Андрей Дугинец - Стоход
— Что случилось, проше пана коменданта?
— Пинск переполнен беженцами. Начались убийства, грабежи…
* * *Граф прислал жене телеграмму, что его самолет не был принят на варшавском аэродроме и он очутился в Бухаресте, куда бежало правительство Речи Посполитой. Туда же он звал и семью. Эта весть облетела всю Морочну. Да и без телеграммы народ знал, что армия Пилсудского расползлась, что гитлеровские полчища беспрепятственно захватывают города и расправляются с мирными жителями.
Поляки, украинцы, белорусы, побросав свои жилища, хлынули на восток, поближе к советской границе. В Морочну наехало столько беженцев, что в каждом доме стояли по три-четыре семьи. Богачи убегали на автомобилях. А бедные — на лошадях, на волах и даже сами впрягались в тележки. Одни приезжали, другие уезжали. Морочна стала узловой станцией, откуда расходились пути богатых и бедных. Трудовой народ подавался через Пинск на Гомель, Барановичи. А богачи — на юг, в Румынию.
Однако полиция продолжала свирепствовать. Учителя не поймали, зато составили список ходоков, тайно выбранных народом и ушедших к советской границе с просьбой защитить от нашествия немецких фашистов. Руководителем группы делегатов морочанского района оказался Конон Захарович Багно.
Узнав об этом, комендант решил держать в заключении внука старого бунтаря до тех пор, пока сам он остается у власти.
* * *Солнце еще не зашло, а Рындин с женой уже заперлись на все замки.
Услышав стук в дверь коридора, Рындин взял браунинг и направился к двери.
— Не открывай! Не открывай! — истерично закричала хозяйка.
Рындин слышал, что во многих имениях мужики стали нападать на панов и убивать. Без оружия он теперь не выходил из дому да и спал с браунингом под подушкой. Но на этот раз страх был напрасным. Еще в окно увидев Крысолова, спокойно пыхтящего трубкой на ступеньках крыльца, Рындин быстро открыл дверь и за руку ввел гостя в свой кабинет.
— Прошу садиться, — Рындин улыбался сейчас без всякого притворства.
Крысолов сильно затянулся и, не вынимая трубки изо рта, проговорил не спеша.
— Сидеть больше некогда. Досиделись!
— Что-нибудь случилось на фронте?
Ничего не ответив, гость достал из кармана толстый кожаный кошелек и протянул его Рындину:
— Здесь паспорт и деньги, пока что польские. Потом получите и советские. — Опять затянувшись и пустив вверх клубы дыма, Крысолов посмотрел в окно, словно там было записано продолжение его мысли. — Утром поезжайте в Гродно. Будете жить под фамилией, указанной в паспорте. В гродненском лесничестве вас примут на работу, как только скажете пану Ясновскому, что вы любите охоту на диких кабанов. Задание пока очень простое: зарекомендовать себя перед большевиками надежным человеком, хорошим работником. Будут вербовать в актив организаторов колхоза — соглашайтесь. Всячески помогайте советской власти укрепляться на новом месте. Понятно?
— Простите, господин Волгин, ничего не понимаю! — затряс головой Рындин. — Выслуживаться перед большевиками? Да еще в Гродно! Откуда там большевики-то?
— Понимать особенно нечего. Красная Армия выступила на защиту западных областей Украины и Белоруссии.
— О-о-о! — Рындин обмяк, опустился на диван и начал вытирать платком голову. — Случилось то, чего я больше всего боялся!
— Не переживайте эту весть так трагически. Неужели вы думаете, что немецкая армия не смогла бы отбросить большевиков?.. Так же свободно, как и поляков. Но!.. — Крысолов высоко поднял палец. — Фюрер знает, что делает…
Рындин недоуменно пожал плечами. Крысолов опять взял трубку в зубы, самодовольно улыбнулся своей мысли: «Таких, как мы с вами, на территории Западной Украины и Западной Белоруссии не две и не три тысячи. Сюда сейчас переместилась огромная армия разведчиков. С приходом Красной Армии мы станем гражданами СССР и сможем свободно передвигаться по всей стране и беспрепятственно делать свое дело». А вслух сказал:
— Такие, как мы с вами, должны подготовить путь фюреру на восток.
Рындин с восхищением смотрел на своего шефа:
— Так вот почему вы так старались завоевать авторитет у этих лапотников?
— Мой девиз: смотри вперед! — Крысолов снова поднял палец. — Еще раз напоминаю, постарайтесь зарекомендовать себя. Хороший работник у большевиков, как жена Цезаря, вне подозрений.
— Теперь мне все ясно.
— Обо мне забудьте. Придет время, я сам вас найду.
Весть о том, что Красная Армия выступила на защиту западных украинцев и белорусов от фашистов, за полдня облетела не только села, но и самые глухие хутора Полесья.
