Эдуард Ростовцев - Час испытаний
— И, надо сказать, играете их отвратительно,
— Приятно это слышать от молодой жены.
Галка покраснела.
— Ну вот что, Кулагин. Я благодарна вам за вчерашнее. Но надеюсь, вы не приняли всерьез ту отвратительную комедию, в которой нам пришлось играть.
— Кому — как, а мне вчера досталась роль дурака.
Галка вспыхнула.
— Вы уже раскаиваетесь?
— Конечно. Мне не следовало вмешиваться в эту историю.
У Галки от обиды задрожали губы. Ей очень хотелось ударить его по лицу, как тогда на улице.
— Вы… ты… — Она не сразу даже нашла нужные слова. — Ты жалеешь, что помешал тем скотам надругаться надо мной?!
Кулагин пожал плечами.
— Я жалею только себя. Один мой приятель говорил, что певец должен беречься двух напастей: ангины и женитьбы. Теперь я понимаю, что он был прав.
Галка вскипела.
— Неужели ты думаешь, что я действительно стану твоей женой?! Да ты мне просто противен!
Что-то дрогнуло в его лице. Галке даже показалось, что Кулагин немного покраснел. Но вот он снова усмехнулся знакомой ей невеселой усмешкой.
— Благодарю за откровенность. Замечу только, что я тоже не в восторге от нашего брака.
— Что ж, тем лучше, — сказала Галка и, сделав над собой усилие, примиряюще добавила: — Будем считать, что ничего не произошло.
— Но будут ли так считать адмирал Рейнгардт и все те, кто был вчера здесь? — возразил он. — Не посчитают ли они себя одураченными?
Галка не нашла, что ответить. Про себя она должна была признать, что Кулагин прав.
— Коль вчера уж так получилось, — продолжал Кулагин, — давай договоримся: перед людьми ты будешь себя вести, как моя жена. Не в моих, да и не в твоих интересах распространяться о действительном положении вещей.
Галка винила только себя. Зачем она поехала на этот проклятый банкет! Что за дикий вздор пришел ей вчера в голову. Хорошо, что все так кончилось. Впрочем, до конца еще далеко. Не велика радость быть — пусть даже только в глазах людей — женой человека, за которым утвердилась репутация немецкого прихлебателя, пьяницы и пошляка. Что она скажет бабушке?
Галка тяжело вздохнула.
Вот уже больше двух часов она бродила по городу, не решаясь идти домой. Раньше дурная слава не особенно тревожила ее. Конечно, ей было нелегко, она была уверена, что рано или поздно бабушка, соседи, знакомые узнают правду. Но вот историю своего скоропалительного замужества она, пожалуй, никогда не сможет объяснить. А если и сможет, то вряд ли ей поверят, что все было так.
Вспомнив, что ей сегодня надо быть на репетиции, девушка с облегчением подумала, что разговор с бабушкой можно отловить до вечера.
В вестибюле театра она встретила Кулагина.
— Галя, — сказал он. беря ее об руку, — сейчас нас будут поздравлять и все прочее… Надеюсь, ты помнишь уговор?
— Я все помню, Кулагин.
— Ну и отлично. Да, еще одна деталь. Вот, надень. — Он протянул ей обручальное кольцо.
— Оно золотое?
— Нет, бутафорское.
— Не злись, Кулагин. Меня просто интересует, сколько оно стоит. Я ведь понимаю, что ты вынужден был его купить. Я тебе верну деньги.
Кулагин недобро посмотрел на нее и сухо сказал:
— К мужу принято обращаться по имени. Напоминаю, что меня зовут Сергеем. А кольцами я не торгую.
— Ну что ж, тогда я возвращу его тебе, — делая вид, что не замечает плохо скрытого раздражения Кулагина, сказала Галка. — Не сейчас, конечно, но верну,
— Дело твое.
Во время репетиции к Галке подошел старичок швейцар.
— Вас спрашивает какой-то господин, — улучив момент, тихо сказал он и подал визитную карточку. «Рудольф фон Береншпрунг. Экономический советник рейхскомиссариата», — прочла Галка.
— Вы уверены, что это мне?
— Вам, Галина Алексеевна, — прошептал швейцар, косясь в сторону Кулагина, который в пяти шагах от них разговаривал с дирижером. — Он дожидает в вашей уборной. Говорит, что только приехал и очень желает видеть вас.
Галка недоуменно пожала плечами, но все же пошла за кулисы.
В ее уборной на кушетке, прикрывшись журналом, сидел представительный мужчина в роговых очках. У него были пышные, начинающие седеть усы. На туалетном столике лежали его толстая трость с костяным набалдашником и мягкая шляпа.
— Вы хотели меня видеть, герр Береншпрунг? — спросила Галка.
Мужчина опустил журнал и кивнул на дверь.
— Закрой.
Если бы не голос, Галка, пожалуй, не узнала бы Гордеева. Она нарочно долго возилась у двери, готовая сгореть от стыда при мысли, что вот сейчас должна рассказать Леониду Борисовичу о том, что произошло вчера на банкете.
