Владимир Порутчиков - Брестский квартет
Девочки тут же прыснули из спальни.
— Наши воспитанницы, — повернулся Коржов к визитерам.
Рихтель вопросительно воззрился на Машу. Она перевела и почему-то сразу вспомнила о Тае — девочка до вечера оставалась на попечении соседки. Но коменданта, казалось, больше занимали не дети, а сам костел. Рассеянно кивнув, он задрал голову и с интересом стал рассматривать высокий теряющийся во мраке потолок, полуразобранный алтарь, хоры.
— Колоссаль, — повторил он и, брезгливо поджав губы, направился к выходу.
Помимо разъездов у Маши было много и бумажной работы: приказы, воззвания, распоряжение новой власти. Все требовалось перевести в кратчайший срок. И хотя у начальника комендатуры был еще один переводчик — немец, незаметно вся бумажная работа перекочевала к «фрау Крутицыной».
Рихтель почему-то сразу проникся к Маше симпатией и частенько захаживал в ее расположенную по соседству с его кабинетом комнатушку, где из всей мебели стояло лишь два ободранных стула и стол с походной печатной машинкой, поболтать или, как он сам говорил, «пожаловаться на жизнь».
— Как бесчеловечна это война! Солдаты ожесточились… В соседнем селе ребенок мешал им спать, и они закололи его штыками, а мать выгнали на улицу! Так обезумевшая женщина, представляете, подперла дверь и подожгла дом. Сгорели трое солдат, а сама женщина повесилась. И что теперь прикажете делать? Это СС — мы на них почти никакого влияния не имеем, но опять-таки обязаны принять меры. «В качестве искупления за жизнь одного немецкого солдата, как правило, должна считаться смертная казнь 50–100 местных жителей…», — процитировал он по памяти строчки приказа и посмотрел на Машу своими по-собачьи печальными глазами. А ей ужасно хотелось вцепиться ему в волосы, придушить собственными руками.
Господи Иисусе, и когда же все это кончиться?! И за что ты посылаешь нам все это, Отец Небесный?..
Постепенно Маша стала в селе значимой фигурой. Даже более значимой, чем выбранный по указанию немецких властей староста: им стал бывший заместитель директора племхоза Сычук — тихий незлобливый человек. Поговаривали, что ему просто не хватило смелости отказаться.
За глаза, правда, Машу называли «немецкой прислужницей», но она не обращала на это никакого внимания. Пусть говорят, пусть думают. Оно ведь даже и лучше, что никто в селе, кроме связного Николая Абрамени, который для отвода глаз пошел в полицаи, знает о том, что «фрау Крутицына» тайно сотрудничает с партизанами. Прознав про особое расположение коменданта, присмирел и Гончар. Он даже попытался было попросить у Маши прощения, но та одарила его таким негодующим взглядом, что полицай сразу же отстал.
Незаметно летели дни.
На Рождество Маша нарядила дома елку — в первый раз за много лет. Специально ходила в лес, выбирала. Устроила себе и Тае маленький праздник с хороводом, чтением стихов, с обязательным подарком под елкой — маленьким кулечком с немецкими конфетами и желудевым печеньем.
Тот летний визит в Залесье уже почти изгладился из Машиной памяти, когда в один из апрельских дней в комендатуру вдруг заявился странный человек. Маша случайно столкнулась с ним в коридоре. На погонах — змея, обвивающая жезл. «Военврач», — догадалась она. Человек был сухощав, с гладким до костяного блеска выбритым черепом. Глаза очень внимательные и неприятные, как буравчики, пристальный, словно пытающийся загипнотизировать взгляд. Маша почему-то сразу окрестила незнакомца «доктор Смерть». Они о чем-то долго разговаривали с Рихтелем, потом зашли в комнатку переводчицы.
— Фрау Крутицына, доктор Хирт, — начал комендант, указывая на своего спутника (тут военврач в знак приветствия вежливо наклонил голову), — хотел бы лично ознакомится с условиями содержания сирот в детском домом в… За…аллее…е, если мне не изменяет память? Не могли бы вы прокатиться с доктором и показать дорогу. К тому же ему наверняка потребуется переводчик.
— Да, конечно, — с готовностью ответила Маша, поднимаясь из-за стола. — Когда ехать?
— Немедленно. Как там у вас русских говорится: куй железо, пока горячо, — растянул в улыбке тонкие губы доктор Хирт.
Машу поместили на переднее сиденье принадлежавшего военврачу черного «хорьха». Всю дорогу она ощущала на себе изучающий взгляд «доктора Смерти», от которого мурашки бежали у нее по спине.
