Ютака Ёкота - Субмарины-самоубийцы
Лейтенант Хамагути, которого я давно простил за то, что он ударил меня в тот день, когда я допустил ошибку в управлении «кайтэном», присоединился ко мне в тот момент, когда вечер был в самом разгаре. Сакэ лилось рекой. Голоса участников, в том числе и мой, звучали все громче и громче.
— Не забывай! — кричал кто-то мне в ухо. — Сделай все, что можешь!
— Мы скоро пойдем вслед за вами на врага! — доносилось с другой стороны.
— Шесть американских авианосцев! Уделайте их! — слышалось откуда-то еще.
Звучали другие песни, среди них «Флотский марш», которые были в чести у японских моряков. Мы все еще распевали их во все горло, когда в 22.30 вечер окончился троекратным «Бандзай!» в честь водителей «кайтэнов» базы Хикари. Хотя назавтра нам предстоял тяжелый день, я едва держался на ногах. Синкаи был не в лучшем состоянии. Лейтенантов Какидзаки и Маэду кто-то просто отнес в их комнату. Нигде не было видно Фурукавы и Ямагути, но я был почти уверен, что они где-то уединились и продолжают общение с сакэ. Ямагути отличался особым пристрастием к выпивке.
— Я же родом с Кюсю, — порой говорил он мне, опростав около литра сакэ, — а мы охочи до выпивки и еще больше охочи до женщин.
Не знаю, сколько правды было в его последнем утверждении, но я имел все основания верить первому из них. Он мог выпить куда больше, чем любой другой человек, которого я когда-либо видел, причем выпивка не производила на него какого-либо особого эффекта, и на следующее утро он всегда являлся на службу с ясной головой без каких-либо следов похмелья. Потягивая вино, он любил говаривать, что единственное, о чем он как водитель «кайтэна» жалеет, это то, что «в царстве мертвых не будет сакэ».
Вечер для нас с Синкаи закончился тем, что лейтенант Кодзу, поддерживая нас под руки, отвел нас в нашу комнату, где мы, не раздеваясь, рухнули на койки.
На следующее утро голова моя просто разрывалась, как ручная граната. Такого похмелья у меня еще не было! Я вспомнил нашу предыдущую выпивку с Синкаи и то, что дал себе зарок больше так не напиваться. Прощальная вечеринка была, разумеется, совсем особым событием, и это похмелье будет уже точно для меня последним. Проснулся я в 8.30 и первым делом бросился в тот угол, где мы держали небольшой чайник с чаем. Чувствуя, что голова у меня вот-вот отвалится и покатится по комнате, я до последней капли осушил этот чайник. После этого я почувствовал себя немного лучше, но затем в течение дня мне пришлось выпить еще много воды, чтобы утолить страшную жажду.
«Сегодня мне предстоит тяжелый день», — твердил я себе. Я должен был присутствовать на подводной лодке в тот момент, когда на нее станут грузить мой «кайтэн». Еще мне предстояло очистить свою комнату и упаковать большую часть моих личных вещей. На борту лодки многое мне не понадобится, а то, что я оставлю на базе, отправят домой после того, как я уйду на врага. Я также хотел еще отправить несколько открыток своим друзьям. Кроме того, надо было купить в лавочке что-нибудь из еды, чтобы не быть нахлебником у подводников. Может быть, мне даже удастся раздобыть какое-нибудь угощение для них.
Другие старшины из нашей группы мирно посапывали в своих койках. Мне не хотелось будить их. Но я должен был это сделать. На сегодня у них было ничуть не меньше хлопот, чём у меня. Потом я умылся, сделал еще несколько глотков воды и направился в домик, где жили офицеры, чтобы посмотреть, встали ли уже лейтенанты Какидзаки и Маэда.
Едва войдя в их комнату, не мог сдержать смеха. Эти двое, небритые, спали в одной койке, обнявшись, словно супружеская пара. При этом они были в полной форме, только без кителей. Волосы на голове лейтенанта Какидзаки стояли дыбом, а лейтенант Маэда нежно обнимал голову своего начальника. Оба громко храпели. Я только пожалел, что при мне нет фотоаппарата.
— Господин лейтенант! — громко воззвал я.
Мне пришлось повторить свои слова. Только после этого он открыл глаза, но взор их был совершенно стеклянным, и я уверен, он не видел меня, стоявшего рядом с его койкой. Проморгавшись, он наконец-то узнал меня. Изобразив на лице нечто вроде улыбки, он сполз с койки и принялся трясти Маэду. Эта сладкая парочка уже натягивала кители, когда я направился к себе, удовлетворенный тем, что все встали и занимаются тем, чем должны заниматься. Следующие два часа я посвятил упаковке своих личных вещей и уборке комнаты.
