Ютака Ёкота - Субмарины-самоубийцы
Моторный катер доставил нас на борт субмарины И-47 в столь же торжественной обстановке, как и во время всей церемонии. Плавучие краны, торпедные катера и все вспомогательные суда базы были украшены разноцветными флагами и большими транспарантами с написанными на них лозунгами. Мы махали своими бескозырками, прощаясь с людьми, оставшимися на пирсе, а они в ответ махали нам. Другие, стоявшие вдоль берега, кричали здравицу за здравицей, и голоса их сливались в один громовой клич. В эти несколько минут нашей переправы на борт субмарины мне в голову пришла особая молитва, я произносил некогда в Большом храме в Исэ, неподалеку от Токио, в который совершают паломничество все японцы, включая императора. «Молюсь о том, — произнес я, — чтобы моя жизнь, которую я приношу в жертву, помогла ста миллионам людей моей страны обрести мир».
Вскоре мы подошли к субмарине и поднялись на ее борт. Там нас уже ждал адмирал Нагаи. Он пожал каждому из нас руку, попрощался и пожелал удачи. Из глаз у него катились слезы. Он искренне любил всех молодых людей — водителей «кайтэнов». И тяжким грузом на его плечи ложилась обязанность отправлять их в бой, несмотря на тот урон, который каждый из них мог нанести врагу. Я постарался сохранить при этом бесстрастный вид, памятуя о данном самому себе обещании не оставлять у людей жалости по себе и не выказывать своих чувств. Должен сознаться, сделать это было нелегко, когда твою руку сжимает сильная ладонь адмирала. Мои пальцы еще долго помнили его крепкое пожатие.
Затем адмирал Нагаи произнес краткое заключительное напутствие всей команде, выстроившейся по обе стороны палубы субмарины. Мы же, водители «кайтэнов», стояли в это время каждый на своей торпеде. Когда же адмирал взошел на палубу своего моторного катера и направился на нем к берегу, подводную лодку пронзила трель колоколов громкого боя, призвавшая команду занять места по походному расписанию для выхода в море. Когда субмарина развернулась и двинулась в сторону открытого моря, лейтенант Какидзаки отдал приказ: «Сабли подвысь!» В окружении почетного эскорта моторных судов и торпедных катеров лодка вышла из бухты. Среди эскорта я рассмотрел торпедный катер № 220, с которого вроде бы совсем недавно — всего несколько недель назад — я отправлялся в первый самостоятельный выход на «кайтэне». Матросы на его борту махали нам руками и что-то кричали. Среди них я узнал старшину Юасу. Некоторое время тому назад он служил на борту громадного линкора «Ямато» и был очень знающим и умеющим логически убеждать человеком. Мне он очень нравился. Он помогал мне, когда мы учились ходить на «кайтэнах», и всегда тщательно готовил мое оружие.
— Не посрами нас, Ёкота! — выкрикнул он.
— Не сомневайтесь! — крикнул я в ответ. — Скоро вы услышите о нас! Через неделю, самое большее!
Торпедные катера мало-помалу начали отставать. Они не могли тратить слишком много драгоценного высокооктанового бензина даже по случаю столь торжественного события. Затем они выключили моторы и покачивались на волнах, прощаясь с нами. Их примеру последовали и другие суда, их команды еще долго махали нам вслед руками и кричали, пока мы могли их видеть. Еще через какое-то время наша субмарина развернулась и легла на курс к проливу Бунго. Лишь через этот узкий пролив мы могли выйти навстречу врагам.
Глава 10. НЕУДАЧА И ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я все еще стоял на палубе, когда субмарина миновала Иводзиму, остров, находившийся примерно в двенадцати милях южнее Хикари. За кормой у нее остались острова Усидзима и Осидзима. В этот весенний день усыпанное островами Внутреннее море представляло собой, как и всегда, великолепное зрелище. До чего же все-таки прекрасна страна, за которую мы готовились отдать свою жизнь! Я был горд тем, что мне предстоит сражаться и умереть за эту страну, которая предстала столь прекрасной моему прощальному взгляду. Но тут мои думы прервал лейтенант Какидзаки.
— Скажи, Ёкота, — обратился он ко мне, — о чем это ты грезишь?
Этот благозвучный голос исходил от грубого на вид, совсем деревенского парня — и контраст его внешности с мягким, изысканным тоном не переставал меня изумлять. Я знал, что он спрашивает вовсе не для того, чтобы посмеяться надо мной. Он просто обратил внимание на то, что я не отвожу взгляда от северо-запада.
— Да просто так, господин лейтенант, — ответил я, не желая представать в его глазах слишком сентиментальным.
