Антон Якименко - Прикрой, атакую! В атаке — «Меч»
— Никто вас не выселит, — успокоил я девушек, — в крайнем случае идите в штаб, спросите командира полка…
Вечером встретились снова. Вместе со мной пришел водитель. Когда я разделся, девушки мои застеснялись, особенно Варя: она — старшина, а я подполковник, Герой. Не ожидала. Ленька оказался не только хорошим водителем, но и компанейским товарищем. Он играл на гитаре, пел, и, надо сказать, неплохо. Сестрички остались довольны: на войне минута веселого отдыха — редкая радость.
Мы задержались недолго, часа полтора, синоптик обещал назавтра погоду. Действительно, утром погода улучшилась. В облаках появилось «окно», засияло зимнее солнце. Часов в десять утра над Хитровкой появилась группа наших бомбардировщиков. Они летели к линии фронта. Внезапно один откололся от строя и с ходу пошел на посадку. Очевидно, в машине возникла какая-то неисправность. Летчик действовал крайне неграмотно, панически. Допустив ошибку в расчете, он ушел на повторный заход. И опять допустил ошибку: не успев набрать высоты и скорости, пошел в разворот. Машина скользнула вниз, зацепилась за землю крылом. Невредимым остался только стрелок. Я спросил у него: «Летаете часто?» Он безнадежно махнул рукой: «Редко. Погода…»
В этот момент поступила команда:
— Поднять истребителей!
Взлетело звено: Гапунов, Шевченко, Коротков и Шакуров. За линией фронта встретили группу Ю-87 в сопровождении Ме-109. Все шло хорошо: после первой атаки головная девятка, не принимая бой, сбросила бомбы, пошла в разворот, за ней — вторая, третья. Казалось бы, что еще нужно: одного сбили, другого подбили, боевую задачу выполнили. На этом надо было закончить. Но они увлеклись, начали преследовать «юнкерсов». Даже не видели, как подошли «мессера»…
— Расскажите, как там все получилось, — спросил у Шевченко.
— Мы догнали пару немецких машин, — сказал летчик, вспоминая подробности боя, — Гапунов мне передал, чтобы я бил левого, а он берет на себя правого. Мы вместе пошли в атаку, и вдруг он загорелся…
Короче говоря, настоящий драки не было, а человека потеряли. Причина одна — редко летаем. Летчики утратили навыки, бдительность. Не разобравшись хорошо в обстановке, стремились лишь к одному: сбить, уничтожить, забыв о том, что это не главное.
Так я сказал на разборе полета. «Нам приходилось драться в более сложных условиях, — говорил я летчикам. — Вспомните Курск, Харьков, Днепр. Вспомните бой, в котором принял участие весь авиакорпус».
…Это было на Курской дуге. Генерал позвонил на рассвете:
— Товарищ Якименко, — сказал Подгорный, — назначаю вас командовать корпусом…
Я принял это как шутку.
— Мне, — говорю, — и полка хватает. Я человек не завистливый.
А он продолжал:
— В 13.00 поднимается вся авиация корпуса с задачей отразить налет крупных сил противника. Находясь в боевом порядке полка, будете командовать авиацией корпуса.
Это было новшество генерала Подгорного, но оно диктовалось необходимостью. Чтобы овладеть Курском, немецкий фельдмаршал Манштейн решил задавить наши войска лавиной огня и металла: ввел в сражение огромную массу танков — семь дивизий одновременно. Действия танковых соединений должна была поддерживать авиация.
На высотах две-четыре тысячи метров плыла кучевка. Она очень мешала, но мы обнаружили то, что искали: воздушный заслон противника — около двадцати «мессершмиттов». Я шел во главе двадцати четырех экипажей. Мы с ходу прорвали заслон, и небо нам открыло огромную группу бомбардировщиков — не менее сотни — в сопровождении истребителей. За ней вторую, третью группу…
Мы атаковали первую группу. Вслед за нами шли другие полки. Они атаковали вторую, третью, четвертую… На немецкие танковые соединения падали немецкие бомбы, немецкие самолеты.
Потом появились наши бомбардировщики. На немецкие танки посыпались советские бомбы, а мы встали заслоном на пути «мессеров», пытавшихся атаковать «Петляковых».
В том полете наши истребители отразили налет на наши войска, сбили около семидесяти самолетов противника, прикрыли свои бомбардировщики от атак истребителей. Характерно, что при этом не потеряли ни одного своего самолета.
— Вот что значит летать постоянно, — говорил я летчикам, — непрерывно вести бои. Только в полетах тренируется сила, сноровка, закаляется воля, характер. Отсюда вывод: в полетах между вынужденными перерывами надо быть особенно внимательным, осторожным, осмотрительным, здраво оценивать обстановку, принимать грамотные и обоснованные решения.
Мы разобрали этот полет подробнейшим образом, сделали выводы. Я видел, что летчики воспрянули духом, обозлились на себя и на немцев, что летчики рвутся в бой исправить ошибку — потерю Гапунова, доказать, что эта потеря — случайность, что ее могло и не быть. Но погода снова испортилась, вопрос, как говорится, остался открытым, душевное равновесие и мое, и летчиков осталось не восстановленным. На бумаге Гапунов «списан» как боевая потеря, но бумага вытерпит все, а совесть не терпит, совесть страдает…
Так я размышлял, неторопливо идя по кукурузному полю, забыв о неудачной охоте, о насмешках, которыми встретил меня командир батальона, обо всем, кроме того, что бередит душу, не дает ни сна, ни покоя.
И вдруг — коза, застыла, как изваяние, только стрижет ушами. Дикая. Стоит на моем пути. Я замер. Боюсь спугнуть. А может, коза не одна. Не шевелясь, начинаю осматриваться. Влево смотрю — никого. Вправо — еще одна. Тоже стоит и тоже стрижет ушами. Стрелять из ружья бесполезно, не достать. Беру пистолет, целюсь, стреляю. Коза, захромав, бросается вправо. Отбежав метров на сто, остановилась. Все ясно: ближе не подойдешь.
Отсюда до самолетной стоянки метров семьсот. Бегу прямо туда, беру у солдат карабин и — обратно, на поле. Козы на месте. Будто меня поджидают. Глупые. Стало как-то не по себе. Но решение принято, два выстрела следуют один за другим…
Пусть хоть раз поблаженствуют летчики, утешаю я сам себя, а то все тушенка да тушенка… На ужин приглашу и комбата. Учись, Ленька, у старших: два патрона и две козы. Третий патрон возьми, пригодится.
Беды и радости
Февраль. Погода немного улучшилась. Нет-нет да и выглянет солнце, покажется синее небо. Однако после недолгих «просветов» может так закрутить, что не видно ни земли, ни неба. Такая пора времени года. И все-таки мы летаем, деремся с врагом, помогаем пехоте. Погода диктует свои правила: авиация и наша, и вражеская действует только малыми группами.
К прежним нашим задачам добавилась еще одна — воздушная разведка. Сама по себе эта задача не новая, разведкой мы занимались и раньше, но от случая к случаю, — теперь постоянно. Для этого мы получили несколько новых машин Як-9»д». Это специальный многоцелевой самолет с большим, чем все остальные Яки, запасом горючего. В связи с этим он, безусловно, тяжел для боя с истребителями, но для сопровождения бомбардировщиков, прикрытия войск, воздушной разведки, лучше не надо.
Больше всех на разведку летают Василий Иванов и Лев Воскресенский. Летают в любую погоду столько, сколько требует обстановка, и всегда привозят самые свежие, самые ценные данные. На днях, еле взлетев с картофельного поля, Воскресенский ходил на просмотр дорог в районе Корсунь-Шевченковский. Заметив большое движение автомашин, он пронесся над ними бреющим и, чтобы не показать врагу, что он разведчик, действовал как штурмовик — обстрелял колонну из пушек. Потом, скрываясь в облачности, несколько раз возвращался, пока не уточнил силы противника. Колонна оказалась лишь частью общей, более крупной группировки отступающих войск. Кроме автомашин, в ней находилось около сорока танков и самоходных орудий. Противник отходил, боясь окружения. Воскресенский сообщил по радио место противника и навел на него наших бомбардировщиков.
Также не менее смело и умно действовал Иванов. На одной из железнодорожных станций он обнаружил несколько эшелонов, а по дорогам — много машин и повозок. Все это подверглось разгрому с воздуха.
Сегодня, вернувшись из штаба дивизии, Рубцов сообщил, что наши войска, встретив сильно укрепленную оборону противника в районе Корсунь-Шевченковский, начали окружать группировку…
— Ах, гады! — восклицает Саша Рубочкин, перебивая Рубцова. — Вот почему так поспешно они отступали в этот район: они собрали силы.
— Правильно, — согласно кивает Рубцов, — руководство предполагает, что в этом районе может возникнуть специальная операция по уничтожению Корсунь-Шевченковской группировки. И нам уже приказали быть наготове к перебазированию.
Ну что ж, мотаться с точки на точку нам не впервой, дело привычное, но погода готовит нам новый сюрприз — начинается оттепель. Это значит, что из строя выйдет больше половины аэродромов, а на те, с которых можно будет работать, сядут по три-четыре полка. Не говоря о том, что это усложнит работу частей, такое скопление техники крайне рискованно: даже один немецкий бомбардировщик может наделать столько беды, что потом и с духом не соберешься. Но, как говорится, сие от нас не зависит, будем действовать соответственно обстановке.
