Ф. Вишнивецкий - Тридцатая застава
— Не угодно ли вам, майор, посетить мое родовое поместье? — предложил полковник на следующий день. — Там можно спокойно отдохнуть от всех этих передряг.
Карл не возражал. Действительно, следует отвлечься от всех неприятностей, собраться с мыслями.
Покачиваясь в старомодной бричке, вспоминая прежние встречи в Ольховом и жалобы ездового Падурару на состояние здоровья, Шмитц прикинул, что с помощью этого болезненного человека можно попытаться восстановить нарушенные связи. Ведь он и до этих событий не раз выполнял поручении своего шефа, бывал в Ольховом и знает в лицо Дахно, Морочило. Крукович.
Возница Тодор Падурару далек был от замыслов своего хозяина и тем более гостя. Его одолевали семейные заботы. Жена болеет, все на сердце жалуется. В свои сорок семь лет старухой выглядит. А самого много лет язва желудка мучает. Одна надежда на Марику, восемнадцатилетнюю дочь, да в последние дни и с нею что-то приключилось. Нужен врач, а где взять денег?.. Всю жизнь мечтали с женой о собственном хозяйстве, но, видимо, так и дотянут свой век батраками Грицеску.
Тодор Падурару не интересуется высокой политикой, хотя иногда почитывает газеты и по-своему судит о событиях. Бывая со своим господином на границе, он в последние дни наслушался разных слухов о непонятных происшествиях по ту сторону Днестра. Поговаривают, что помещичье добро роздали батракам, бедным людям…
«Если бы не больные, попытал бы и я счастья», — подумал он. подъезжая к господской вилле, уютно расположившейся в небольшой рощице рядом с селом Баштианы.
Здесь поджидала его новая неприятность: управляющий имением требует немедленно освободить квартиру.
— Куда же я с больными? — взмолился Тодор.
— А это не моя печаль. Твоя семья — твоя забота. Найдется в селе какая-нибудь халупа, а этот дом будем перестраивать.
Возница знал жестокий характер управляющего, знал и то, что жалоба на его действия не поможет: щадя свое сердце, полковник не вмешивался в хозяйственные дела.
Известна Тодору и подоплека такого отношения управляющего. Красавица Марика не раз жаловалась на него отцу — не дает ей проходу. А что может сделать бедный, больной человек? У примара[5] или претора[6] искать защиту от посягательства на его единственное сокровище — доброе имя дочери? Но кто не знает, чью руку тянет домнилор[7]. Нет, бороться с управляющим — все равно, что выходить с вилами против ветра.
Правда, у Марики есть заступник. Недобрым огнем вспыхивают глаза у Думитру Лабу при встречах с управляющим. Вот только беда, что слишком тесно у них со старушкой матерью в маленькой хатенке с полусгнившей крышей. Для одной Марики нашлось бы место. А куда им с женой деваться?
Думитру молод, у него крепкие руки и светлая голова. Построит настоящую касу[8] из дикого камня, и тогда всем будет хорошо. А пока…
Тяжело задумался Тодор Падурару. В голове от мыслей шум. как в потревоженном улье от пчел, а морщины на сухом, почерневшем лице будто еще глубже прорезались.
И вдруг пришла неожиданная помощь. Кто мог подумать, что этот суровый, неразговорчивый майор, неизвестно для чего появившийся в поместье, окажется таким добрым человеком? И врача вызвал из Подгорска. и денег на лекарства не пожалел, и удар управляющего отвел. Прошло не больше двух недель, а в жизни бедного молдаванина сразу столько радости прибавилось.
«Очень добрый человек, даром что немец, — думал Падурару. подсчитывая, сколько денег истратил майор. — Чем я оплачу за его доброту?»
2В октябре жизнь на заставе вошла в нормальную колею. Тщательно исследована местность нового участка границы, изучены привычки и поведение румынской стражи, подготовлены необходимые сооружения и огневые точки. Установлен тесный контакт с местным населением. Иван Недоля оказался хорошим помощником в этих делах. Ему помогали Ванда и Попович, оставшийся на работе в местной больнице. А вскоре и жена Тимощенко Марина была переведена на работу в Ольховскую школу. Постепенно создавался в местечке актив, возглавивший перестройку работы по новым, советским порядкам.
Труднее всего приходилось политруку. Он все еще продолжал выполнять обязанности главного консультанта по всем вопросам общественной жизни. Нина с детьми оставалась в Москве, и новая квартира, как и во время холостяцкой жизни, превратилась в зал ожидания для транзитного пассажира.
