Виталий Шевченко - Константиновский равелин
— Летят!
Летят! Теперь это слышали все: нарастающий тяжелый вой моторов все плотнее и плотнее наполнял помещение до краев. Чувствовалось, какая грозная, сокрушающая сила движется там, наверху. Матросы инстинктивно вбирали головы в плечи, болезненно морщились в ожидании первых разрывов. Вон достиг предела, бился где-то над самой головой, и вот уже слышен знакомый нарастающий свист и затем тяжелые частые удары, будто кто-то забарабанил в потолок огромными кулачищами. Ухала земля, вздрагивал, словно в лихорадке, каменный подволок. сыпались с него в такт разрывам струн земли и песка, а в перерывах медленной плотной завесой опускалась на головы притаившихся равелнновцев едкая густая пыль.
Так было внутри. Наверху же ничего нельзя было разобрать. В сплошном, непроницаемом мраке дыма и пыли молнией вспыхивали разрывы, разворачиваясь черными веерами взметенной земли. Все это поднятое бомбами месиво медленными клубами расползалось вверх и в стороны. и из него, будто пущенные гигантской рукою, со свистом вылетали камни.
Наконец последний самолет сбросил последнюю бомбу. Наступила тишина. Выросший над равелином черный султан дыма медленно сносился ветром в сторону моря. И вот уже смутно проступили сквозь растекающийся мрак искалеченные стены равелина; открылся исковерканный,
9 В. Шепчсихо
129
кажущийся перепаханным двор. Повсюду валялись камин и еще не остывшие осколки. Невдалеке лежало пятеро убитых матросов, из числа наблюдателен, пытавшихся во время бомбежки перейти в подвалы.
Первым во дворе равелина показался Усов, за ним Лариса. Неумело прыгая через воронки, они спешили к лежавшим матросам. По очереди Усов щупал у каждого пульс и безнадежно отпускал безвольно падающую руку.
— Убиты... все... — сказал он Ларисе, выжидательно смотревшей ему в глаза. — Надо распорядиться, чтобы унесли...
По приказанию Евсеева для приведения в порядок двора выделили около тридцати матросов. В их число попал и Зимскнй. Здесь же, во дворе, он встретил притихшую Ларису.
После всего страшного, что произошло несколько минут назад, она обрадовалась, увидев его живым.
— Вы что-то бледная, Лариса Петровна! Испугались? — спросил Зимскнй, заглядывая ей в лицо.
Она смущенно и растерянно улыбнулась.
— Понимаете, Алексей! Не могу я видеть смерть! Это началось еще тогда, когда я работала на окопах... Там немцы убили несколько женщин... А теперь — вот это...
Зимскнй понимающе кивал головой, затем жестко произнес:
— Ничего! Вы бы посмотрели, сколько мы уложили этой швали!
— Да! — спохватилась Лариса. — Вы ведь уже участвовали в бою! Ну, как? Расскажите! Страшно? Боялись?
— Не об этом я думал! — злорадно усмехнулся Алексей. — Я там в одного аиста целил. Понимаете, идет такой богопомазанннк и аж морщится, будто запачкаться об нашу землю боится! Взял я эту сволочь на мушку — теперь догнивает лежит!
— А вы все же не очень высовывайтесь из-за камней,— дружески тронув его за рукав, мягко сказала Лариса.
Горячая волна залила Алексея. Он хотел что-то сказать, но язык не поворачивался в мгновенно пересохшем рту. Он все еще стоял, точно парализованный, когда увидел, что Лариса смотрит куда-то в сторону. Он тоже повернулся туда и сразу понял причину ее изменившегося
настроения. Шагах в двадцати от них стояли Гусев н Демьянов. Гусев, засунув руки в карманы, нагло рассматривал Ларису, покачиваясь на полусогнутых ногах.
— Терпеть не могу этого... — сказала зло Лариса, так и не подыскав подходящего слова. — Извините, Алексеи, я пойду!
Она резко повернулась и быстро пошла, почти побежала, к себе в лазарет, провожаемая пристальными взглядами всех троих.
11 как только она скрылась. Алексей метнул злобный взгляд в сторону Гусева н в сердцах сплюнул. Ему было досадно, что встреча с Ларисой окончилась так неожиданно, и он яростно набросился на огромный камень, стараясь столкнуть его с дороги и вкладывая в это старание весь нерастраченный запас силы.
Камень оказался очень тяжелым, и пот градом катился с Алексея, но он не сдавался и медленно преодолевал сопротивление многопудовой каменной глыбы.
— Заработал бычок! Как бы грыжу не отхватил! — с усмешкой сказал Гусев Демьянову, не торопясь взяться за работу'. Он не заметил тихо подошедшего сзади Калинина, который слышал его слова, и стал медленно скручивать цигарку, продолжая с улыбкой наблюдать за выбивающимся из сил Зимскнм.
