Виталий Шевченко - Константиновский равелин
— Скоро будет и больше! Москва уже посылает на фронты новую технику. Я сам видел прекрасные самолеты новой марки.
И на эти слова никто не ответил. Все, о чем говорил Калиннч, было слишком далеко и не меняло положения.
— И еще, товарищи, — горячо продолжал Калиннч, немного сбитый с толку общим молчанием, — как там, в тылу, в нас верят) Верят, что не отдадим, отстоим Родину. Ведь, кроме нас, этого некому сделать!
— Будем стараться, товарищ комиссар! — ответил за всех лейтенант Остроглазов, вынимая из кобуры пистолет и взводя резким движением курок.
В эту минуту грохот и скрежет танков внезапно прекратился. Удивленные краснофлотцы, забыв про осторожность. потянулись к амбразурам. То, что они увидели, не предвещало ничего хорошего. Построившись плотным полукругом, танки медленно наводили своп пушки на стены равелина. Словно живые существа, нехотя и лениво разворачивались башни, а затем гипнотизирующе поднимался черный зрачок ствола и замирал, уставившись прямо в амбразуру. Краснофлотцы невольно подались назад, к противоположно» стене. Тонко пропитал зуммер телефона. Находящийся ближе всех Калинин взял трубку:
-— Батальонный комиссар Калинин слушает!
— Всем отойти от амбразур! Лечь на пол! Ждать команд! — прохрипела трубка евссевским голосом.
Репетовать приказание не пришлось. Голос был слышен, словно из громкоговорителя. Гусев, до этого уже скорчившийся в дугу, облегченно вздохнул, всем телом прижимаясь к холодным плитам каменного иола.
В тот же миг начался артиллерийский обстрел. Выстрелы танковых пушек были глухими и короткими. В стены будто застучали гигантскими молотками. Но снаряды не пробивали толстый известняк. Внутрь секций полетела пыль и мелкие осколки камней.
— Держится старик! — восхищенно произнес Остроглазов, слушая, как бессильно вязнут в стенах немецкие снаряды. По вот одни из них пролетел сквозь амбразуру, ударился в противоположную стену и оглушительно грохнул, покрывая все пламенем н дымом.
Раздались стоны, кто-то забился в углу в предсмертной агонии; люди стряхивали с себя известковую пыль, сплевывали землю и песок. Сквозь непроницаемую пелену добравшись до телефона, Остроглазов говорил, захлебываясь, часто дуя в трубку:
— Лазарет!.. Лазарет!.. Лазарет? Срочно дайте помощь! Да, да, в северо-восточную секцию! Есть раненые и убитые.
Внезапно град снарядов прекратился. И еще не успела наступить тишина, как Евсеев вновь передал по телефону:
— Всем немедленно вниз! Открыть ворота и занять окопы вместе с бойцами майора Данько!
Все бросились вниз, обгоняя друг друга. Во дворе равелина бежали к воротам защитники остальных секции. Калинин схватил автомат убитого матроса и смешался с потоком.
Ворота открыли мгновенно, и матросы двумя струйками стали растекаться направо и налево, в окопы, где охотно теснились повеселевшие бойцы Данько:
— Давай, морячки! Вместе сподручней будет!
— Эх, браточки! Люблю же вашу форму! Ее одного вида немец боится! Вот теперь вдарим но нему!
— Валяй сюда, море! Зараз кулаки оттачивать будем!
Краснофлотцы, польщенные обожанием и покоренные
верой в их боевую удаль, небрежно спрыгивали в окопы, острили в ответ:
— Не робей, пехота! Сейчас мы нм устроим девятый вал!
— На, одень мою бескозырку! За полматроса сойдешь!
Через минуту все уже были в окопах. Краснофлотцы завязывали под подбородками ленточки бескозырок, вставляли в гранаты запалы; пехотинцы снимали с себя все лишнее, оставаясь только в выгоревших гимнастерках. Отсюда, из окопов, немецкие тапки казались совсем близкими. Зеленая краска облупилась на их боках, и только черные на белом кресты выглядели свежо и вызывающе. Евсеев пришел к Данько на КП, сказал твердо и быстро:
— Отобьем атаку — всем в равелин! Больше вам здесь оставаться нельзя — сметут!
Данько согласно кивнул головой. Затем указал на Калинина, сжимающего автомат, тихо спросил:
— Это кто?
— Мой комиссар! — мягко улыбнулся Евсеев. — Идет в бой прямо с академической скамьи. Сам напросился
сюда!
— Молодец! — похвалил Данько.—Уж не думаешь ли и ты с нами?
— Видишь ли... — замялся Евсеев.
— Нет! Так не пойдет! — твердо отрезал Данько.— Если мы погибнем оба, будет совсем плохо! Так что прошу тебя посидеть в резерве!
— Умом понимаю — сердцем не могу! — не глядя в глаза майору, хмуро произнес Евсеев.
