один пистолет, взятый из седельной кобуры, положил рядом, другим пробовал выцеливать далекую еще, впрочем, мишень.
— И не старайся. Твои пукалки только шагов на пятнадцать и донесут. А если мы его так подпустим, нам здесь не удержаться. Так завизжат, так кинутся, разом всех вырежут. Ну да капитан знает, что делает. Орудие картечью, солдаты залпами, ну и мы, помолясь.
