Влад Ривлин - Палестинские рассказы (сборник)
Отец Дауда умер, когда ему было два года. С тех пор мать осталась одна с тремя маленькими детьми. Семьи, из которых происходили и отец, и мать, были бедны и малочисленны даже в сравнении с не слишком большими родами, жившими в селении, и защиты было ждать неоткуда. От всеобщих насмешек ему не хотелось жить, и он мечтал о смерти как избавлении от позора. Возможно, он и наложил бы на себя руки, если бы не одно событие, так же круто изменившее его жизнь.
Все изменилось для Дауда и его семьи, когда из тюрьмы вернулся брат отца – Мухаммад. В самом начале первой Интифады Мухаммад, которому тогда было шестнадцать, с группой сверстников закидывали армейские джипы камнями и бутылками с зажигательной смесью, ставших известными всему миру под маркой «коктейль Молотова». В одном из столкновений с солдатами Мухаммад был арестован и провёл в израильской тюрьме больше года. Тогда следователям не удалось доказать его причастность к другим нападениям на израильских солдат. Вернувшись из тюрьмы, он присоединился к одной из местных ячеек Народного Фронта и совместно с друзьями стал готовить план похищения израильских солдат, с тем чтобы потом обменять их на палестинских заключённых, томившихся в израильских тюрьмах. Попытка похищения оказалась неудачной: солдат успел открыть огонь и ранить одного из нападавших. Подоспевшие на помощь своему товарищу сослуживцы открыли огонь, и в завязавшейся перестрелке двое товарищей Мухаммада были убиты, а сам он ранен и арестован. Военный суд приговорил его к пятнадцати годам тюрьмы, но он отсидел лишь семь и после подписания соглашений в Осло, вернулся домой.
«В чём дело?», – вдруг услышал над своей головой грозный голос дяди, размазывавший слёзы и сопли по лицу Дауд, в очередной раз ставший жертвой Ахмада из семьи Аль Бадр – мальчика, который был старше Дауда на два года и выделялся среди сверстников и ростом, и характером, и силой. Ахмад не терпел слабость в любых её проявлениях и, возможно, поэтому ненавидел и жестоко третировал Дауда, олицетворявшего в его глазах эту слабость. При виде дяди Дауд растерялся ещё больше. Мухаммада побаивались все, и не только местные, но и так называемые «тунисцы», вернувшиеся после Осло. Он был решителен, умён, неподкупен и суров. Мухаммад отказался от всех предложенных ему правительством постов в местной иерархии и продолжал вести жизнь подпольщика. И израильтяне, и «тунисцы» внимательно отслеживали каждый его шаг, надеясь арестовать или уничтожить при первом же удобном случае. Но это им никак не удавалось. Каждый раз он то неожиданно появлялся, то так же неожиданно исчезал. И каждый раз после его появления или сразу же после исчезновения в тех местах, где он побывал, происходили события, вызывавшие дрожь не только у местных жителей, но и у израильтян.
Мухаммад прославился, когда был ещё совсем юным. Однажды солдаты-танкисты расположенного здесь подразделения израильской армии ушли за едой, не выставив охраны. А когда вернулись, обнаружили, что их танк наполовину разобран, и к тому же исчез пулемёт, который так и пропал бесследно. Никто не сомневался, что это было делом рук одной из ячеек, которыми руководил тогда Мухаммад. Впоследствии же он возглавил контрразведку Фронта и нещадно уничтожал коллаборационистов в Секторе Газа. Коллаборационисты умирали в страшнх мучениях: им простреливали, а иногда и просверливали коленные чашечки, скручивали стальной проволокой и уже в таком виде добивали. Иногда казни были публичными, но никто из местных не хотел или не решался указать участников расправы. Более того, к мучениям жертв и их мольбах о пощаде присутствовавшие относились совершенно равнодушно.
Мухаммада уважали и боялись все – и враги, и друзья. Сейчас этот грозный человек-легенда стоял, возвышаясь прямо над Даудом.
– В чём дело? – грозно повторил свой вопрос Мухаммад, обращаясь к племяннику. Дауду стало стыдно как никогда в жизни. Даже в тот проклятый день ему не было так стыдно. Лучше бы ему провалиться сквозь землю, чем видеть перед собой дядю-героя, на фоне которого его собственное ничтожество было совершенно невыносимо. Вдруг Мухаммад схватил его за шиворот. Дауд почувствовал, как его ноги оторвались от земли, и тут же увидел прямо перед собой белые от ярости глаза дяди, смотревшие, казалось, прямо ему в душу.
– Попробуй только нагадить ещё раз в штаны! – негромко, но так, что Дауду почудилось, будто во все его сосуды разом влили ледяную воду, сказал дядя. – Сейчас ты пойдёшь и набьёшь ему рожу, – так же негромко продолжал дядя, – а если ты этого не сделаешь, то получишь уже от меня!