Кровь ударила в лицо комиссара. Труд был для него святыней; труд, подчиненный суровым требованиям военного времени, был выше всех понятий и определений, придуманных человеком. Гневно, не в силах сдержать взволнованные нотки в голосе, он произнес:
— Это что же, саботаж, товарищ краснофлотец?
Гусев вздрогнул от неожиданности, выронил цигарку,
быстро повернулся к комиссару:
— Что вы, товарищ комиссар! Я только на минутку... Вот сейчас и я...
Голос его вибрировал и ломался — было видно, что он не на шутку перетрусил.
— Ну вот что! — резко оборвал Калинин. — Немедленно за работу'!
Не заставляя больше повторять приказания, Гусев бросился помогать уже таскающему камни Демьянову.
«Да! Совсем еще не знаю людей!» — с досадой подумал Калинин, окидывая взглядом работающих. И опять взгляд его остановился на Зимском, все еще нс справившимся с неподатливым камнем.
Комиссар поспешил к нему и положил рядом на глыбу руку. Алексеи удивленно посмотрел вбок из-за плеча, но. увидев, кто оказался его помощником, вдруг зарделся.
Взгляды их встретились, и Калинин ободряюще улыбнулся:
— Ну-ка, давай поднажмем вместе! Раз-два!
Они налегли, и камень легко покатился в сторону, и вскоре они его докатили до стены, где он уже никому не мешал.
— Ну вот и порядок! — сказал комиссар, отряхивая руки.
— Спасибо вам! — произнес Зимскин.
—-Спасибо нам! — рассмеялся Калинин. — Ну что ж! Давайте знакомиться поближе. Меня вчера вам представили. а вот вас я еше пока не знаю.
— Алексей Зимскин! — вытянулся перед комиссаром матрос.
— А-а! — протянул руку комиссар. — Я о вас уже слышал! Скажите... — он слегка помедлил, — что у вас за отношения с краснофлотцем Гусевым?
«Уже все знает!» — мелькнуло в голове Алексея. Он ответил, немного помрачнев:
— Да никаких отношений! Я стараюсь его нс замечать!
— Что так? — быстро вскинул глаза Калинин.
— Это долго рассказывать, товарищ комиссар! — нехотя ответил Зимскин. — А если одним словом подлец он, вот что!
— Гм... — нахмурился Калинин. — А не допускаете вы, что к этой оценке примешана ваша личная неприязнь? Вы извините, но я кое-что слышал...
— Если бы вы знали... — Зимскин не находил слов.— Если б вы только знали!
— Вот я и хочу знать! — мягко положил ему руку на плечо Калинин. — Да вы успокойтесь! Сейчас пет времени, а вот сегодня вечером приходите обязательно ко мне. Поговорим, посоветуемся! Вдвоем всегда надежнее!
— Есть! — с готовностью ответил Алексей, н на его губах вновь появилась смущенная улыбка.
— А теперь я вам не буду мешать! — кивнул на прощание Калинин.
Он медленно пошел вперед, м его не покидало чувство, что пока он здесь только наблюдатель, что он еще чужой среди этой сплоченной службой и испытаниями массы людей, что никто из них не придет пока к нему поделиться радостью или горем. Это был сложный, многообразный, но посторонний организм, и только единственная, тончайшая жилка связывала его с ним. Этой жилкой был краснофлотец Алексей Зимскин.
«Ничего! — успокаивал себя Калиннч. — Будут и другие. Все будет! Надо только побыстрей, без оглядок входить в эту жизнь — помогать, убеждать, показывать, чтобы люди почувствовали, что ты необходим! А главное, надо вместе с ними побывать рука об руку в бою! Ничто так не сближает, как пережитые вместе минуты смертельной опасности!..»
Мысли его оборвались. С крыши равелина сообщили, что появилась большая колонна немцев в сопровождении танков. По сигналу боевой тревоги все разбежались по постам.
Калиннч, предупредив Евсеева, пошел в секцию лейтенанта Остроглазова. При появлении комиссара среди защитников пробежал удовлетворенный шепоток. Кто-то предложил Калинину вместо стула плоский камень. Калинин поблагодарил кивком и сел, привыкая к темноте после света улицы. Воцарилась тишина. Слышалось сдержанное дыхание людей да недалекий скрежет танковых гусениц. И по мере того как он нарастал, ширился, заполняя тишину, все суровее становились защитники равелина. Вскоре стали слышны частые выхлопы и чиханье моторов. Танки работали на недоброкачественном горючем.
— Эх, нам бы их десяточек! — не выдержал кто-то тягостного молчания. Никто не ответил — смотрели в амбразуры выжидательными, немигающими взглядами. Тогда в полутемноте раздался спокойный голос Калинина:
