Поль Сидиропуло - Костры на башнях
Очнувшись, Махар быстро обогнал Прохорова и пошел следом за Аргудановым.
— Послушай, Асхат, почему ты такой грубый? — не удержался Зангиев. — С нами еще полбеды, но ты и с сестрой такой же.
— Я — чабан. С баранами все время дело имею. А они вежливостей не понимают. Только язык кнута… — пробурчал в ответ Асхат.
Какое-то время взбирались вверх молча, сосредоточение глядя под ноги. Потом Зангиев оглянулся — сзади никого.
— Эй, постой! — позвал он Асхата. — Стой, говорю! Прохоров пропал!
Аргуданов даже не обернулся.
— Тебе говорю — постой! — вскричал Махар. — Слышишь, Прохорова не видать.
— Чего паникуешь? — Асхат остановился, и ему, очевидно, требовалась передышка, да разве признается. — Ну, где он? Наверно, приспичило, вот и скрылся. Ну и вояки! Ну-ка, поторопи его. Что он там… Свяжись с вами. Пока мы тут торчим — немцы проскочат наверх.
— Может быть, что-то с ним случилось? Ногу подвернул или…
— Или немцы увели? Рта у него нет? Мог бы закричать. — Аргуданов подождал еще минуту и заявил: — Нельзя нам время терять. Сделаем так: ты дожидайся Прохорова, придете вместе. А я поспешу — командиру надо срочно о немецкой колонне доложить.
Махар хотел было взобраться на скалу, откуда виднее, но потом передумал — ведь на скале его могли увидеть фашисты. Он прошел метров тридцать — сорок вниз, завернул за скалу, миновал кустарник и неожиданно остановился. «А что, если Прохоров где-нибудь уже там, выше?» Обогнал их по другой тропке смеха ради. А он, Махар, мчится вниз, очертя голову.
— Саша! — позвал он негромко.
Кругом тихо. Куда же он делся? Не откликнулся Прохоров и во второй раз. А что, если его схватили немецкие разведчики? Схватили так, что и пикнуть не успел. Махара охватила тревога. Что же делать? Он снял с плеча винтовку, осмотрелся внимательнее: нужно быть начеку.
— Где ты, белобрысый черт? — Собственный голос показался Махару чужим.
Покосился на застывшие в стороне темно-серые валуны, притаившиеся поодаль кустарники. А если там немцы и ждут удобного момента, чтобы схватить и его, Махара?
Вдруг за его спиной послышались шаги, покатились камешки. Махар резко развернулся в сторону шума и, сжимая винтовку покрепче, взволнованно прокричал:
— Стой, кто идет?
Зашевелились макушки кустарника, скатилась по ложбине щебенка.
— Ну чего ты раскричался? — недовольно пробурчал Асхат, из пожелтевшей листвы кустарника показалась его сердитая физиономия.
— Послушай, Асхат! — обрадовался Махар тому, что Аргуданов вернулся. — Дело, видать, серьезное. Прохорова нигде нет…
— Сейчас поищем.
Но искать Прохорова теперь не пришлось, он появился потный, запыхавшийся, возбужденный:
— Что же получается? Убегаете, аж пятки сверкают. Хотя бы раз оглянулись. Немцев видели?
Асхат и Махар переглянулись.
— Так и знал. Под носом у вас прошли разведчики, а вы ушами хлопаете.
— Ты кого-нибудь видел? — Асхат уставился на Махара.
— Нет. — Зангиев пожал плечами.
Обоим стало неловко.
— Вот и получается ерунда! — усмехнулся Прохоров. — Отстал от вас, в горах я новичок, смотрю — немцы. Стал вам махать рукой, куда там. Одни ваши спины мелькают за кустарником. А крикнуть опасно, услышат. Совсем близко были. Решил пойти за ними. Нужно было выяснить: куда это они направляются? Оказывается, туда, в сторону ущелья, потопали.
Генерал Тимофеев задумчиво заметил:
— Ты был прав. Немцы и в самом деле выбрали ущелье «Надежда».
— Выходит, этот маршрут их устраивает больше? — Виктор Соколов покрутил головой.
— Тебя что-то не устраивает?
— Как сказать, товарищ генерал. Квадрат «одиннадцать» остается без контроля. — Виктор указал пальцем на жирно выведенный карандашом круг на карте. — Вот если бы и туда мы смогли отправить группу.
— Если была бы возможность, — нахмурился Тимофеев, — разве позволили б мы фашистам забраться нам на плечи! И других, идеальных, условий, Соколов-младший, не жди. Был бы рад на каждой тропе установить надежный заслон. Но силенок маловато. Займи оборону в ущелье «Надежда» и сообщай о малейших изменениях обстановки. Действуй.
— Слушаюсь!
