Василий Великанов - Тихое оружие
«Так вот они какие…» — подумала Нина, и ей стало горько от мысли, что кто-то на ее Родине продался врагу и воюет против своего же народа.
— А что у вас, правда, отец старостой служит? — смущенно спросила она Веру.
— Правда.
«Странно…» — про себя недоумевала Нина и в то же время понимала, что не могла же Вера раскрывать ей все тайны.
У села, в четырех километрах от города, их машину остановили немецкие патрули на двух мотоциклах. Водитель показал им пропуск, а Вера взмахнула своей бумажкой и весело крикнула:
— Цвай фроляйн, господин зольдат! Я тохтер, дочка старосты.
Немец махнул рукой, и они покатили дальше.
Нина смотрела на Веру и восхищалась ее самообладанием.
Подъезжая к городу, та наклонилась к Нине и передала ей последнее напутствие:
— Опасайся предателей. Они похитрее немцев! Лучше знают нашу жизнь и характер советского человека. В городе сейчас неспокойно. Кто-то в двух местах вскрыл подземный телефонный кабель, идущий от Берлина на восток, и прожег его кислотой. Фашисты стали еще злее. Будь осторожна.
Нина прильнула к Вере: так бы вот и не расставаться с этой милой смелой женщиной…
— А в городе я вас увижу? — спросила, заглядывая ей в глаза.
— Не знаю. — Вера в ответ обняла Нину.
Показалась окраина города — приземистые деревянные домишки. Впереди видна была железная дорога и переезд с полосатым шлагбаумом, а на обочине — жандармская будка.
Справа от шоссе, на ровном зеленом лугу, Нина заметила самолеты, автомашины, взлетную полосу, вышку, цистерны с горючим и прожекторы. Полевой аэродром. Но странно, что вся эта техника почему-то находилась в неподвижности и беззвучности…
Доехав до поворота налево, Вера стукнула кулаком по кабине:
— Ваня, ай минутен!
Вера и Нина спрыгнули с машины. Еле заметно Вера кивнула головой в сторону маленького серенького домика, смотревшего двумя передними окошками прямо на шоссе.
— Дзякую, — тихо проговорила Нина и быстро зашагала к дому «отца».
Встреча с «родней»
Шагая по песчаной влажной дороге, Нина оглядывала небольшой пригородный поселок и дивилась тому, что только дом «отца» на краю поселка как будто нарочно поставлен передними окнами на бойкую шоссейную магистраль. Да, тут хороший наблюдательный пункт: не выходя наружу, можно засекать передвижение войск, просматривать аэродром…
Приближаясь к домику, Нина обратила внимание на то, что изгородь вокруг двора невысокая, реденькая и ветхая — из тонких, заостренных кверху колышков, а сам дом немного наклонился вперед, словно приветствует и манит к себе — иди, мол, не робей и не смущайся тем, что я такой невзрачный, под моей скромной крышей ты найдешь добрый приют и защиту.
Со стороны двора к домику прислонился, как бы поддерживая его сбоку, дощатый сарай с соломенной крышей, а дальше, на рыжеватой огородной земле, курились, прели бурые навозные кучи. С тыла усадьба была без забора, от задней кромки огорода до самой шоссейки, ведущей в небольшой военный городок, тянулся зеленый лужок.
Поравнявшись с домом, Нина заметила на покосившемся крылечке женщину в сером халате с закатанными по локоть рукавами. Согнувшись над корытом, она стирала белье, крепкие руки ходуном ходили в мыльной пене. На веревке, протянутой от крыльца на угол дома, висели детские штанишки и рубашонки. Углубившись в работу, женщина не заметила приближающуюся к ней девушку.
«Не иначе как хозяйка», — решила Нина и, подойдя к крыльцу, поклонилась:
— Здравствуйте!
От неожиданности женщина вздрогнула и, не разгибаясь, настороженно повела на Нину серыми глазами:
— Тебе кого?
— Здесь живет Григорий Михайлович?
— Тут. А тебе он зачем?
— Да я вот… — замялась Нина, — с Брянщины пришла… К папе.
Женщина выпрямилась и, торопливо вытирая руки о полы халата, протянула с удивлением:
— Ой, никак Нииу-ушка-а!..
Обняв девушку влажными руками, запричитала со слезой:
— До-онечка-а… А я-то, дурная баба, не признала тебя сразу… Вон ты какая вымахала! Да и красивая, глазастенькая…
Прильнув головой к груди Анны Никитичны, Нина тоже попыталась всплакнуть, но у нее не получилось. Позади себя, со стороны соседнего двора, она услышала надтреснуто-писклявый голос с певучей протяжкой:
— Ох, го-о-споди, цари-ица небе-есная… Вот отцу радость-то будет!