— Иди сюда, — позвал он меня, в то же время сделав знак остальным водителям «кайтэнов» подойти к нему. — Я хочу напомнить всем вам, что с этого момента вам надо всячески заботиться о себе. Каждую свободную минуту используйте для отдыха. Нас в любую минуту могут послать на врага, будь то днем или ночью. Через двое суток мы подойдем к Окинаве, но можем встретиться с американцами и раньше, если наткнемся на крупный конвой вражеских судов. Понятно?
— Так точно, господин лейтенант, — ответили мы.
— Отлично! А теперь давайте пошлем последнее прости нашим семьям.
Моим щекам стало жарко, когда все, кто стоял на палубе у правого борта, посмотрели в ту сторону, где, как легко просчитал лейтенант, и находился наш родной город. Мне было стыдно думать, что все торжества прощания, все эти крики и здравицы приглушили мое сознание. Я низко поклонился Токио и произнес про себя молитву по моей покойной матери, по моему отцу, моим сестрам и братьям, моим школьным учителям и товарищам моего детства. «Я рос балованным ребенком, — обратился я к ним над морскими волнами, — и доставил всем вам много беспокойства и трудов. Но пожалуйста, простите мне все это, когда вы узнаете о моей смерти. Жизнь моя была краткой, но благодаря вашей доброте исполненной счастья». Открыв глаза, я проследил выхлоп дизелей субмарины, уносящийся в ту сторону из патрубка, находящегося совсем недалеко от меня.
К 13.30 мы подошли к северному выходу из залива Бунго. В те времена, когда императорский флот Японии царил на морях одной трети земного шара, пролив этот был вратами, через которые наши доблестные моряки выходили на дорогу к славе. Однако со времени тяжелого поражения у атолла Мидуэй наши военно-морские силы постоянно отступали и сошли практически на нет. Для отпора американцев оставались только самолеты камикадзе и наши «кайтэны». Лишь горстка подводных лодок выходила через пролив Бунго, чтобы атаковать врага. Почти все они были небольшими кораблями, предназначенными для действий в прибрежных водах, с ограниченным запасом хода и незначительной огневой мощью. Дойти до Окинавы, выпустить там шесть торпед и вернуться — это все, на что они были способны. Но американские эсминцы и самолеты даже их выслеживали и топили с ужасающей регулярностью.
Теперь я мог видеть зеленые конусы гор острова Кюсю справа по борту, потому что мы шли курсом строго на юг. Как часто сердца людей, живших на этих берегах, переполнились гордостью, когда Соединенный флот, застлав дымами полнеба, царственно следовал в океан или возвращался на свою главную якорную стоянку у острова Хасирадзима. Мне лишь однажды довелось видеть весь Соединенный флот в Токийском заливе, когда я был совсем маленьким мальчишкой. Но зрелище это так впечатлило меня, что с того момента я не желал в жизни ничего другого, как стать моряком. Какую же горечь должны теперь испытывать жители Кюсю, наблюдая, как корабли проходят по проливу совсем маленькими группами или вообще поодиночке, а возвращающиеся с океана часто едва дотягивают до стоянки из-за боевых ран.
Что же ждет нас в будущем? — задавал я себе вопрос. Будет ли флаг с восходящим солнцем снова реять над просторами Тихого океана? Чем будет мир для тех, кто останется жить после нас? Токио, как и другие крупные японские города, теперь постоянно подвергался бомбежкам гигантских Б-29. Мои соотечественники испытывали неописуемые страдания, но еще большие страдания предстояли им после того, как мы уйдем из жизни. Что ж, мы, первые шесть водителей «кайтэнов» группы «Татара», шли на задание. Следом за нами вскоре последуют другие, но в какой обстановке они окажутся! Еще видя горы родной земли, мы уже будем во враждебных водах. В 1945 году в Японии бытовала поговорка: «Выйдя из залива Бунго, ты уже среди врагов».
По внутренней трансляции субмарины прозвучал приказ всему личному составу занять места по походному расписанию и находиться в полной готовности. За подобным приказом должен был последовать приказ стоять по боевому расписанию. Пока мы шли по Внутреннему морю, нам было можно немного расслабиться. Но теперь, хотя мы еще находились в японских водах пролива Бунго, мы уже готовились увеличить скорость и идти противолодочным зигзагом. Американские подводные лодки уже начали шнырять совсем неподалеку от берегов Японии. Мы не могли позволить острым глазам янки через перископ вычислить курс и скорость нашего хода, чтобы затем они могли послать в нас смертельный веер торпедного залпа. Зигзагообразный курс должен был не дать им сделать этого.
