Николай Бадеев - Принимаю бой
— Пушки на «Верном» готовы? — тихо спросил Кузнецов-Ломакин прапорщика Синицына.
— Полный порядок!
Василия Кузнецова-Ломакина и Семена Синицына связывала многолетняя дружба. Оба начинали матросами-комендорами, оба с 1912 года числились в списках политически неблагонадежных. Большевика Кузнецова-Ломакина за революционную работу в конце шестнадцатого года посадили в тюрьму, потом отправили в штрафной батальон. Только после февраля семнадцатого года комендор вернулся на флот.
Косо посматривали офицеры-монархисты на Синицына, только прицепиться не могли. К тому же удивительно талантлив был этот простой мужик из-под Твери. Лучше его никто не шал корабельные пушки. А как мастерски он обучал молодых матросов!
Унтер-офицер Синицын очень хотел учиться артиллерийскому делу, но где там — происхождение не позволяло. Лишь после того, как скинули царя, ему позволили сдать экзамены на звание прапорщика.
И вот настал последний, решающий…
Утром 25 октября был получен приказ: выступить «в полном боевом снаряжении в Петроград для защиты революции».
На палубах забурлил бушлатный поток. На митинге по предложению большевиков решили послать в столицу учебный корабль «Верный» с десантным отрядом в 160 человек. Командиром назначили Кузнецова-Ломакина.
— В помощники прошу Синицына! — сказал Василий.
— Согласны! — раздались голоса. — Наш человек!
«Верный» вышел в море.
Нелегким был этот рейс. Контрреволюционно настроенный командир корабля несколько раз пытался повернуть назад — то якобы рулевое управление отказало, то машины капризничают. В кубриках ядовито и зло шипели затесавшиеся в состав команды меньшевики и эсеры, они стращали матросов казацкими нагайками; эти были способны на всякую пакость. Еще перед походом они вдруг начали выгружать артиллерийские снаряды на баржу: у корабля, мол, недопустимо увеличилась осадка…
— Смотри за пушками в оба! — повторял Василий.
Синицын отвечал коротко:
— Готовы к бою!
На «Верном» стояло восемь орудий. Они были небольшими, самые крупные имели калибр 75 миллиметров, их снаряд весил около пяти килограммов, дальнобойность — до пяти километров. Но если защитники Керенского будут сопротивляться, «Верный» сумеет надежно поддержать рабочих и солдат: у пушек стояли самые лучшие ученики Синицына. Уж они-то покажут скорострельность…
Синицын, с циркулем в руках, рассматривал карту Петрограда: выходило, что «Верный» сможет поразить из своих орудий многие важные пункты столицы.
В 20 часов 15 минут «Верный» вошел в Неву и отдал якорь рядом с «Авророй». Кузнецов-Ломакин направился с десантным отрядом на берег.
— Зимний держать на прицеле! — предупредил он Синицына. — Приказ получишь с «Авроры».
— Есть держать «временных» на прицеле!
О дальнейшей судьбе прапорщика мне рассказали участники Великой Отечественной войны.
После победы Октября Синицын продолжал служить в артиллерийском отряде: он обучал комендоров для молодого красного флота. Его ученики сражались с белогвардейцами и интервентами на Балтийском море, Северной Двине, Волге, Каме. В девятнадцатом году Синицын тоже ушел на фронт — драться с Юденичем.
А после гражданской войны учился. И наконец исполнилась мечта — его пригласили на испытания образцов тяжелой морской артиллерии. При виде орудийных стволов у Синицына забилось сердце: вот это пушечки! И Синицын стал хлопотать у орудий, проверяя каждую деталь, каждый механизм. Конструкторы и крупнейшие ученые уважительно вникали в советы Синицына: за короткий срок он внес ряд ценных предложений, улучшающих боевые качества пушек крупного калибра.
«Артиллерийского деда» — так ласково называли Синицына моряки — знали на многих кораблях. Это он помог освоить новые дальнобойные орудия на крейсерах «Киров» и «Максим Горький».
И вот война…
Осенью 1941 года фашистские полчища подошли к Ленинграду. Один из бронетанковых полков врага остановился в 25 километрах от линии фронта для заправки горючим. И вдруг на него обрушились снаряды невиданной мощности. Взрываясь, они корёжили сразу несколько машин. И неудивительно: каждый снаряд весил 748 килограммов.
Это стреляла одна из «любимиц» Синицына — 356-миллиметровая пушка.
Могучая флотская артиллерия, в создание которой вложил столько сил Семен Степанович Синицын, наносила фашистам огромный урон.
Гитлеровские генералы запросили Берлин о присылке сверхмощного орудия. К Ленинграду тотчас, прогибая рельсы, отправился железнодорожный транспортер с «Толстой Бертой» — 420-миллиметровой мортирой. Она стреляла 800-килограммовыми снарядами на 12 километров.
И тогда вступила в бой наша 406-миллиметровая — вторая «любимица» Синицына. Она била на дистанцию почти 46 километров снарядами весом 1108 килограммов! От ее огня фашисты не могли укрыться за самыми толстыми железобетонными стенами.
Подразделение, в котором служил Синицын, вело напряженные артиллерийские бои с противником. Офицер сутками не отходил от орудий. Однажды Синицына направили на наблюдательно-корректировочный пост. Фашисты начали ураганный обстрел поста. Невзирая на опасность, Синицын продолжал выполнять боевое задание. И погиб на боевом посту.
Узнав о гибели героя Октября, артиллеристы многих батарей и кораблей флота произвели залпы «За Синицына». В этом артиллерийском хоре звучали голоса и пушек «Верного». Старый корабль (он назывался по иному «Ленинградсовет») стоял на Неве, отражая атаки фашистской авиации на город.
Спустя полвека после Октября в музей пришел Кузнецов-Ломакин. Увидев свой портрет, сказал:
— А что же о моем друге Семене Синицыне ничего у вас нет?
И посоветовал поместить в музее кортик революционного прапорщика, с которым он стоял на палубе «Верного» 25 октября 1917 года.
— Кортик хранится у сына Семена Степановича, кстати, тоже участника боев с фашистами, — продолжал Кузнецов-Ломакин. — Уверен, он передаст его вам — пусть и молодые знают «артиллерийского деда».
Самовар
— Ищите на крейсере самовар! — приказал английский генерал Пуль командиру отряда морских пехотинцев.
— Простите, сэр, тот, что из Глазго? — почтительно уточнил офицер.
— Да, да, тот самый, — недовольно поморщился генерал. — Найти во что бы то ни стало, доставить лично мне!
14 июля 1918 года советский крейсер «Аскольд», стоявший на Мурманском рейде, окружили английские корабли. Более полутысячи солдат забрались на его палубу. Матросов построили на юте, заставили открыть сундучки, чемоданы.
— Где самовар? — допытывался английский офицер у председателя судового комитета.
— В кают-компании. Где же ему быть!
— Вы прекрасно понимаете, о каком самоваре идет речь, — мрачно возразил офицер. — Я спрашиваю: где тот самовар, серебряный, с надписью?
Англичане старательно шарили в кубриках, в машинных отделениях, в орудийных башнях. Тщательно осматривали дальномерный пост, угольные ямы, лазарет.
Самовар словно канул в воду.
Завидев на горизонте пять дымов в ряд, сигнальщики уверенно определяли: идет крейсер «Аскольд». Его невозможно было ни с кем спутать, только он один в русском флоте имел пять труб — дымоходы восемнадцати котлов, пар которых вращал три громадных бронзовых винта.
В каких только морях не дымили трубы 36-пушечного «Аскольда»! Весной 1902 года он совершил поход с Балтики в Тихий океан. Когда разразилась русско-японская война, оборонял морские подступы к Порт-Артуру. В феврале 1904 года на нем держал флаг адмирал Макаров, летом «Аскольд» участвовал в бою с японским флотом, прорвался в Шанхай, а после войны пришел во Владивосток.
В первую мировую войну пятитрубный красавец дымил в Индийском океане, конвоируя английские и русские транспорты, ходившие в Китай, Японию, Америку, потом совместно с английским и французским флотами действовал на Средиземном море.
Но с корабля в Петербург шли не только сообщения о боевых успехах, шли тайные, тревожные донесения о революционных настроениях среди матросов. «Нижние чины» выказывали недовольство империалистической войной.
В январе 1916 года «Аскольд» пришел на ремонт во французский порт Тулон. А вскоре старший офицер положил на стол командира стопку большевистских прокламаций, изданных русскими эмигрантами.
— Кто принес?
— Вон эти, — зло прошипел старший офицер, указывая на сновавших по палубе мастеровых в беретах и промасленных комбинезонах. — И как только они столковались: ведь ни один из наших матросов ни бельмеса по-французски…
Через некоторое время стало известно: на корабле действовал революционный кружок, матросы установили связи с большевиками-эмигрантами, получавшими задания Ленина.