Валентин Стариков - На грани жизни и смерти
И тут кто-то вспомнил случай с молодым гидроакустиком, который впервые с нами вышел в море. Лодка шла в надводном положении, когда Облицов нес свою первую вахту. Вдруг он взволнованно доложил:
— Слышу подводную лодку противника по левому борту, курсовой угол 140°.
— Право руля, ложиться на курс, дать полный ход, — скомандовал я.
Снова доклад. На этот раз противник был уже с правого борта. Снова команда на руль. И так повторялось несколько раз, пока я не додумался проверить показания.
— Остановить машину! — приказал. Гидроакустик тут же доложил, что шумов лодки не слышно. Все стало ясно: винты своей лодки он принял за чужие…
Я вытер пот со лба, приказал ложиться на старый курс и сбавить обороты главного двигателя.
Облицов в тот день был в центре внимания экипажа. Вот из четвертого отсека донесся дружный смех и шутки в адрес незадачливого акустика.
— Ну и акустик, — покатывался Зубков, — точь-в-точь моя бабка. Та все меня домовым пугала, когда дед храпел, а этот нашей машиной напугал.
Облицов сидел красный как рак и молча слушал, что о нем говорили. За коллегу вступился Лебедев.
— Ну, хватит, ребята. У всех бывает… Попробовал бы сам послушать, — обратился он к Зубкову, — небось со страху и не такое услышал бы.
Лебедеву удалось немного унять насмешников, но еще долго на лодке вспоминали этот случай…
Наконец мы пришли в район действий и начали поиск вражеских кораблей. Главной нашей заботой было не обнаруживать себя перед наблюдательными постами и воздушными разведчиками противника, которые могли предупредить свои корабли.
Несколько суток прошли без особых событий. Большую часть времени мы находились наверху, в надводном положении. Была штормовая погода. Над морем лежал туман. На расстоянии одной мили невозможно было что-либо различить. Это усложняло наше положение. Требовалось большое напряжение. Сигнальную вахту на мостике постоянно несли два матроса, а Лебедев почти бессменно сидел в своей рубке с наушниками. При плохой видимости противника можно было неожиданно обнаружить совсем рядом. А исход такой встречи трудно было предугадать; несмотря на то, что торпедное оружие у нас в любую минуту было готово к бою, а трюмная вахта в центральном посту все время находилась в полной готовности и могла обеспечить погружение в самый короткий срок.
В таких условиях наш успех и наша безопасность во многом зависели от вахтенного офицера, от его способности быстро и правильно оценить обстановку и принять нужное решение. Поэтому чаще других на верхней вахте приходилось стоять Щекину и мне.
Только на четвертые сутки туман стал рассеиваться. Определили местоположение подводной лодки. Мы оказались на 6 миль севернее, чем считали. На горизонте появился резко очерченный высокий гранитный берег. Отчетливо выделялась изломанная линия вершин и расщелин, заполненных снегом. Как всегда в ясную пору, берег казался значительно ближе, чем это было на самом деле. Северное сияние, еще час назад полыхавшее над головой всеми цветами радуги, то появлялось, то исчезало, и на сине-зеленом небе выступали бесчисленные, ярко мигающие звезды. Иногда интенсивность небесного свечения была так велика, что на мостике можно было читать.
Юго-восточный ветер был очень холодный. Брызги от волн, разбивающихся о борт корабля, замерзали, едва коснувшись обледеневшей рубки. Водяная пыль обжигала лицо.
Волнение на море было довольно сильным, но по некоторым уже известным признакам мы определили, что в ближайшее время погода должна улучшиться.
На мостик поднялся Щекин. В последнее время он похудел, под глазами появились темные круги. Мой помощник уже давно недосыпал, как, впрочем, и все остальные члены экипажа. Во время ремонта на базе мы работали днем и ночью, чтобы как можно быстрее выйти в море.
— До берега не больше семи миль, — отрываясь от бинокля, сказал я Щекину, который приготовился заступить на вахту. — Через четверть часа начнем погружение.
Некоторое время мы стояли молча, вглядываясь в горизонт. У меня в этот день с самого утра было такое чувство, будто сегодня что-то должно случиться. Накануне мы получили сообщение о том, что в этом районе радиоразведкой обнаружена лодка противника. По-видимому, она возвращалась на свою базу и радировала об этом.
Чувство чувством, а уверенности в том, что мы встретим здесь вражескую подводную лодку, не было. «Если это и произойдет, — думал я, — то, вероятнее всего, под утро». Это предположение основывалось на изученном еще до выхода в море материале. Все радио-обнаружения были в утренние часы.
