Канта Ибрагимов - Аврора
— Возьми себя в руки, болван, — сам себя обругал Цанаев.
Первым делом собрал телефон, включил — никто не звонил. Он вновь набрал Аврору — «не доступна». Не только духом, он ослаб, почувствовал слабость и ломоту во всем теле: то жар, то озноб. А сердце стучит бешено, и он все же догадался выпить свои лекарства. Видимо, под их воздействием, он прямо в кресле заснул, — от резкого звонка встрепенулся в тревоге, так дрожат руки, что еле смог включить телефон:
— Гал, Гал, — к его крайнему удивлению голос жены, так сказать, первой жены. — Это я, — у нее тоже голос тревожен. — Только что по телевизору в новостях сюжет — «задержали в аэропорту чеченскую террористку». Фамилию не называют, вроде бы «в интересах следствия». Но фото Авроры. Точно она… Разве она не долетела?
— Что?.. А ты знала, что Аврора в Москве?
— Знала.
— У вас была связь? — возмутился Цанаев.
— Гал, сейчас не до этого. Я думала, она улетела. А ее задержали… Вот дочка говорит, что в интернете та же новость.
— Что?.. Я перезвоню, — Цанаев бросился к ноутбуку Авроры — не везет, так не везет во всем: срок оплаты исчерпан.
Тогда Цанаев побежал в лабораторию, а там все заперто. Оказывается, он потерял счет времени — только светает. А как долго тянется это время, когда ежеминутно смотришь на часы. И как назло, никто не звонит, а ему самому лишний раз позвонить домой в Москву тоже неудобно: попрекнут, как приперло к стене — объявился.
Все же рабочий день начался, зашел Цанаев в интернет. Конечно, он, как Аврора, компьютером не владеет, да она, слава Богу, кое-чему его научила. Про Таусову только та же самая информация. Даже в «Википедии» она есть: «известный ученый физхи-мик, участник многих международных конференций и т. д». А вот про террористку Таусову ни слова. И тогда Цанаев набрал домашний.
— Я-то в компьютере не разбираюсь, — говорит жена, — сейчас дочери передам.
— Папа, — к удивлению Цанаева сопереживает дочь, — всю ночь эта информация была, я ее почему-то сосканировала, а под утро исчезла, и ни слова про Аврору, — и тут, сквозь этот разговор на телефон Цанаева поступил сигнал, аппарат не врет — «абонент снова в сети».
С каким волнением Цанаев нажал «вызов»: сигнал доходит, но никто не отвечает. А он все повторяет и повторяет. Это оказалось даже мучительнее, чем — «абонент недоступен», кажется, что она игнорирует его звонки. И вдруг она сама звонит:
— Гал Аладович, — он по голосу понял, как ей тяжко.
— Аврора! Аврора, ты где, что с тобой?!
— Гал Аладович, простите, что перебиваю… — «Все-таки она сильная, очень сильная женщина», — восхищен Цанаев:
— Слушаю, Аврора.
— Спасибо. У меня все нормально… Просьба к вам. На мой электронный адрес поступило сообщение — счет. Оставьте себе деньги на дорогу, а остальные — все, все, — она это подчеркнула, — все, что есть, отправьте на этот счет. Это все…
Здесь связь оборвалась, а у Цанаева в ушах звучит ее прерванная фраза: «Это все — конец!»
* * *Позже, все позже выясняется…
Конечно, не во всех подробностях и деталях, да основную канву прошедших событий Цанаев позже выяснил и восстановил.
Однозначно то, что у самой Авроры не было и не могло быть связи с боевиками, или как их еще более деликатно называли, «лесными братьями», или еще как… но это неважно. Словом, это люди, которые были против. И Аврора по-европейски считала, что если ты в оппозиции, то борись с помощью парламентских методов, либо смирись, либо уезжай, как она. Но ни в коем случае не бери в руки оружие и не направляй его в сторону себе подобных — это безбожие, страшный грех и никакими молитвами это не искупить.
Так эта же война оказала и иное влияние, — ведь не все, как Аврора, учились, имели знания и могли свободно, то есть цивилизованно и грамотно, анализировать, мыслить и делать выводы. Ведь у Авроры в Чечне осталась еще родная кровь — племянники, а более — никого. А у этих племянников мать, сноха Авроры, — чересчур набожная, и совсем необразо-ванная женщина. И как многие считали, если бы эта сноха, как и многие чеченские послевоенные матери-одиночки добывала бы хлеб насущный своими руками, своим горбом, то так бы, наверное, не получилось. А тут Аврора своими руками многое наворотила: посылала снохе из Норвегии евро и доллары — вот и появились, а может, и не пропадали у снохи связи с сотоварищами мужа и деверей — боевиками или сочувствующими им. Помимо этого, раз деньги и время есть, появились у снохи всякие не совсем праздные, но, в какой-то степени, религиозно-фило-софские мысли. И понятно, как ни старалась Аврора, а ее старший племянник, уже юноша, поддался влиянию матери, да и собственная судьба диктовала, и под эту диктовку он, будучи, как и все Таусовы, революционным, неожиданно через интернет написал письмо самому Президенту России:
«Уважаемый Президент!
