Вера Инбер - Почти три года (Ленинградский дневник)
17 декабря 1943 года
Вчера вечером пошли, как обычно, гулять. Ночь была сырая, теплая, скользкая, хотя Озерецкие и утверждали, что видели северное сияние.
На площади Льва Толстого хотели подробнее рассмотреть булочную, куда днем попал снаряд, но при свете ручного фонарика, конечно, ничего не увидели.
Только успели прийти домой — три-четыре снаряда ахнули подряд на той же площади.
Вчера днем там смертельно ранило бывшую здешнюю студентку, теперь аспирантку Орошанскую. У нее порваны кишки, она без пульса: надежды никакой.
Во время этого же обстрела убита наповал совсем юная студентка II курса — Верочка Березовская. И. Д. видел ее за десять минут до смерти: она выходила из «анатомички», где происходили экзамены. И. Д. спросил ее:
— Что, трясетесь? Она ответила:
— Сегодня трясутся другие. А я буду завтра. Через час она уже лежала в нашей прозекторской.
19 декабря 1943 года
Сегодня утром пошли к выносу тела Верочки Березовской. Было ясное, розовое, сухое утро. Подошли к прозекторской как раз в ту минуту, когда отъезжал грузовик с гробом какого-то моряка, также погибшего от обстрела. Взвод балтийцев следовал за грузовиком.
С трудом проникли в маленькую комнату «прощаний». Там стоял еще один гроб с женщиной под кисеей; тоже жертва обстрела. И тут же небольшой гроб Березовской. Одна только полудетская ручка, желтая, как воск, виднелась из-под искусственных лилий и роз. Прощаясь с покойницей, все целовали эту ручку.
Изголовье было обвито тюлем. Когда я хотела откинуть его, чтобы взглянуть на лицо, мне шепнули, что от головы у покойницы осталась только затылочная кость. Мать держалась стойко, но отец… вот уж подлинно убит горем.
И. Д. со студентками вынесли гроб. Грузовик пошел сначала на улицу Окороходова и остановился там перед аккуратным особнячком Стоматологической клиники, которой заведует Березовский-отец и где Верочка, будучи студенткой-медичкой, работала сестрой. Из клиники взяли скамьи на грузовик, чтобы ехать на кладбище. И тут же на улице состоялся небольшой траурный митинг.
Первым говорил И. Д., потом сотрудники клиники, затем — студентка. А в это время, не переставая, громыхали орудия. И где-то по недальним улицам звучал похоронный марш: хоронили военного. Небо было чистое, прелестное: молодая, нежная зима. Долгожданный морозец, необходимый для начала нашего наступления.
Слыша орудийный гул, Березовская-мать сказала:
— Только бы доехать до кладбища.
И было неясно — то ли она сама боится, то ли хочет спокойно похоронить дочь.
Вечер Важное сообщение по радио: огромный прорыв вражеской обороны в районе Невеля. Теперь ясно, почему гитлеровцы так свирепствуют все эти дни.
25 декабря 1943 года
Было заседание нашего партбюро и общее собрание: меня приняли в партию. В понедельник — бюро райкома. Сегодня рано утром ходили с Мариэттой в райком по поводу наших заявлений.
Мой год кончается хорошо.
28 декабря 1943 года
Тревожный день… Только было собралась идти в райком уточнять анкету — шквальный обстрел нашего района. И. Д. ушел в город по делам до вечера, и это очень волнует меня. Мы повздорили перед уходом и не простились. А в Ленинграде нельзя расставаться не прощаясь.
Как только обстрел стихнет, пойдем в райком.
29 декабря 1943 года
Трудная, грозная ночь. Три раза возобновлялся обстрел из тяжелых орудий. Снаряды падали очень близко, у дома Промкооперации. Наше здание колыхалось, как карточный домик, но мы никуда не сошли, даже не оделись. Только я с подушками перебралась на тахту, подальше от окна.
Вечер
Бюро райкома заседало за овальным столом, в большой прекрасной комнате: пол устлан дорожками, на столе — зеленое сукно. Мне задавали вопросы, а я, стоя, отвечала.
Вопрос. Почему вы не вошли в партийную организацию Союза писателей?
Ответ. Ленинградское отделение Союза писателей в настоящее время не имеет своей партийной организации. Писатели-фронтовики прикреплены к военным парторганизациям. Остальные — к заводам, где они работают.
Вопрос. Какая общественная нагрузка была у вас за это время?
Ответ. Я выступала на заводах, в клубах, в воинских частях, в госпиталях и школах.