В отличие от Рихтеля, Хирта интересовал не костел, а дети. Увидев сирот, «доктор Смерть» пришел в странное возбуждение.
— О, как много киндер! — сказал он на ломанном русском. — Я хотеть взглянуть на всех.
Прошли в спальни. Нескольким детям он приказал снять рубашки, осмотрел, пощупал мышцы, заглянул в рот.
— Говорите, у вас проблемы с питанием? Поможем. Дети должны хорошо питаться, — сказал он, обращаясь к испуганно семенящему следом директору.
Вернувшись в комендатуру, Хирт снова прошел к Рихтелю и, о чем-то недолго поговорив с ним, быстро уехал. «И зачем ему потребовались дети? — терялась в догадках Маша. — Неужели немцы всерьез обеспокоились судьбой детских домов?» Комендант, у которого она попыталась выяснить хоть что-нибудь, отделался лишь одним словом: «инспекция», всем своим видом дав понять, что не желает больше распространяться на эту тему.
Ответы на свои вопросы Маша получила только через несколько месяцев, когда в комендатуру вдруг снова заявился «доктор Смерть». Судя по всему, он приехал именно по поводу детского дома в Залесье. Военврач несколько раз громко повторил это название. Предчувствуя недоброе, Маша оставила работу и, рискуя быть застигнутой врасплох, приникла ухом к стене кабинета. Услышанное ужаснуло ее. Говорил Хирт:
— Скажу прямо, Рейн, я очень не доволен вами, очень! Мои врачи жалуются, что дети крайне истощены — их рацион чрезвычайно скуден. По словам директора, они получают лишь немного овсяного хлеба в день, а я ведь просил вас усилить питание детей. Так вот как вы выполняете поставленную перед вами задачу?
Рихтель что-то пробормотал в ответ про нужды фронта, про еженедельную отправку продовольствия в Германию, но Хирт раздраженно перебил его:
— Фронту нужна кровь! Много крови. Наши бравые солдаты не щадят жизни ради Великой Германии, и наша задача — им в этом помочь. Доноров не хватает… А детская кровь, как вы уже знаете, подходит для этих целей лучше всего. И учтите: нам нужен полноценный материал! В общем, потрудитесь исполнить данное вам поручение, если, конечно, не хотите попасть на Восточный фронт. Я легко могу вам это устроить. По-моему, Рейн, вы слишком засиделись в тылу.
— Будет исполнено, — жалобно пискнул в ответ Рихтель. Судя по всему, военврач внушал ужас не только Маше.
«Материал?.. Дети — полноценный материал?.. Доноры… — У Маши даже закружилась голова и зашумело в ушах. Она вернулась за стол и уставилась невидящими глазами в очередной присланный для перевода текст. — Так вот вы что задумали, доктор Смерть?!.. Надо срочно связаться с Петрищевым, но для начала неплохо бы самой съездить туда…»
Вечером перед уходом домой Маша зашла в кабинет к Рихтелю:
— Господин комендант, разрешите завтра съездить в Залесье, к больной сестре? — сказала она первое, что пришло ей в голову.
— Сестре? — удивился Рихтель. — Что-то вы раньше ничего о ней не говорили, фрау Крутицына?
— Повода не было, господин комендант, а вот сейчас мне просто необходимо ее повидать. Передать продуктов, наконец.
— Конечно, конечно, — неожиданно легко согласился начальник. — Я думаю, люди должны друг другу помогать в это непростое время… Даю вам день. Езжайте и улаживайте все дела с вашей сестрой. Можете взять даже телегу с лошадью. Скажите старосте, что я распорядился.
Детский дом показался Маше вымершим. В футбол, как прошлым летом, уже никто не играл. В глубине двора Маша заметила несколько детей. Сидя на лавочке, они грелись на весеннем солнышке. Издали они напоминал маленьких старичков. Маша подошла к ним.
— Ребята, это правда, что у вас берут кровь?
— Правда. У меня уже два раз брали, — гордо отозвался самый старший. На вид ему было лет десять. Кожа на осунувшемся лице его показалась Маше синеватой.
— Они зато потом шоколад дают, — вставил другой, чуть помладше с большими кругами под глазами. — А тех, кто сдает больше всех, говорят, увозят в Германию. Там тепло, там молоко каждый день дают, а самых лучших даже усыновляют!
— И многих уже «усыновили»? — с ужасом спросила Маша.
— Многих, — вздохнул мальчишка. Он явно завидовал своим, как он считал, более удачливым товарищам.
Маша бросилась разыскивать директора Коржова. Она нашла его в одной из детских спален. Вместе с одной из воспитательниц он с сокрушенным видом рассматривал дыру в потолке, через которую капала в подставленное ведро вода.