Виктор вышел из приземистого сельского домика, где разместился штаб дивизии, а через несколько минут его ополченческий батальон, которому предстояло остановить продвижение немцев южнее шахты «Октябрьская», был уже в пути.
Вспоминая дорогой разговор с Тимофеевым, Виктор чувствовал некоторое неудовлетворение: его не покидало ощущение, что он чего-то недоговорил до конца, утаил. И происходило это, может быть, оттого, что он не смог убедить комдива в том, что и квадрат «одиннадцать» нужно во что бы то ни стало прикрыть… Не нравился ему этот квадрат, и все тут…
— Знаешь, о чем я сейчас подумал? — прервал его размышления Тариэл Хачури, идущий рядом. — А что, если нежданно-негаданно столкнемся в бою с теми, кого однажды встречали, как говорится, хлебом и солью!
— Все может быть, — сухо ответил Виктор. — Судя по тому, как они ориентируются…
— И все-таки есть в наших горах тропы известные лишь нам, — заметил Хачури пободрее, он, похоже, пожалел, что напомнил Соколову о том давнем, довоенном разговоре.
— На бога надейся, а сам не плошай…
Застыли, потемнели в вечерней прохладе вечнозеленые ели; шумели оттаявшие днем и тянувшиеся вниз от ледников быстротечные белопенные речки, извивающиеся и теряющиеся меж утесов. В какой уже раз Виктор в этих местах, и не перестает восхищаться природой здешнего края: порой дух захватывает от увиденного, от неприступных скал. Смотришь, и кажется — дальше пути нет. А ты без нервозной суеты, оглядевшись повнимательнее, находишь спрятанную в тайнике гор неожиданную вроде бы, не замеченную с первого взгляда тропинку. Она-то и выведет тебя, куда следует. Однако горы не терпят фамильярности, они могут сурово наказать высокомерного путника.
Отряд поднялся по распадку на утес, огляделся. Но немецкой колонны пока что не видать.
Соколов вывел бойцов в условленное место. Одна рота заняла надежную позицию за скалами. Рота Тариэла Хачури располагалась чуть ниже по ущелью, его бойцам поручалось прикрыть правый склон.
«Горы есть горы!» — вспомнились Карлу Карстену слова Виктора Соколова, от него впервые он услышал и о том, что у них свой характер, свои законы. Метко замечено: горы, как люди, рождаются, растут, стареют и, разумеется, умирают. И гневаются…
— Смотри-ка! — отвлек его Горт Роуфф, краснощекий здоровяк, указывая в сторону небольшого селения, дома которого располагались под самыми отвесными скалами. — Что это башни вдруг задымили, как доменные печи?
— Теперь такую картину увидим повсюду, — сумрачно ответил Карл Карстен.
— Это почему же? — не понял он.
— Ты думал, что это они нас так встречают?
— Уж не о беде ли возвещают? Смотри-ка. Не такие они дикие, как о них толкуют, — удивился Горт Роуфф.
Колонна автомашин остановилась на крутой горной дороге.
Радист напряженно застыл с наушниками: принимал важное сообщение.
— Господин генерал, — обратился он к Блицу, — приказ из штаба армии. Срочно изменить маршрут. Направляться в квадрат «одиннадцать».
Вальтер Блиц склонился над картой горной местности — квадрат этот находился в соседнем ущелье. «Десяток лишних километров, — подумал он недовольно. — Теряем дорогое время».
Склонив голову, в спецмашину зашел полковник Битнер, высокий, еще молодой человек с орлиным носом и близко посаженными глазами.
— Господин генерал…
— Послушайте, Битнер! — оборвал его Вальтер Блиц. — Мы не можем менять направление всего соединения. Часть продолжит путь, как и задумывалось ранее, чтобы не вызывать подозрение русских. Здесь мы разделимся, полковник.
Битнер хотел было вытянуться, но уперся головой в низкий потолок спецмашины.
— Следовательно, — Блиц сомкнул тонкие губы, — вам предстоит продолжить путь. И принять бой. Запомните, Битнер, во что бы то ни стало нужно продержаться до тех пор, пока группа восхождения не выйдет к стоянке «три пятьсот». Это место, находящееся на высоте три тысячи пятьсот метров над уровнем моря. Затем мы сможем вам помочь.
Полковник Битнер вернулся в свою машину, которая стояла по соседству; орлиный нос его заострился, глаза глубоко запали.
— ЧП? — просил Карл Карстен.
— Хуже быть не может. Прощай, дружище. Не повезло мне.
— Не понял. Объясни толком.
— Пути наши расходятся.
— Вот как!
— Мне поручено отвлечь противника, — как-то обреченно заметил Битнер. — Каждому свое. А слава другим, кто в рубашке родился. Других будут показывать фюреру и в кинотеатрах Берлина по всей Германии.
— Да объясни ты толком. — Карстен пока не понимал, о чем речь.