Вопрос. Как представляете вы себе свою будущую партийную работу?
Ответ. Я, как и раньше, буду писать и выступать. Но постараюсь делать это много лучше, с точки зрения писательского мастерства. Кроме этого, буду делать все, чего потребует от меня партия.
Вопрос. Не пугает ли вас строгая партийная дисциплина?
Ответ. Нет, не пугает. Я организованна по природе.
По дороге из райкома домой я спрашивала себя: как же действительно прошел год моего кандидатского стажа? Какие изменения произошли со мной за этот срок?
Я выступала на фабриках, заводах, в воинских частях. Я писала. Верно. Но все это я делала и раньше. В чем же разница?
Это не так просто сформулировать, но разница есть. Раньше было так: напишу, допустим, удачную вещь — и рада. Неудача была мне горька. Но это была моя личная печаль и только моя радость.
Теперь же я думаю: а в какой мере то, что я пишу, полезно делу советской литературы, которая в свою очередь является только частью великого дела — процветания моей страны, первой социалистической страны в мире?
Каждое литературное произведение, логически продолженное, должно претворяться в действие. Может претвориться во всяком случае.
Я старалась мысленно проследить эту линию, угадать, что происходит за тем обрывом в конце страницы, за которым начинается жизнь.
Как действуют сейчас мои стихи? Как работало мое перо, мое оружие, в осажденном Ленинграде? Сумела ли я хоть в какой-то степени быть нужной ему? Я отвечаю за это.
Мне это поручено партией, это мое партийное дело.
30 декабря 1943 года
Тихая ночь. Только поздно вечером был слышен далекий сплошной гул: может быть, это разговаривали наши «катюши». Сообщения по радио прекрасные…Сегодня первая в этом году метель.
31 декабря 1943 года
Итак, год кончается. Новый, наступающий, сулит нам победу. Вчерашние сообщения блестящи. С восторгом слушали также о «весьма ожесточенном» налете на Берлин. Нет такого ада, который не следовало бы обрушить на голову Гитлера.
1944 год
1 января 1944 года Новый год встретили у Кетлинской. Очень хорошо было возвращение пешком через весь тихий, покрытый легким снегом город, с вальсами по радио. Хождение по улицам было разрешено до двух часов ночи, — к этому времени мы и вернулись.
Желаю себе здоровья! Будет здоровье, будет и книга.
2 января 1944 года
История с милиционером (из рассказов Евфросиньи Ивановны):
Какая-то женщина в очереди так грубо бранила и дергала за руку своего ребенка, что остальные возмутились и позвали милиционера.
Тот пришел, узнал в чем дело, взял ребенка за руку и повел. Мать растерялась:
— Куда это вы его ведете?
— К моей жене. Она умеет обращаться с детьми.
— Да разве это ваше дело — возиться с ребенком?
— А как же, конечно мое. Меня государство поставило следить за порядком. Вот я и слежу.
Вчерашняя новогодняя студенческая елка происходила в зале Ленина. Зал был переполнен студентами, студентками и «подшефными» институту моряками, подтянутыми, чистенькими, явно готовыми танцевать до первой тревоги на кораблях, сколько бы ни длилась эта мирная пауза.
На фоне плотных морских курток еще нежнее и ярче казались девичьи платья. Откуда они только взялись? Каким чудом сохранились? В каких тайниках, недоступных ни "бомбам, ни снарядам, свернутые в кокон, пролежали они два с лишним года для того, чтобы в эту новогоднюю ночь выпорхнуть на свет елочных электрических гирлянд? (Настоящие свечи были строжайше запрещены пожарной охраной города.)
Вокруг елки кружилось несколько маскарадных костюмов. Одна девушка была даже с веером, хотя, видит бог, температура зала не давала для этого никаких оснований.
Мальчик Юра был в костюме Пьерро, натянутом заботливой мамой на ватник. Первую блокадную зиму Юра, весь опухший, провел, не выходя из комнаты. Вторую зиму его можно было видеть уже в нашем дворе на лыжах. И вот теперь он носился между танцующими парами, как воплощенный маленький бесенок веселья и озорства.
Юра-то и сообщил нам, что, кроме радиолы («Что радиола? Подумаешь!..»), будет еще «самый настоящий, живой джаз».
И действительно, прибыли валторна, скрипка и саксофон.
Электрические плафоны в потолке были погашены, только елка сияла. А она была громадная, сами студенты привезли ее на грузовике из лесу, нарядная, со звездой под потолком, в золоте и серебре.