Не лучше чувствовал себя и старшина Денисенко. Варвара Сокол категорически отказалась переезжать в Ольховое. «Что мне там делать? Был бы колхоз…» Колхоза не было, а иждивенкой быть не привыкла.
В эти дни прибыло новое пополнение, и неустроенность в личной жизни забывалась. Надо готовить к уходу пограничников, отбывших срочную службу, и одновременно обучать молодых бойцов.
Из штаба отряда сообщили, что заставе предоставили два места для тех, кто из старослужащих пожелает поступить в военное училище и всю жизнь посвятить охране рубежей Родины. Желающих оказалось много. И первым экзаменом для них стало комсомольское собрание. Рекомендовали лучшего пулеметчика сержанта Егорова и инструктора служебных собак Селиверстова. Больше всех огорчались Денисенко и Великжанов.
— А вы ничего не теряете, — успокаивал их политрук. — Поработаете с новичками на сверхсрочной годик, а там и перед вами откроется семафор… Если любите свою работу, никуда от вас училище не уйдет.
И те остались на сверхсрочную службу.
Замена воинов границы новичками — сложное и хлопотливое дело. Здесь у каждого определенный круг обязанностей, и пока новичок не усвоит их, «старик» не уйдет с границы. И началась перестановка сил, ознакомление с обязанностями и обстановкой, передача оружия к опыта.
Селиверстов знакомил бывшего пастуха из Башкирии Тагира Нурмухаметова со своим хозяйством, объясняя ему сложные обязанности проводника служебных собак, характер и повадки овчарок.
— С собаками у меня давняя дружба, — говорил невысокий, худой, но жилистый Тагир. — В нашем пастушьем деле собака — первый помощник.
Слесарь из города Дно Василий Иванов, высокий, полный блондин, принимал у Егорова станковый пулемет. Самоуверенный, насмешливый, он снисходительно слушал наставления бывалого пулеметчика, посмеиваясь над описанием знакомых ему боевых качеств «максима».
— Ты не смейся, Василий, это тебе не велосипед, на нем девушек катать нельзя, нередко на спине приходится его таскать. Зато никогда тебя не выдаст. Но надо ухаживать за ним…
— Машинка эта — не девушка, нечего за ней ухаживать, — отмахнулся Иванов. — Посложнее машины видали. И если случится, то и девушек покатаем на ней. Это уж тебя не касается…
— Да ты соображаешь, что говоришь? — вскипел Егоров. Ты же присягу принимал!
— А что ты мне лекцию читаешь, как профессор какой? — с непонятной злостью в голосе отрезал Иванов. — Без тебя разберемся, что к чему…
О пререканиях со строптивым новичком узнал Кольцов. Сделав замечание новичку, он сам проверил его познания. Оказывается, парень действительно разбирается в оружии. Но откуда эта злость?
— Занозистый парень, возни с ним не оберешься, — поделился капитан своими наблюдениями с Байдой.
— Ничего! Оботрется, отшлифует острые углы и будет, как сказал бы Шумилов, настоящий солдат. Люблю занозистых.
— Имей в виду: повар на заставе главная фигура, — поучал Денисенко Ивана Хромцова, работавшего до призыва на Харьковском тракторном заводе. — Я сам два года поваром отчебучил…
— Что же это получается, товарищ старшина? Я тракторы на заводе делал, а здесь придется разные окрошки да тефтели варганить, — не то в шутку, не то с обидой говорил харьковчанин.
— Я до службы в Запорожье сталь варил, а здесь— борщи, пироги, даже вареники. Это как, по-твоему?
— Если сталь была похожа на вареник, а вареник на сталь, то большой мудрости для этого не надо, — съязвил новый повар.
— Значит, быть тебе поваром! — рассмеялся Денисенко. — Я так понимаю: нет лучшей приправы к еде, как умная шутка.
— Что ж, попробуем, — усмехнулся Хромцов и приступил к изучению кулинарной мудрости.
Прибывший из школы сержантов командир отделения Петр Воронин прошел до призыва в армию хорошую выучку в коллективе уральских металлургов. Высокий, тонкий, он молча прислушивался к остротам Иванова и краснел от возмущения.
Но вот закончили перестановку людей, отпраздновали проводы старослужащих, и молодые бойцы уже самостоятельно вышли на охрану границы. На первых порах каждый наряд возглавлял кто-нибудь из сверхсрочников или командиров.
Байда, решивший взять под свою опеку излишне развязного и невыдержанного новичка, возглавил наряд в составе Иванова и Нурмухаметова. Вышли на правый фланг, на стык с двадцать девятой.