— К черту эту анатомию! — неожиданно вспылил Данько. — Мы должны выиграть бои! Для этого тебе надо остаться в равелине!
— Да... Ты. пожалуй, прав, — наконец согласился Евсеев. — На всякий случай! — добавил он, протягивая руку.
Данько схватил ее в широкую крепкую ладонь, стиснул до боли. Не поворачиваясь, Евсеев быстро зашагал обратно в равелин. Данько медленно снял фуражку, так же медленно надел каску, туго затянув под подбородком ремешок, затем вынул пистолет и. обхватив его за ствол, несколько раз энергично рубанул воздух. Сухой, собранный. с внимательным настороженным взглядом, он был похож на бегуна, застывшего на старте, готового рвануться в любой момент...
Вместе с остальными Знмскнй спустился в окоп, находясь в каком-то дотоле не испытываемом нервном возбуждении. У него горячо горели теки и щемило под ложечкой, как при катании на качелях. Наблюдая за соседями, он видел, что и другие были в подобном состоянии, и. очевидно, поэтому так лихо, весело и бесшабашно звучали голоса:
— Зараз спробуем крепость арийских косточек!
— Оно бы все ничего, да башку жалко! Л ну как носи прикладом стукнут!
— Об твою и стволом стучать можно — не выдержит!
— Что на выдержит?
— Ствол!
— Га-га-га!
— Хо-хо-хо!
Алексей, не вслушиваясь в эти фразы, следил за застывшими танками врага. Там, за плотной стеной брони, угадывалась суета. До Алексея доносились короткие слова команд, и легкой кисеей висела поднятая многими ногами белая пыль. Было очевидно, что сейчас немецкая пехота пойдет на равелин. К счастью, ее не могли поддержать танки — не позволяла пересеченная, непригодная для маневра местность.
Затем Знмскнй огляделся по сторонам. Разговоры в окопах прекратились. Теперь все так же. как и он, расширенными зрачками смотрели на вражеские танки. Алексей осторожно положил автомат на бруствер и потихоньку вздохнул. Где-то, совсем рядом, слишком громко стучало его собственное сердце, так громко, что он с испугом посмотрел на товарищей. Но этого никто не замечал. Смешно оттопырил губу в ожидании первых выстрелов Колким; рассыпавшись, упал на брови всегда прилизанный чуб Юрезанского; рядом какой-то незнакомый, совсем молоденький пехотинец с безразличным видом выковыривал соломинкой из автомата старую смазку... Вдруг предостерегающий окрик «Внимание!» пронесся по окопам из конца в конец.
Слегка вздрогнув от неожиданности, Знмскнй вновь стал смотреть вперед. И только теперь он заметил, что немецкая пехота уже начала атаку и мастерскими перебежками быстро приближается к равелину. То там. то сям появлялись и вновь пропадали, блеснув на солнце, каски врага. Наступление велось по всем правилам военного искусства. От недавней беспечности не осталось и следа, во всем чувствовалась какая-то система, неуловимый железный порядок, властью которого вскакивали, падали и вновь поднимались сотни похожих на игрушки фигурок. Все делалось молча, только отчетливо доносились свистки, заменяющие команду.
Это была та сила, которая сумела преодолеть и многоводные реки Украины, и гнилые воды Сиваша, и вот теперь она докатилась сюда, к берегам Черного моря, и на ее пути стоял сейчас малочисленный гарнизон равелина.
И в сердце Алексея вдруг закралось сомнение — можно ли вообще ее остановить? Украдкой он посмотрел на молоденького пехотинца справа, но паренек, уже побывавший не в одном сражении, казалось, даже не изменился в лине. Удивительно, как влияет на войне настроение соседа: еще секунду назад находившийся в смятении, Алексей почувствовал, как по телу разливается волна успокоения — раз не боится этот безусый мальчишка, то нечего бояться и ему! И все же хотелось, чтобы свои поскорее открыли огонь.
Между тем немцы, вдруг перестроившись в цепи, уже почти не залегая, пошли на равелин. Чувствуя, что сейчас откроют огонь, Знмскнй покрепче прижался к ав-
томату. Его внимание отвлек какой-то нарастающий свист. Он еще не понял, откуда он исходит, как несколько резких, оглушительных взрывов раздалось у самого окопа. «Мины!» — догадался Алексей, радуясь, что так спокойно подумал об этом. Он повернулся к пареиьку-соседу, чтобы п тог смог оценить его выдержку, и тихо охнул: в луже крови с рассеченным черепом лежал юный пехотинец, уткнувшись носом в бруствер. И в ту же секунду, степенно* отчеканивая каждый выстрел, заработали пулеметы равелина. Поднятые пулями фонтанчики пыли побежали в сторону врага — пулеметчики нащупывали верный прицел. Немецкие цепи залегли и открыли ответный огонь.