Отстранившись от Анны Никитичны, Нина повернула голову и увидела тощую старушку, которая, просунув большой клиновидный нос в щель забора, что-то еще приговаривала, но что — девушка не могла понять.
Не обращая внимания на реплики соседки, Анна Никитична нарочито громко сказала:
— Отцу передавали, что ты шла к нам с беженцами, но, говорят, натерла ноженьки и отстала…
— Да-да, — кивнула Нина.
Анна Никитична опять прижала ее к себе:
— Ох, сиротиночка, как в поле былиночка! Небось досталось бедненькой? Наголодалась, поди? Пойдем-ка в хату, я покормлю тебя…
И, не снимая рук с плеч Нины, повела ее в дом.
С крыльца они вошли прямо в переднюю большую комнату, из которой через дверной проем был виден ход в другую, меньшую. Посредине большой комнаты Стоял стол, в правом углу — широкая русская печь, в левом — кровать за ситцевой занавеской. Возле кровати висела полотняная люлька.
В маленькой комнате, на полу, на разостланной дерюжке, расположились четверо детишек. В центре этой группы сидел беленький толстячок-годовичок в синей рубашке в белый горошек. А вокруг него стояли на коленях трое — миловидная, с льняными волосами, в сереньком платьице девчурка лет четырех, худенький мальчик лет шести и парнишка, года на три постарше, более плотный и смуглый. Все дети были босиком, и Нина приметила, что ступни у них, особенно пятки, — темные, шероховатые, в цыпках.
Нина вспомнила, как и она с братом Колей в детстве тоже мучилась цыпками, как те трескались и зудели, как мать смазывала им ноги сметаной, а Коля ныл: «Дай лучше поесть сметанки…»
И еще девушка обратила внимание на то, что у детей были самодельные игрушки-коники: куклы, сделанные из дерева и картона, которыми они забавляли малютку и развлекались сами.
Как только Нина вошла в дом, ребятишки мгновенно притихли и, подавшись к дверному проему, с любопытством уставились на новенькую: кто такая, зачем пришла?
Назвав всех детей по имени: малыша — Павликом, беляночку — Милочкой, худенького мальчика — Володей, а смуглого крепыша — Сережей, Анна Никитична представила им Нину:
— А это ваша старшая сестра. Помните, отец говорил о ней? Она пришла с Брянщины. У них там есть нечего.
Но и после этого никто из детишек не посмел подойти к Нине.
Тогда она подхватила с пола малютку и, подняв его над головой, воскликнула:
— Ой, какой же ты плотнячок!
И тут болыпенькие дети улыбнулись: очевидно, было приятно, что их любимчик понравился девушке. Ощутив в руках упругое, теплое тельце ребенка, Нина стала его тетешкать.
К ней робко подошла Милочка и дернула ее за юбку:
— И мине-е…
Опустив малыша, Нина подхватила под мышки девочку и высоко подняла ее.
— Ой, какая ты синеглазенькая!
— А гостинцев принесла? — спросила девочка.
— Какие там гостинцы? — вмешалась мать. — Хорошо, хоть сама-то живой добралась.
Нина опустила девочку на пол, и та, насупившись, отошла к братикам, которые стояли в сторонке, не сводя глаз со старшей сестры.
Анна Никитична направилась к печке, приговаривая на ходу:
— Сейчас я покормлю тебя, Нинушка. А отец с Артемом в город пошли! Видно, скоро придут. А там уж не знаю, как выйдет…
Постукивая ухватами, хозяйка засуетилась у закопченного шестка.
Нина сняла жакетку и присела на дерюжку, к детям. Володя опустился рядом с ней на колени. А девятилетний Сережа стоял рядом, молча разглядывая девушку, и, по-видимому, никак не мог принять ее за родную сестру: не было и вдруг — словно с неба свалилась… Анна Никитична подала Нине таз с водой:
— Умойся с дороги. И ноги освежи, а то небось сомлели.
Умываясь и споласкивая прохладной водой ноги, Нина вспоминала, как дома мама заставляла ее и брата мыть ноги перед сном, а они ленились…
Усадив гостью за стол, хозяйка налила ей полную миску густого картофельного супа, забеленного сметаной, дала пшенную кашу и жбанок молока. Анна Никитична села напротив Нины и, подперев подбородок рукой, не сводила с нее заботливо-скорбных глаз, изредка приговаривая:
— Ешь, Нинушка, ешь досыта!
Черно-пестрая, с бархатистым отливом кошка потянулась к Нине и, встав на дыбки, запищала, прося подачки.
— Да прогони ты эту блудню, — сердито сказала хозяйка. — Пусть лучше мышей ловит.
Обмакнув в молоке черный хлеб, Нина бросила его под стол. Облизав кусочек, кошка снова стала тереться у ног Нины.