На улице Морочны появилась новая, непривычно веселая и задорная песня. Вечерами, проходя мимо комендатуры, парни и девчата вызывающе громко, да еще по-русски, пели про девушку Катюшу. Комендант стоял на крыльце. Слышал, но ничего не предпринимал: теперь было не до того.
Только Гриша не знал, что происходит в мире. После первого допроса прошло много времени, а его больше не вызывали и не пускали к нему ни мать, ни деда. «Нет денег, чтобы дать полицаю», — думал он с горечью и, конечно, не подозревал, что дед его в этот день ел щи из красноармейского котелка и рассказывал, как он когда-то защищал Порт-Артур. Наконец комендант вызвал Гришу к себе и молча, глазами указал дежурному полицаю на кольцо, ввинченное в пол на середине кабинета. Это было толстое, как огромный бублик, железное кольцо, устроенное специально для того, чтобы привязывать арестованных для пытки. Дежурил Левка Гиря. Он одной рукой подтащил Гришу к месту пытки, положил на спину и прикрутил голову к кольцу так туго, как умел делать только он. Связал руки и ноги. Потом не спеша сходил за бутылкой с уксусом.
Гриша лежал молча: ослаб от страха так, что не владел ни руками, ни ногами, ни голосом.
— Пане коменданте, дозволите начинать? — спросил Левка.
— Бардзо проше, — кивнул Красовский. — Дайте ему и за деда…
«За деда? — мысленно повторил Гриша. — Что с дедушкой? Неужели и его забрали?»
Ловким, заученным движением Левка влил в ноздри арестанта половину бутылки крепкого уксуса. Гриша дико закричал. Начал извиваться всем телом, но встать не мог. Ноги были связаны, а голову держало кольцо.
— Уксуса не жалеть! — пробегая глазами бумаги, заметил комендант, полицейскому.
— Пшепроше, пане коменданте, уксус ему мало поможет, — браво козырнул и щелкнул каблуками Гиря.
— А что ж ему больше по душе? — не отрываясь от бумаг, спросил Красовский.
— Он любит играть на гармошке, бардзо проше папа коменданта. Так я бы попробовал отучить его от этого увлечения.
— Как это? — удивился комендант.
— Змею можно даже за пазуху посадить, если вырвать у нее жало, — загадочно ответил полицай. И вдруг изо всей силы ударил тяжелой резиновой дубинкой по пальцам лежавшей на полу правой руки юноши.
Тот глухо застонал и умолк, потеряв сознание.
— Не бойтесь, пане коменданте, не убил, — сказал полицай, заметив недоумение видавшего виды Красовского. — Больше он играть теми пальцами не сможет.
— Ты мастер, Гиря. Далеко пошел бы, если бы…
Позвонил телефон. Комендант два раза сказал «да». Потом привскочил как ошпаренный и протянул:
— Да-а?
Бросил трубку так, что она не попала на аппарат, а упала на пол, и убежал. На пороге он уронил свой шарф. Догадавшись, что случилось что-то страшное, Гиря поднял большой шерстяной шарф, равнодушно посмотрел на стонущего и все еще вздрагивающего паренька и заткнул ему рот шарфом.
Сосредоточенно о чем-то думая, взял винтовку коменданта, порылся в его столе и вышел. Закрыв кабинет на два оборота, он забросил ключи в бурьян.
* * *На улице быстро темнело, хотя день только начинался. Из-за леса надвигалась тяжелая иссиня-черная туча. От этой тучи пахло гарью и вместе с тем веяло холодным зловещим ветерком. Где-то прогромыхал гром, точно пробовал силу. Чувствовалось, что с треском и грохотом он разразится именно здесь, над Морочной.
Комендант, согнувшись, маленький, жалкий, бежал и посматривал на небо так, будто бы эта туча пугала его больше всего на свете. Жена позвонила, что приехал комендант семиховической полиции и надо скорее бежать, потому что все уже выехали из Морочны. Еще далеко от дома, на середине улицы, Красовский увидел скачущую пару лошадей, запряженных в бричку, на которой сидели его жена с дочерью и друг детства — комендант из Семихович.
— Садись, — придержав лошадей, крикнул он. — Красная Армия уже форсирует Стоход!
Красовский упал в бричку, и кони понеслись. Следом за ними из разных дворов выскакивали пары и тройки.
Крестьяне молча смотрели на это внезапное бегство панов и еще не знали, как на это реагировать.
Лишь возле раскрытой хаты Сибиряка стояла куча мужиков посмелее. Среди них был и Крысолов со своим неразлучным чертом в зубах. Каждую подводу беглецов Крысолов провожал едкими насмешками. Мужики хохотали, и громче всех покатывался празднично одетый, обутый в сапоги Сюсько. Сюда же подошли и хуторяне Иван Гиря и Тарасюк, одетые, против обыкновения, в какое-то грязное рванье, в постолах.