Я, Таусов Моца, родился в 1991 году, ровесник новой России. Моя судьба, словно история молодой страны, вся изранена. Я инвалид с детства, но не с рождения. Смутно, да кое-что я помню, кое-что мать и тетя рассказывали, кое-что взрослые знакомые. А книги и газеты, в основном, врут. Однако, я не об этом, а о другом, о себе, о своем будущем, если оно возможно.
Из родных у меня мать, тетя (она проживает в Норвегии и хочет там остаться) и младший брат, тоже инвалид: в один день пострадали.
У нас нет собственного жилья — разрушено. Снимаем квартиру. Получаем от государства пособие по инвалидности. Но мы не существуем, а вроде, нормально живем, потому что нам помогает тетя. Тетя хочет, чтобы я переехал жить в Норвегию (мать против). Я в раздумьях; тем не менее, по настоянию тети, уже более двух лет я пытаюсь получить загранпаспорт — все тщетно. А вот на днях меня буквально силком, прямо из школы, доставили в милицию, сфотографировали и почти тут же выдали паспорт — «гражданина Российской Федерации». Я спросил: «Зачем это?» А мне лишь в ответ: «По закону после четырнадцати ты обязан иметь паспорт. А тебе скоро пятнадцать… И нам теперь легче будет тебя контролировать. Совершеннолетний гражданин, отныне спрос по закону».
Господин президент! У меня нет отца или старшего брата, поэтому я, будучи гражданином России, обращаюсь к Вам, как к гаранту Конституции (Закона) России.
Когда мне в принудительном порядке выдали паспорт, один из чеченских милиционеров бросил: «Ублюдок Таусовых. Небось, тоже в лес убежит». На что другой добавил: «Этот, слава Богу, далеко не убежит». Намекая на мою ущербность.
Я сдержался. Не потому, что хил и юн, — этим мер-завцам-ментам горло бы перерезал — заточка всегда в рукаве. Просто я это не раз от плебеев слышал — всех не перебьешь, развелось прихлебателей-лизоблюдов. А сдерживает иное: большинство говорят, твои отцы — герои, за Родину свои головы положили. За какую Родину? За Чечню? За Россию? А воевала ли Чечня с Россией? Или просто «наводили конституционный порядок»? Это вопросы Вам. Ответьте, чтобы я смог здесь дальше жить. А я расскажу, как до этого дожил.
Я слабо помню. Был мал, но кое-что смутно перед глазами стоит. Мы, оказывается, жили в Грозном, в собственном большом доме. Почти квартал в центре города принадлежал Таусовым, отцы купили, когда был массовый отток жителей перед очередной и навязанной войной, после которой в Грозном, вроде бы, восстановился конституционный порядок.
Однако в августе 1996 года Грозный атаковали чеченские боевики. Тогда из пяти Таусовых двоих уже не было — погибли в самом начале войны. А мой отец, старший из братьев, был командир, первым зашел в город, и когда победа была уже в руках, он помчался к дому, к семье. Говорят, что когда он вбежал во двор, он от счастья стрелял в воздух и кричал:
— Свобода! Мы победили!
И тут, на месте дома увидел руины, воронка во дворе, а я с годовалым братишкой в крови. Вот тогда мой отец бросил оружие (больше в руки не взял) и помчался спасать нас. И знаете, что произошло? Русский госпиталь был осажден боевиками. Мой отец своим авторитетом эту блокаду снял. Русские врачи спасли нам с братом жизнь, а отец спас жизнь врачам, лично вывез их за город, в аэропорт.
С тех пор мой отец был только за мирные переговоры. Он участвовал в подписании Хасавюртовского договора. Между войнами занимался привычным для себя делом — животноводством. Но началась вторая война. Мой отец за оружие так и не взялся. А два брата не послушались, вновь пошли воевать, и оба погибли… А потом, когда казалось, что война уже закончилась, как-то на рассвете к дому подъехали БТР-ы, собаки залаяли, их пристрелили. Стали бить в дверь.
— Я открываю, открываю, — кричал мой отец, завозившись с ключами.
Его вывели во двор. Мы смотрели в окно. Он что-то говорил, а его избили прикладами, за ноги потащили к БТР-у, на котором российский флаг и даже «спецназ России».
Моя тетя нашла отца. Кто-то сообщил, что на окраине города сожженный труп. Опознала брата по ключам в кармане…