«Кайтэны» были погружены на субмарину И-47 в 11.30. Перед этим они были в последний раз осмотрены нашими техниками, а оружейники заменили на них боеголовки. Теперь каждый «кайтэн» нес в своем головном отсеке 3000 фунтов сильнейшей взрывчатки. Плавучий кран перенес их на середину фарватера, где уже встала наша лодка.
Мой «кайтэн» под номером 3 был установлен ближе к корме лодки. Я потрепал его рукой по борту, словно любимого скакуна, и прошептал: «Постарайся не подвести меня!» Затем я спустился в его кокпит, чтобы проверить все приборы и клапаны. Все было в полном порядке. Совершенно довольный, я выбрался из него и доложил о полной готовности нашему командиру и командиру лодки капитану Орите. Последние проверки были закончены, и мы возвратились в свою казарму в 16.30.
Здесь для Синкаи, Ямагути, Фурукавы и меня был приготовлен сюрприз. На наших койках была разложена новенькая форма, вплоть до рубашек и белых перчаток. Вот для чего наш интендант взял все наши размеры несколько дней тому назад. «Вот каков, стало быть, мой смертный наряд!» — подумал я. Все это представилось мне зряшным расходом нужных вещей. В особенности ботинок. Ведь мне придется носить их меньше недели, расстояние до Окинавы было не таким уж большим. Мне казалось, что куда лучше было бы отдать эти вещи тому, кто нуждается в них больше нас. Но уж если таков порядок, то ничего не поделаешь. Не стоит грустить о вещах в общем-то ничтожных.
Теперь мне надо было поспешить, чтобы успеть закончить последние дела. Я уже написал и отправил письма моим родным, прозрачно намекнув на то, что это мои последние слова прощания. Мне надо было написать еще пару писем моим друзьям детства. Это можно было успеть сделать, потому что мне удалось сэкономить немного времени, за счет того, что я не собирался оставлять памятного прощального письма. Поэтому я набросал несколько слов на почтовых карточках, почти одних и тех же, тому и другому.
«Дорогой Кадзуо!
Должен извиниться перед тобой за долгое молчание. Со мной все в порядке, как, я надеюсь, и у тебя. Положение на фронтах все хуже и хуже, если верить тому, что мы слышим. Я часто спрашиваю себя, как живете вы, те, кто непосредственно не участвует в войне. Мы здесь все же не теряем надежды на успешный ее исход, делая все от нас зависящее, как, надеюсь, и вы. Ты должен упорно заниматься, чтобы в будущем стать полезным своей стране. Береги здоровье, это тоже очень важно. Мне надо спешить, поэтому я хочу успеть поблагодарить тебя за все то, что ты для меня сделал в своей жизни.
Ютака Ёкота».
Это было не очень-то похоже на письмо. Но я все же не хотел уходить на смерть, не послав весточки двум моим друзьям детства. Одного из моих остающихся на базе товарищей я попросил отправить эти карточки, когда лодка И-47 выйдет в море, и почувствовал, что исполнил свой долг, когда он обещал сделать это. Теперь все, что связывало меня с миром, перестало существовать. Я воистину был готов к последнему путешествию.
На следующее утро, 29 марта 1945 года, я проснулся совершенно бодрым. Вскочив с койки, я схватил полотенце и направился в умывальную. Умывшись, я растирался полотенцем, насвистывая какой-то мотив, когда услышал за своей спиной чей-то голос, произнесший:
— Доброе утро, Ёкота.
Это был старшина Киси Киридзава. Он тоже был одним из водителей «кайтэнов» и самым маленьким по росту из всех курсантов базы Хикари.
Прекратив мыться, я обернулся.
— Доброе утро, старшина, — улыбнулся я, гадая про себя, зачем ему понадобился.
Старшина Киридзава держал одну руку за спиной.
— Я заглянул в вашу комнату, чтобы пожелать удачи, — сказал он, — но не застал вас там.
— Спасибо за добрые пожелания, старшина, — ответил я на это. — Мы постараемся занять места лейтенанта Миёси и старшины Ядзаки.
— Отлично! — сказал он и вытянул руку из-за спины. В ней он держал небольшую и очень красивую куклу.
— Хочу просить вас — не возьмете ли вы это с собой? — произнес он, протягивая ее мне.
— Какая красота! — воскликнул я. — Не иначе ручная работа. Но зачем вы хотите, чтобы я взял ее с собой?
— Пожалуйста, не спрашивайте меня об этом, Ёкота, — сказал он, отступив на шаг. — Просто возьмите с собой на задание. Я буду очень вам признателен.
Заметив беспокойство во взгляде Киридзавы, я решил больше не докучать ему вопросами.
— Я возьму ее с собой, старшина, — пообещал я. — И повешу прямо под перископом.
— Большое вам спасибо, Ёкота.