Дауд был готов на всё, лишь бы дядя поскорее отпустил его. Мухаммад, разжав руку, швырнул племянника как котёнка к воротам. Дауд вылетел из ворот как ракета и понёсся прямо на обидчика. Пролетев отделявшие его от пустыря расстояние, где находился Ахмад и его приятели, он прыгнул на своего обидчика как пантера и, сбив с ног, обрушил на него град ударов. От неожиданности Ахмад даже не сразу сообразил, что происходит, и стал сопротивляться, лишь оказавшись на земле, с разбитым носом и многочисленными ссадинами на лице. А Дауд, превратившись в комок ярости, без устали молотил свою жертву. Никто из друзей не решался прийти на помощь Ахмаду. Наконец Ахмад пришёл в себя и, обуреваемый досадой, обрушил на нападавшего целый град ответных ударов. В конце концов Ахмаду удалось выбраться из-под своего противника, и постепенно бой становился равным. Ахмад был гораздо сильнее, и его удары сотрясали Дауда до самых пят. Он наносил удары размеренно и точно, и большинство из них достигали цели. Дауд чувствовал сильную боль в области рёбер, один глаз уже ничего не видел. Он чувствовал, что силы его на исходе, но отступать не хотел и отчаянно пытался контратаковать. Его держала на ногах лишь собственная ярость, в которую в одно мгновение превратился весь его страх. Дауду хотелось разорвать своего противника на куски, и он не хрипел, а рычал как дикий зверь, от ярости, от боли и от досады на собственную слабость. В последний свой удар он вложил остатки сил. Удар пришёлся Ахмаду прямо в челюсть, и тот покачнулся. Глаза Ахмада, ещё секунду назад выражавшие беспощадную решимость расправиться с врагом, вдруг приняли какое-то отрешённое выражение, и из горла Дауда вырвался торжествующий клич. Дауд уже готов был броситься на своего врага и смешать его с пылью, которую они толкли ногами, но в этот миг Мухаммад снова схватил его за шиворот, но уже не с яростью, а просто как зарвавшегося ребёнка.
– Халас, – сказал он, и в ту же секунду Дауд почувствовал, что ноги его стали ватными. Только сейчас он почувствовал боль во всём теле. Лицо опухло от побоев, он не мог даже шевелить разбитыми губами. Особенно болели рёбра. Но он чувствовал себя победителем. Он больше не «Засранец»!
Часть Вторая: Дауд и Мухаммад
После этого боя Мухаммад забрал племянника в дом своей матери. Дом бабушки находился на границе с еврейским поселением Гиват Рахель. Война между еврейскими поселенцами и жителями арабской деревни шла уже не первый год. Поселенцы строили новые дома на землях, принадлежащих жителям арабской деревни, и чтобы заставить арабов уйти, поджигали оливковые рощи местных жителей, жестоко избивая собиравших на своих участках урожай маслин палестинцев. В ответ арабы кидали камни в израильские военные патрули и машины еврейских поселенцев. Дабы защитить евреев от камней и бутылок с зажигательной смесью, израильские армия и спецслужбы совершали регулярные рейды в деревню, во время которых проводили аресты подозреваемых в камнеметании. Однако эти меры мало помогали. И тогда было решено построить объездную дорогу, по которой могли ехать только жители еврейского поселения. Но к тому времени в поселенцев и солдат стали лететь уже не только камни и бутылки с зажигательной смесью, но и пули, поэтому объездная дорога тоже не была совершенно безопасной. Всё чаще израильские патрули обнаруживали на дорогах самодельную взрывчатку и палестинцы всё чаще пускали в ход огнестрельное оружие. Вскоре у них появились снайперы, которые вели уже прицельный огонь по еврейским поселениям и военным базам оккупационной армии. В ответ солдаты стреляли по бакам с водой, установленным на крышах домов в каждой палестинской деревне и припаркованным здесь же, около домов, машинам. А если дело было ночью, то солдаты стреляли по зелёным огням мечетей. Нередко пули залетали и в наглухо закрытые окна домов. Но эти меры не охладили палестинцев. Ответный огонь становился всё интенсивнее, и в ход шли уже не только автоматы, но также самодельные гранатомёты. Ситуация накалялась с каждым днём.
Именно здесь и в это время рос и мужал Дауд. Это был уже совсем другой Дауд – не тот несчастный, забитый ребёнок из лагеря беженцев Шейх Джафр. Дауд был отчаянно смелым, ловким как пантера и на редкость изобретательным. Может быть, именно поэтому он до сих пор был неуловим. Планируя и осуществляя нападения на израильтян, он никогда не повторялся. Начав с забрасывания камнями проезжавших машин еврейских поселенцев и патрулей израильской армии, чуть позже он организовал прямо в небольшом доме бабушки целую мастерскую, где изготавливал бутылки с «коктейлем Молотова». Эти бутылки также предназначались еврейским поселенцам и израильским патрулям, охранявшим еврейское поселение. Позже он организовал ещё несколько мастерских, в которых изготавливалось уже самодельное стрелковое оружие вплоть до ручных гранатомётов.
