Игорь Фролов - Вертолетчик
— Еб твою медь! — сказал (тоже успевший расслабиться) лейтенант М., и пошел на запуск.
Солнце уже скрылось, быстро темнело. Пара улетела, предварительно набрав безопасные 3500 над аэродромом. Борттехник Ф. сходил на ужин, пришел в модуль, выпил предложенные полстакана водки, сделал товарищам короткий отчет о проделанной работе и упал в кровать со словами «Разбудите, когда прилетят».
Ночью его разбудили. Он спросил: «Все в порядке?», и, получив утвердительный ответ, снова уронил голову на подушку.
Утром вся комната ушла на построение, и только борттехники Ф. и М. продолжали спать. Через пять минут в комнату ворвался инженер:
— Хули дремлем, воины? Живо на построение!
— Я ночью летал, — пробормотал лейтенант М.
— Ладно, лежи, а ты давай поднимайся.
— Почему это? — возмутился лейтенант Ф. — Мы оба вчера бороздили!
— Не пизди давай, — сказал инженер. — Ты на закате прилетел, в световой день уложился.
— Да я потом всю ночь не спал, товарищ майор! — вскричал борттехник Ф. — Я за товарища переживал!
Прическа для дурака
Пара летит в Лошкаревку. На ведущем борту № 10 — командир дивизии. Он торопится и периодически нервно просит:
— Прибавьте, прибавьте.
Пара идет на пределе, на максимальной скорости. Чтобы сэкономить время, ушли от дороги и срезают путь напрямую. Вокруг — пустыня Хаш. Ни одного ориентира. Да они и не нужны экипажу — командир идет по прямой, строго выдерживая курс. Правак отрешенно смотрит вперед, борттехник поигрывает пулеметом.
Комдив, сидящий за спиной борттехника, толкает его в плечо, и, когда тот поворачивается, спрашивает:
— Долго еще?
Борттехник кивает на правака:
— Спросите у штурмана, товарищ генерал.
Генерал толкает правака в плечо:
— Мы где?
Застигнутый врасплох, правак хватает карту, долго вертит ее на коленях, смотрит в окно — там единообразная пустыня. Он смотрит в карту, снова в окно, снова в карту, водит по ней пальцем, вопросительно смотрит на командира.
Рассвирепевший комдив протягивает руку к голове правака и срывает с нее шлемофон.
— Я так и знал! — говорит он, глядя на растрепанные волосы штурмана. — Да разве можно с такой прической выполнить боевое задание?
Геройская служба
Следующий день. Действующие лица — те же, маршрут — противоположный. Привезли комдива в Герат. Сели в аэропорту Герата на площадку за полосой. Подъехали уазик и БТР. «Буду через час», — сказал комдив и уехал. БТР остался для охраны вертолетов.
— Слушай, командир, — сказал правак. — У меня здесь на хлебозаводе знакомые образовались. Могу сейчас сгонять на бэтэре, дрожжей для браги достать, а то и самой браги. Даешь добро?
Командир посмотрел на часы:
— В полчаса уложишься?
— Да в десять минут. Туда и обратно шеметом!
Правак запрыгнул на броню, и БТР укатил.
Прошло полчаса. Сорок минут, сорок пять. Командир взволнованно ходит возле вертолета, вглядываясь в сторону, куда убыл правак.
— Убью, если живым вернется, — бормочет он.
Прошел час. Комдив, к счастью, запаздывал. Подкатил БТР, бойцы сняли с брони безжизненное тело правого летчика и занесли его на борт. Судя по густому выхлопу, правака накачали брагой.
— Может мне застрелиться, пока комдив не приехал? — спросил командир. — Или этого козла пристрелить и списать на боевые потери… Мы это животное даже в правую чашку не сможем посадить.
Командир с борттехником положили тело на скамейку в грузовой кабине и примотали лопастным чехлом, чтобы тело не вышло на улицу во время полета. На секунду очнувшись, правак посмотрел на командира и сказал:
— О, кэп! Пришлось попробовать, чтобы не отравили… Если бы ты знал, какая это гадость! Как мне плохо!
Подъехала машина с комдивом. Командир подбежал, доложил:
— Товарищ генерал, вертолеты к полету готовы! Но вам лучше перейти на ведомый борт.
— Это еще почему?
— Правый летчик, кажется, получил тепловой удар, и плохо себя чувствует.
— Это тот, который нестриженый? Вот поэтому и получил! — сказал довольный комдив. — Ну, где этот больной битл, хочу на него посмотреть.
И комдив, отодвинув командира, идет к борту № 10. Командир бежит сзади и из-за спины комдива корчит борттехнику страшные рожи. Борттехник, метнувшись к бесчувственному праваку, закрывает его своим телом, и склоняется над ним, имитируя первую помощь.
— Ну что тут у вас, — говорит генерал, поднимаясь по стремянке. В этот момент обмотанного чехлом правака выворачивает. Борттехник успевает отпрыгнуть, и на полу расплескивается красная жижа. Он поворачивается к комдиву (который уже открывает рот в гневном удивлении) и кричит:
— Все назад, у него — краснуха!
Резко пахнет брагой. Но генерал не успевает почувствовать запах — резко развернувшись, он спрыгивает со стремянки и быстро идет ко второму борту с криком:
— Запускайтесь, вашему товарищу плохо!