— У меня мало времени, — негромко начал Гордеев. — Да и тебе неприлично задерживаться с посторонним мужчиной. Даже если этот мужчина — экономический советник рейхскомиссариата. Правда, говорят, твой муж не очень ревнив…
— Дядя Леня! — В голосе Галки слышалось отчаяние.
— Не перебивай. Обстоятельства сложились так, что я должен срочно уходить из города. В другое время я бы потребовав чтобы из города ушла ты. Ты наделала много глупостей, в числе которых твое замужество занимает не последнее место.
— Но я была вынуждена это сделать!
— А кто тебя принуждал ехать на банкет?
— Я думала… Но так получилось… Кулагин хотел выручить меня… — не глядя на Гордеева, бормотала Галка.
— Как получилось, мне уже известно. Возможно, Кулагин поступил так из хороших побуждений. Возможно — по другой причине. Не знаю. Как бы то ни было, но я жалею, что поручил тебе связь с портом.
— Вы не доверяете мне? — отшатнулась Галка. Она побледнела, губы вдруг стали сухими.
— К сожалению, сейчас заменить тебя некем, — сухо проговорил Гордеев. — Но после того как ты встретишься с сапожником, а это надо сделать не позже понедельника, ты немедленно покинешь город.
— Значит, я пойду на связь?
— Да. Теперь насчет доверия. В той эстафете, которую передаст тебе сапожник, будут сведения, добытые ценою отчаянного риска, быть может, даже ценою жизни многих людей, сведения, крайне необходимые нашему командованию. Речь идет о немецкой линии береговых укреплений в районе города и порта.
— Я не подведу, — тихо сказала Галка.
— Ты эти дни будешь жить у Кулагина? — оставляя без внимания ее заверение, спросил Гордеев.
— Не знаю.
— Значит, у него.
— Да, так, наверно, будет лучше. Но, поверьте, дядя Леня, это фиктивный брак.
— Меня не интересуют интимные подробности. Где живет Кулагин?
— Соборный переулок, девять.
— Бывшее кафе Георгиоса?
— Да.
— Г-м. Интересное совпадение. — Гордеев встал и прошелся до комнате. Он взял со столика шляпу и трость, неторопливо натянул перчатки и, отрываясь от каких-то своих мыслей, спросил:
— Ты хорошо знаешь Корабельный поселок?
— Неплохо. Правда, я давно там не была.
— Да, там многое изменилось за это время. Ты помнишь, где была грязелечебница?
— Около лимана.
— Правильно. Ее уже нет — сожгли. Но если считать от этого места по левую сторону лимана, — шестой дом. Когда получишь эстафету, отыщешь этот дом. Спросишь Петра Отрощенко. Скажешь, что ты от меня. Эстафету отдашь ему. У него останешься на пару дней. Потом он переправит тебя куда надо.
— Куда, дядя Леня?
— Он знает куда.
К концу репетиции приехал Логунов. Он пригласил Галку и Кулагина в кабинет директора, где, считая, что подготовил приятный сюрприз, вручил «молодоженам» свидетельство о браке. Как ни странно, этот документ, на котором стояла круглая печать, подействовал на Галку удручающе.
Покончив с официальной частью, Логунов достал из шкафа бутылку водки и рюмки.
— После вчерашнего не мешает опохмелиться, — подмигнул он.
— Можно, — согласился Кулагин.
От водки Галка отказалась. Кулагин и Логунов выпили.
— Провели вы меня, ей-богу, провели, — подмигивая одновременно обоими глазами, говорил Логунов. — Вот уж не думал, что вы симпатизируете друг другу. Что ж, рад, очень рад за вас. Надеюсь, что брачный союз пойдет на пользу союзу творческому. Вам есть чему поучиться друг у друга.
— Чему я должен учиться у своей жены? — прищурясь, спросил Кулагин.
— Сергей Павлович, вы только не обижайтесь. Поймите, дорогой: не каждый раз в зале будут присутствовать такие ценители чистого вокала, как господин Рейнгардт. Публика попроще требует от певца игры. А у вас с этим — согласитесь — не все в порядке.
— Что же делать, если я такой бесталанный? — усмехнулся Кулагин.
— Боже вас упаси, я такого не говорил, — замахал руками Логунов. — Адмирал Рейнгардт, да и мы все в восторге от вашего голоса. Но ваши акции поднялись бы много выше, если бы вы владели актерским мастерством так, скажем, как владеет им ваша супруга. Попробуйте, Сергей Павлович, играть. Уверяю вас — получится. Стоит только захотеть.
— По-вашему, я не хочу?
— Я этого не говорил. Но, признаться, у меня сложилось мнение, что у вас имеется какое-то своеобразное, я бы сказал, нигилистическое отношение к актерскому искусству. Появляясь на сцене в наряде Канио, вы остаетесь все тем же Кулагиным. И мне кажется, что вы нарочно сдерживаете себя, словно боитесь перестать быть самим собой.