— Сейчас мы подходим к тому месту, где вчера нашей радиоразведкой была обнаружена лодка. Я пришел к выводу, что как раз здесь, в этом районе, подводные лодки противника, возвращаясь с моря, дают сигналы по радио.
Щекин согласно кивнул головой.
— Все лодки противника сейчас, конечно, в море, потому что шел наш большой конвой, — продолжал я выкладывать свои соображения. — Конвой уже прибыл в Мурманск, и не исключена возможность, что сейчас некоторые лодки продолжают возвращаться в Киркенес. Там их основное базирование.
— Пожалуй, так оно и есть, — оживился Щекин. — Может быть, действительно нам посчастливится…
На вахту заступила вторая смена. Всех предупредили, что через несколько минут лодка погрузится. Матросы стали поодиночке подниматься в рубку, чтобы в последний раз затянуться табачком. Много часов нельзя будет взять в рот папиросу.
Сигнал. Лодка погрузилась. Сняв с себя верхнюю походную, тяжелую от воды одежду, я дал помощнику указание проверить боевые посты и пошел во второй отсек.
— Кто на вахте? — спросил я, постучав в дверь гидроакустической рубки.
— Я, товарищ командир! — Из открывшейся двери показалось усталое лицо Лебедева.
— Ну как, тихо пока?
— Так точно! Горизонт чист!
— Имейте в виду, что сегодня может появиться лодка противника. Не прохлопайте. Иду спать. Чуть что, будите меня немедленно.
Откуда у меня была уверенность, я и сам толком не знал, но мне почему-то захотелось таким мобилизующим тоном предостеречь гидроакустика.
«А вдруг действительно появится лодка», — думал я, накрываясь сухим тулупом. И сразу один за другим десятки вариантов встречи с противником стали рождаться в голове. Я мысленно решал тактические задачи, которые могут возникнуть.
Лодки здесь ходят. На этот счет у меня почти не было сомнений, но почему я решил, что мы должны встретиться с одной из них именно сегодня? А не все ли равно? Если не сегодня, то завтра, послезавтра, в другой день, а лодки должны пройти этот район обязательно.
…Проснулся я от легкого прикосновения. Показалось, что кто-то тронул меня за плечо. Но, открыв глаза, никого не увидел. Что это? Слышу какую-то возню над головой, в рубке гидроакустика. Чувствую, что случилось что-то серьезное. Быстро вскакиваю с дивана и устремляюсь к рубке.
Лебедев сидел согнувшись в три погибели, будто приготовился к прыжку, и напряженно вслушивался. Не решаясь его тревожить, я замер у входа.
Наконец он повернулся:
— Слышу дизеля. По-моему, лодка противника… Может быть, я ошибаюсь? Послушайте… — Он протянул мне наушники.
Среди массы звуков, которыми живет море, я не сразу уловил четкий ритм работающих дизелей. Но посторонние шумы постепенно отходили на задний план, а шум двигателей нарастал и становился все яснее.
— Молодец, Алексей! Это действительно лодка, ты не ошибся.
Теперь все зависело от нас. Только бы не потерять шумы. Который час? Смотрю на белый циферблат судовых часов. Ага, рассвет! Не мешкая, приказываю всплыть под перископ и тут же даю команду готовить торпедные аппараты. Пока лодка всплывает, занимаюсь расчетом боевого курса…
— Перископная глубина! — доложил боцман Хвалов, стоящий как всегда во время атаки на горизонтальных рулях.
— Есть аппараты товсь! — в свою очередь доложил из отсека торпедист Иванов. Как выяснилось потом, команда застала его в постели. Не теряя ни секунды, он в одних носках кинулся к аппаратам.
Наверху было еще темно. В предутреннем мареве горизонт едва проступал, море казалось черным. Я медленно обвел окуляром перископа участок моря в секторе слышимости противника. Никого! Внезапно меня охватила тревога. А вдруг я не смогу разглядеть корабль и тем более низко сидящую в воде лодку? От этой мысли стало не по себе.
— Как шум? — громко спросил я Лебедева.
— С правого борта 45 градусов, — ответил он.
Я быстро повернул перископ и еще раз осмотрел горизонт. На оранжевой полоске занимающейся зари я увидел едва приметную точку. Кажется, лодка. Но вот досада: как раз в этот момент перископную головку захлестнула волна. То снова вижу, то снова волна. Даю приказание ложиться на новый курс, ближе к цели.