В Шинданд борттехник летел в правой чашке, и, не теряя времени, учился — ноги легко касались педалей, левая рука — шаг-газа, правая — ручки управления. Его конечности повторяли движения конечностей командира. На подлете услышали, как ведомый запрашивает:
— «Пыль», я — 945-й, прошу приготовить машину с доктором, везем больного.
— Вот заботливый генерал попался, — досадливо сказал командир и вмешался: — «Пыль», пусть машина ждет на третьей рулежке, я там больного передам.
Сели, «десятка» остановилась у ждущей машины, командир махнул рукой ведомому: рули на стоянку. Борттехник Ф. выскочил, подбежал к доктору, и объяснил ему, в чем дело.
— Подбросьте его до модуля, доктор, иначе комдив всем вставит!
— Понял, — улыбнулся доктор, и подозвал двух солдат. — Грузите больного.
Когда вертолет зарулил на свою стоянку, там его ждал сердобольный комдив. Он встретил командира словами:
— Ну, как, увезли вашего товарища в госпиталь?
— Так точно, товарищ генерал!
— Ну и, слава богу. Пусть выздоравливает. Хорошие вы все-таки ребята, вертолетчики, и служба у вас тяжелая. Геройская у вас служба!
Десятое правило борттехника
Жизнь борттехника в полете всецело зависит от летного мастерства летчиков. А летчики бывают разные — одни летают как бог, другие — как дьявол, третьи вообще не умеют.
Однажды инженер приказал борттехнику М. временно принять ВКП[16] вместо выбывшего из строя прапорщика Похвалитого.
— Хорошо, отдохнешь от боевых, — с фальшивой радостью за товарища сказал борттехник Ф., которому теперь предстояло летать за двоих без отдыха.
Задачей ВКП была ретрансляция — поддержание связи с бортами, улетевшими на задание. Набрав высоту 5000 м, вертолет наматывал круги чуть в стороне от аэродрома. От службы лейтенанта М. на ВКП была польза и для лейтенанта Ф. Когда ВКП приземлялся, лейтенант Ф., если был в это время на стоянке, сразу поднимался на борт к лейтенанту М. Потому что в салоне вертолета, проведшего часа два на высоте 5000 был зимний холод — и после жара стоянки было счастьем провести здесь полчасика, попивая горячий чаек из термоса борттехника М. и покуривая (покурить в холоде — это деликатес)…
Первые полеты прошли спокойно. Командиром экипажа был маленький, с трудом гнущийся (видимо, с хроническим радикулитом) капитан К. На правой чашке сидел невозмутимый как рептилия старший лейтенант В. Большой любитель чтения, он всегда брал в полет книгу.
В тот день командир экипажа прибыл на стоянку один. Правака все не было, а взлет откладывать нельзя — приближалось время выхода на связь с комэской. Капитан К. решил взлететь без правака.
— Один хрен, от него никакого толку. Читун! — сказал он. — Ты, Феликс, во время взлета посиди на правой чашке, чтоб с «вышки» не заметили его отсутствия.
Так и слетали без правого летчика. Борттехник М. весь полет просидел на его месте. Когда приземлились и зарулили, увидели старшего лейтенанта В., который сидел у контейнера на ящике с нурсами и, попыхивая сигаретой, читал детектив. Он молча выслушал подробное мнение о себе капитана К., и они удалились.
На следующий день экипаж прибыл в полном составе и вовремя. Борттехник М. в шутку предложил праваку снова посидеть на стоянке. Тот пожал плечами, выражая согласие, но командир решительно возразил, будто предчувствуя неладное.
Взлетели, отошли от аэродрома в сторону Анардары и начали крутить круги с малым креном. Все было как всегда — правый раскрыл книгу, борттехник, откинувшись спиной на закрытую дверь кабины, задремал.
Но привычная идиллия длилась недолго. Может, сонно жужжащий вертолет попал в нисходящий поток, которые нередки в гористой местности, может стоячий воздух всколыхнуло звено взлетевших «свистков»… Вдруг, при очередном развороте, вертолет начал быстро валиться на правый бок, как получивший пробоину корабль. Крен стремительно увеличивался, командир попытался выправить борт, но переборщил, и вертолет завалился на другой бок с креном в 50 градусов. Командир снова дернул ручку, вертолет опять лег на правый бок. Дальше — хуже. Выравнивая машину, командир взял ручку на себя, вертолет задрал нос, командир двинул ручку вперед и бросил машину в крутое пике. Теперь летчик боролся со скачками тангажа. Машина запрыгала по небу хромым кузнечиком. Борттехник проснулся и, наливаясь ужасом, смотрел на авиагоризонт, который то белел, то весь заливался черным. Командир уже беспорядочно дергал ручку и двигал ногами так, будто ехал на детской педальной машине. Он начал паниковать, из-под шлемофона по лицу струился пот. Борттехник, болтаясь в дверном проеме, зацепился взглядом за высотомер — да они просто падали, и за какие-то секунды потеряли полторы тысячи! До вершин Анардары оставалось совсем немного — вот они, качаются перед глазами, стремительно вырастая. Борттехник выхватил из-под сиденья свой нагрудный парашют и начал цеплять его к подвеске. Карабины срывались в мокрых пальцах, и парашют никак не хотел срастаться с телом. «Вот он, пиздец! — пронеслось в голове. — И даже не в бою!».
