Антон Якименко - Прикрой, атакую! В атаке — «Меч»
Антон Якименко - Прикрой, атакую! В атаке — «Меч» краткое содержание
Жаркое лето (Халхин-Гол, 1939 г .)
Быстро летит время, вот уже исполнилось 66 лет с тех пор, когда в мае 1939 года японские милитаристы напали на дружественную нам Монгольскую Народную Республику в районе реки Халхин-Гол. Враг планировал захватить Монголию и на ее обширной и прекрасной территории создать плацдарм для сосредоточения своих войск с целью нападения на Советский Союз. Он хотел отрезать Дальний Восток и Забайкалье от центральной части страны. Советский народ, верный интернациональному долгу, немедля пришел на помощь своим друзьям.
Для нас, скажу честно, эти события были несколько неожиданными. 11 мая задолго до рассвета в нашем гарнизоне объявили боевую воздушную тревогу. Одевшись в специальное летное обмундирование, мы моментально оказались у своих самолетов. О коварстве японских вояк мы, забайкальцы, знали, однако о случившемся не подозревали. Никто из нас не предполагал, что на этот раз скорого отбоя тревоги не будет.
А разве могли знать Николай Черенков, Семен Соркин, Александр Балашов, Николай Мягков, Анатолий Орлов, Виктор Рахов или наш командир полка Николай Глазыкин о том, что они больше никогда не увидят этого военного городка, своих товарищей и близких… Наши действия по приведению техники в готовность были энергичны и предельно четки, отработанные каждым воином в деталях и до предела неоднократными подъемами по тревоге.
Раньше других привел свой истребитель в боевую готовность экипаж лейтенанта Райкова (техник самолета лейтенант Копысов), за ним нажал на гашетки пулеметов и пушек техник моего самолета Володя Холдеев.
Все огневые точки дружно заработали. Такая методика была введена в нашем полку для определения готовности экипажа к боевому вылету.
Обычно после приведения самолетов в боевую готовность мы возвращались к мирной жизни. Бывало, что мы поднимались в воздух, шли на предельно малой высоте между забайкальскими сопками, маневрируя направлением и высотой, и, выскочив на полигон, по примеру командира стреляли по учебным мишеням. Чем же закончится сегодняшняя тревога, и предполагать не могли. По выражению лица командира трудно было понять, какие у него планы. Но все же таким сосредоточенным и внимательно строгим, как в этот раз, раньше его не видели. Ни шуток, ни малейшей иронии он сегодня себе не позволял.
Сидим в кабинах. Проверка кончилась, а отбоя нет. «Видимо, итоги не подведены», — решили мы. «Смотрите за сигналами», — предупреждаю экипаж. Не успел сказать эти слова, как в воздух одна за другой взвились две зеленые ракеты — сигнал для взлета нашей 2-й эскадрильи 22-го истребительного полка Забайкальского военного округа.
И вот мы в воздухе, и хотя изрядно вспотели от нагрузки во время взлета, а за бортом открытой и неотапливаемой кабины отрицательная температура, настроение у всех бодрое. Все очень довольны, что сработали дружно и четко, и когда командир звена посмотрел в мою сторону улыбаясь (лейтенант Николай Гринев всегда улыбался, когда было все в порядке), я тем же ответил ему.
Это означало, что я готов выполнять любую задачу (других средств связи не было).
Развернувшись после взлета на 180 градусов, мы ложимся на курс следования и проходим через свой аэродром. Стараюсь рассмотреть выложенный там сигнал на белом полотнище. Радио в то время на самолетах, да и на наземных станциях не было. На большом прямоугольнике белого цвета выкладывались красные квадраты по углам с цифровыми данными. Каждая цифра обозначала команду. Мне больше, чем кому-либо из эскадрильи надо было безошибочно прочитать этот сигнал. Я хотя и старшина по званию, но занимал должность капитана-штурмана эскадрильи. Увидел в верхнем левом углу красный квадрат, что означало единицу, или команду «выполняйте задание». Какое задание — знал лишь командир.
Мы «прижались» к самолету, пилотируемому командиром бригады майором Куцеваловым Тимофеем Федоровичем, и полетели за ним. Он один знал направление и цель полета, конечный пункт маршрута. Идет впереди, но зорко следит за нами. Вот уже река Онон, позади станция Оловянная, 77-й разъезд и Борзю прошли, похоже, идем к границе. Но прежде граница была под самым строгим запретом, а сегодня, похоже, ее пересекать будем. «Может, командир потерял ориентировку? — промелькнула мысль. — Может, сориентировать его. Но как?» Надо выйти вперед строя, подать сигнал «внимание» и показать, что идем в запретную зону. Но, словно угадав мое беспокойство, командир, покачивая свой самолет с крыла на крыло, подал нам сигнал «внимание, сомкнись», и, выполнив горку всей группой, мы, приветствуя своих соседей, простились с пограничниками Родины и пересекли границу Монгольской Народной Республики.
Нашему взору предстала обширная, покрытая зеленью степь, на которой паслись отары овец, стада коров, табуны лошадей и много— много диких коз. Наблюдая за новым пейзажем, изучая наземные ориентиры, обеспечивающие самолетовождение, я и не заметил, как мы подошли к аэродрому посадки города Баян-Тумен. Аэродромом служило голое, ровное поле без каких-либо построек. Зарулили после посадки самолеты на стоянку, а сами задумались: зачем мы оказались в этом безлюдном месте и где авиаторы этого аэродрома? Наш гарнизон тоже стоит в степи среди сопок, но кажется более обжитым.
Оставив самолеты, поспешили на построение. Существовал такой порядок: после того, как выключены моторы самолетов, сбор производится напротив самолета командира. Командир выслушивает доклад о выполнении задания и работе авиатехники. Высказывает каждому летчику свои замечания, ставит очередную задачу и намечает порядок ее выполнения. Все шло так и на сей раз. Но… командир сказал:
— Сегодня японцы напали на Монголию, и мы прибыли защищать ее. Я верю в то, что вы в бою будете достойными воздушными защитниками и своими подвигами прославите наш полк и нашу славную Родину.
Мы молчали и ждали команды.
— А сейчас, — сказал командир, — заправьте самолеты горючим, переложите полетные карты и будьте готовы к вылету, возможно, для боя, для отражения налета авиации противника. По машинам!
Мы пошли молча, и, видимо, у каждого в голове роились одни и те же мысли. Я пытался представить себе противника, его тактику действий, первую встречу с врагом в воздухе. «Буду стремительно атаковать, — решил я, — и стрелять в упор по самолетам противника».
Однако то, что мне пришлось увидеть и пережить в первом воздушном бою, нисколько не было похоже на то, что я представлял себе на аэродроме города Баян-Тумен.
Первая встреча с самолетами противника произошла над озером Буир-Нур при неожиданной обстановке. Звено, разведав действия наземных войск и авиации противника, пройдя через аэродром истребителей японцев, возвращалось с ценными данными на свою базу и совсем неожиданно на своей территории на фоне озера заметило на встречном курсе 17 японских самолетов И-96. Они шли метров на 500 ниже нас. Разойтись мирно и не наказать врага за нарушение границы, удержаться от столкновения у нас не хватало сил, хотя мы были предупреждены, чтоб в бой без необходимости не вступать. Тем не менее мы все втроем внезапно и дружно бросились в пике, атакуя группу спокойно идущих японских истребителей. Атака была. настолько внезапной, что даже после того, когда, сраженные меткими очередями из наших пушек, один за другим свалились в воду сбитые самолеты, строй не шелохнулся. А когда противник наконец всполошился, мы вышли из боя и направились на свой аэродром.
Нам из этого эпизода стало ясно, что внезапность — это победа, а всегда ли она достигается? Несмотря на то что у каждого был открыт боевой счет, тем не менее мы не переставали строить свои планы воздушного боя, взаимной поддержки и выручки на будущее.
Вылеты на разведку и воздушные бои продолжались ежедневно. Помню, на рассвете 22 июня нашему звену выпало дежурство в самолетах в готовности для немедленного взлета. Еще только начинало светать, когда в воздух с командного пункта полка взвилась зеленая ракета — сигнал. Долго разгадывать причину подъема звена в воздух не пришлось. Уже на разбеге самолета виден был разведчик противника, проходивший наш аэродром и направляющийся в тыл наших войск. Рассвет еще не наступил, а в воздухе уже пробивались лучи далекого солнца, поэтому нам снизу самолет было видно отлично. Но так как на земле было еще темно, экипаж разведчика нас, естественно, не видел, и к тому времени, когда мы вышли на высоту его полета, он стал разворачиваться на 180 градусов и подвернулся под огонь нашего оружия. Застрекотали пулеметы, загрохотали пушки, и разведчик со снижением попытался уйти от наших атак. Но было слишком поздно. Уйти ему не удалось. Атаковали мы противника непрерывно один за другим. Самолет загорелся и рухнул на землю.
После этого боя, в момент разворота, мы заметили выше нас на 1000 метров группу из 27 истребителей противника, шедших в сторону наших аэродромов. Атаковать японцев с такого положения не представлялось возможным, так как наш И-16 по скорости всего километров на 15—20 превосходил противника в горизонтальном полете, и нам ничего не оставалось, как следовать за вражеской группой с набором высоты. Поднявшись на высоту более 4000 метров , мы пошли на сближение. Но в районе Тамцаг-Булака мы увидели такую картину: группа японских бомбардировщиков из 12 самолетов, следующих в строю «ромб» в сопровождении более 80 истребителей, направлялась в сторону поля (аэродрома), на которое мы приземлились накануне. Общий боевой порядок смешанной группы японских самолетов был похож на рой пчел: бомбардировщики со всех сторон, сверху, снизу «облеплены» истребителями. Похоже было на то, что они не только огнем, но и корпусом защищают их.
