Ютака Ёкота - Субмарины-самоубийцы
Я погибну в тот момент, когда торпеда ударится в борт вражеского корабля. Гибель моя будет исполнена смысла.
Здесь нас научили забывать о всех мелочах и думать только о главном. Я солгал вам, когда сказал, что учусь летать на истребителях. Пожалуйста, простите мне мою ложь. Когда вы узнаете, что я погиб, потопив вражеский корабль, то, надеюсь, вы скажете несколько добрых слов о моей смерти в бою.
Я не сожалею о своем выборе, и больше мне нечего сказать. Вы все всегда были очень добры ко мне, и я уже не смогу сделать ничего, чтобы ответить вам добром на добро. Но пожалуйста, всегда помните о том, что я благодарен вам до глубины моей души.
Масакудзу и Синдзи, мои племянники, и Сэцуко, моя племянница, я надеюсь, что вы все станете хорошими людьми и всегда будете чтить своих родителей. Я всегда буду глядеть на вас с небес после своей смерти. Если вы захотите навестить своего дядю, то придите в Кудан. Я буду ждать вас там с улыбкой на устах».
Подписав это послание, я начал перечитывать его с самого начала. Будет ли это моим последним прости? Могут ли эти слова передать то, что скрывается в моем сердце? Я хотел бы написать куда больше, чем эти несколько предложений, — например, о моем счастливом детстве. То, что написал я, звучало так, словно было написано для того, чтобы убедить читателя, каким прекрасным человеком я был. И не скрывалась ли в этом толика хвастовства и самолюбования? Похоже на то, что да — по крайней мере, в той части письма, когда я приглашал моих племянников навестить героя дядю в храме Ясукуни. Что же я действительно хотел сказать? Как мне стать совершенно искренним?
Может быть, я и в самом деле не страшусь предстать перед лицом смерти в своем «кайтэне». Но пошел ли я на это по своей собственной воле? Или я поддался всеобщему боевому настрою и был захвачен ураганом национального духа? В укромном уголке своей души я все еще хотел жить. Может быть, устремляясь навстречу смерти, я делал это потому, что хотел выделиться на общем фоне?
Зачем стараться что-то объяснять в письме? Вряд ли я смогу раскрыть и выразить в нем подлинную правду. И почему только я не обладаю тем ясным и открытым сознанием, какое имеют Ямагути и Фурукава? Мне следует порвать эти листки бумаги, на которых я только что написал эти глупые напыщенные строки. Я поступлю подобно Фурукаве и напишу «ничего» на одном-единственном белом листе!
Я вырвал эти несколько листков из блокнота. Разрывая их в клочки, я вспомнил один эпизод из кинофильма «Неоконченная симфония». В финальной сцене Шуберт уничтожает нотную бумагу, на которой он только что запечатлел последние звуки своего тщательно продуманного творения. На чистом листе такой же нотной бумаги он пишет слова: «Мое творение никогда не будет окончено, просто потому, что моя любовь не заканчивается». Я смотрел этот фильм несколько раз и всегда был глубоко тронут этой сценой.
Я тоже решил, что, как и Шуберт, я исчерпал себя. Мне осталось сделать только одно дело — потопить вражеский корабль. Мне нечего написать, нечего оставить после себя. Такое решение совершенно очистило мое сознание. Повернув голову, я посмотрел на Фурукаву и Ямагути, мирно спавших в своих койках. Напряжение, сковывавшее мое тело, исчезло. Наконец я почувствовал себя одним из них.
Следующим вечером, поскольку у нас не было никаких выходов в море, Синкаи и я предприняли «неофициальное увольнение». Выйдя за ограду базы, мы сели в попутный грузовик и добрались до дома господина и госпожи Харада, живших в городке Хикари. Двери их дома всегда были открыты для подводников и водителей «кайтэнов», служивших на базе. Сам господин Харада был офицером флота. Двое их сыновей служили в военно-морской авиации, и старший из них погиб под Рабаулом в сражении за Соломоновы острова. Госпожа Харада и их единственная дочь всегда были рады видеть нас.
Наше появление удивило госпожу Хараду, поскольку в этот день увольнений на базе не было — они это знали.
— Госпожа Харада, пожалуйста, простите нас, — сказал я. — Мы просто хотели немного побыть в счастливой атмосфере вашего чудесного дома. Ради бога, не хлопочите по поводу нас. Вы знаете, для чего нас готовят, знаете и то, что мы не можем говорить об этом, но, может быть, для нас это последняя возможность повидаться с вами.
Хозяйка дома, как всегда, ласково улыбалась нам. Она уже не в первый раз провожала у порога своего дома молодых флотских ребят, которые уходили навсегда. Мы не собирались ужинать в их доме, нам просто хотелось еще раз насладиться обществом этих чудесных людей. Но госпожа Харада настояла на своем. Мы уступили ее желанию, чувствуя, что это наше последнее появление в их доме. За чаем ее дочь, извинившись, вышла из-за стола. Через некоторое время она вернулась с несколькими патефонными пластинками.
Этот поступок глубоко меня тронул. Молодая девушка часто разговаривала со мной о классической музыке и знала, как я люблю ее. Поэтому она прошлась по своим друзьям и соседям и позаимствовала у них грампластинки, решив устроить для нас музыкальный вечер. Наслушавшись мелодий, мы ничуть не возражали, когда господин Харада захотел пригласить соседа-фотографа, чтобы сделать снимок на память. Возвратившись на базу, нам пришлось отбиваться от упреков Фурукавы, рассерженного тем, что мы не взяли его с собой. Что же касается нас с Синкаи, то это был самый счастливый вечер в нашей жизни.
Глава 9. НАША ГРУППА «ТАТАРА» ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ЗАДАНИЕ
Подводная лодка И-47 вернулась на базу Хикари в последнюю неделю марта. Я смотрел, как она входит в бухту, стоя на палубе торпедного катера и следя за тем, как лейтенант Какидзаки идет в условную «атаку». Подводная лодка шла в надводном положении, поблескивая новым антирадарным покрытием. На ее корпусе издалека были видны большие белые иероглифы, изображавшие девиз на гербе семейства Кусуноки, — «хризантема» и «вода». Когда Какидзаки пошел в новую идеальную «атаку» под килем торпедного катера, я помахал своей бескозыркой, приветствуя экипаж субмарины. Мы закончили учебный выход и ошвартовались у пирса базы как раз в тот момент, когда шлюпка с подводной лодки высадила на берег капитана Ориту. Мы, шестеро водителей «кайтэнов», сразу же направились к офицерскому общежитию.
— А-а, лейтенант Какидзаки! — приветствовал нашего командира группы капитан Орита. — Давненько вас не видел! — Но широкая улыбка на его лице тут же сменилась грустным выражением. — В вашей группе произошли значительные изменения, не так ли? Я с сожалением узнал о смерти старшины Ядзаки, но, когда вслед за ней пришло известие о гибели лейтенанта Миёси, я испытал буквально шок. Когда мне доложили, я не мог сдвинуться с места.
— Мы все надеемся, господин лейтенант, — ответил на это Какидзаки, стоя по стойке «смирно», — что сможем отомстить за Ядзаки и лейтенанта Миёси!
— И вы справедливо надеетесь, — сказал капитан Орита, — я тоже надеюсь, что вы сумеете сделать это. В конце концов, вы шестеро — самые опытные водители «кайтэнов», которыми мы располагаем в данный момент.
— Благодарю вас, господин лейтенант, — поклонился Какидзаки. — А теперь позвольте мне представить вам остальных членов нашей группы. — С этими словами он повернулся к нам, и каждый из нас по очереди почтительно поклонился капитану.
Затем мы разговорились о происхождении названия нашей группы «Татара». В XV веке в Японии жил великий воин по имени Токимунэ Ходзё. На него была возложена задача защитить нашу родину от вторжения армады монгольских кораблей, готовящихся высадиться на наших островах и поработить наш народ. Воодушевленный помощью сильного урагана, разметавшего и потопившего большую часть этой армады, Токимунэ разбил оставшихся захватчиков в битве на побережье Татара, на севере острова Кюсю. Этот ураган стал одним из двух «божественных ветров», столь часто упоминаемых в нашей истории. Именно он дал название летчикам-камикадзе. Наша же группа получила это свое имя потому, что, как и воины былых времен, мы должны были нанести удар по вторгшимся врагам, американцам, которые готовились захватить Окинаву, расположенную в архипелаге Рюкю нашей островной страны.
Флагманским кораблем группы «Татара» предстояло стать нашей подводной лодке И-47, которая должна была принять на борт Какидзаки, Маэду, Синкаи, Яма-гути, Фурукаву и меня. На задание отправлялись еще и три другие субмарины. Подводная лодка И-44 должна была выйти в море со своим новым командиром, капитаном 2-го ранга Киёси Масудзавой и водителями «кайтэ-нов»: лейтенантом Хидэо Дои, старшинами Ясухико Икаку, Такахарой Татэваки и Хикого Сугахарой на борту. Эти люди уже пережили суровую трагедию, выйдя ранее на задание на той же субмарине в составе группы «Чихайя». Им так и не пришлось даже попытаться начать выполнять боевое задание, поскольку американские корабли и самолеты, обнаружив подводную лодку, почти двое суток продержали ее под водой, забрасывая глубинными бомбами. Именно тогда ее капитан по возвращении на базу был отстранен от командования, хотя ни один из водителей «кайтэнов» не сказал о нем дурного слова.
