Майкл Пауэлл - Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938–1939
– Господа, для вас сражение закончилось. Мы находимся во внутренней гавани Монтевидео… – Тут его голос утонул в удивленных возгласах. До офицеров дошел смысл сказанного. Херцберг заговорил громче, чтобы перекричать остальных: – Капитан Лангсдорф поручил передать вам, что мы находимся на территории нейтральной страны – Уругвая. В соответствии с международными законами вы все завтра будете освобождены.
Договорить ему все-таки не дали. Новости явно ошеломили англичан. Людей охватило некое радостное безумие. Херцберг, судя по всему, был вполне доволен и принялся жать протянутые ему руки. Среди них была и рука капитана Дава. Одни пленные выражали свою бурную радость криками, другие пели, третьи плакали. Дав пробился сквозь толпу, вышел на палубу и с наслаждением вдохнул свежий морской воздух. Ему хотелось побыть одному. Он не сомневался в информации Херцберга, но все же с трудом поверил своим глазам, увидев совсем рядом очертания Монтевидео с его огнями и небоскребами. Корабль продолжал медленно скользить вперед. Он был так близко к берегу, что были слышны автомобильные гудки. Немецкий карманный линкор действительно вошел во внутреннюю гавань Монтевидео.
Глава 8
ПУРПУРНАЯ ЗЕМЛЯ
Когда, благодаря связям чикагской компании «Ред мит пэкинг» с производителями мяса Уругвая, Майк Фаулер отправился в Монтевидео, он знал о Южной Америке и реке Ла-Плата столько же, сколько знает средний американец или англичанин, то есть ничего. Для него это было просто очередное задание.
До того как он прибыл в Монтевидео, где ему сказали обосноваться, он даже не удосужился отыскать этот город на карте. Да и зачем? Билет ему и так купили. Поэтому по прибытии он был приятно удивлен, обнаружив, что Монтевидео – большой и вполне современный город, расположенный на северном берегу реки Ла-Плата, которая в этом месте достигала ширины пятьдесят миль. В нем была самая большая и красивейшая в мире естественная гавань, а в непосредственной близости от делового центра с роскошными отелями, небоскребами и даже такими приятнейшими продуктами современной цивилизации, как ночные клубы и бары, располагаются километры чистейших песчаных пляжей. Один бар – «У Маноло» – находился прямо на пляже, открывался поздно и работал почти до утра. В нем Майк чувствовал себя как дома. Он здесь постоянно питался, заказывал еду заранее, и Маноло обналичивал его чеки. Оркестр был неплох, а певица по имени Долорес с фигурой, напоминающей песочные часы, чуть хрипловатым голосом и латиноамериканским темпераментом – и того лучше. Майку здесь нравилось, и знаний об Уругвае у него значительно прибавилось. Информацией он был обязан по большей части Попу.
Настоящее имя Попа было Мануэль Герерра Мактавиш, и он взял Майка под свое покровительство. Попу потребовалось пятнадцать секунд, чтобы понять: Майк – тот человек, кого он так долго ждал. Американцу предстояла трехмесячная работа в Уругвае, он имел в своем распоряжении внушительную сумму и собирался честно оплачивать услуги Попа. С тех пор гаучо регулярно каждую пятницу получал заработанное.
Поп называл себя «ушедшим на покой». В Уругвае можно прожить на очень небольшие деньги, если иметь друзей, а у Попа их были сотни. Но все же у него имелась небольшая работа, связанная неким не вполне ясным образом с администрацией порта. Очевидно, это была не слишком обременительная работа, потому что когда он взял над Майком шефство, то прилип к нему накрепко, стал ближе, чем Ангел к Тобиасу. Он понимал, что, завладев по-детски восторженным вниманием Майка в качестве гаучо, он должен продолжать играть роль такового. Поэтому, вернувшись со своим новым боссом в Монтевидео, он не переоделся, как намеревался, в нормальную городскую одежду, а продолжал везде ходить в полном облачении гаучо. При этом он откровенно наслаждался восхищенными взглядами изредка встречавшихся незнакомцев и грубым удивлением остальных жителей города, в основном являвшихся его друзьями или родственниками. Единственное, на что он жаловался (и Майк с сочувствием выслушивал его сетования), это что из-за глупых полицейских придирок ему нельзя носить на поясе большой нож – неотъемлемую и самую живописную часть костюма гаучо. «Когда я не чувствую здесь свой нож, – любил повторять он, выразительно похлопывая себя по бедру, – у меня начинается люмбаго».
Майк приобрел мощный, хотя и весьма потрепанный фургон, чтобы перевозить свою аппаратуру, и нанял восторженного юнца с местной радиостанции, который мог эту аппаратуру обслуживать. Это была современная передвижная записывающая установка, состоящая из множества частей, и юноша обычно проводил все свободное время в восхищенном созерцании этого дива. Когда Майку предстояла запись, он разбирал и раскладывал ее, потом снова собирал. Этот индивидуум никогда не разговаривал, редко ел и всегда выпивал два литра красного вина в день – не больше, но и не меньше. Звали его Тони, и он был итальянским эмигрантом во втором поколении.
Утром 13 декабря Майк и Поп находились в Монтевидео. Они делали сюжет в Конкордии – за Колоном, и уехали с ранчо на рассвете. Это был необычный оранжевый рассвет, за которым послед овал небольшой дождь и легкая дымка. Это было не похоже на чистый прозрачный рассвет, который видели на своих кораблях британские моряки. Майк был рад дождичку – он прибил пыль. Дорога проходила по гладкой равнине, лишь иногда попадались холмы, невысокие, не более шестисот футов, но каменистые. Повсюду на ровных участках паслись бесконечные стада херфордских коров, среди которых разъезжали конные гаучо, державшиеся с большим достоинством и выглядевшие необыкновенно импозантно в своих развевающихся на ветру пончо. К тому моменту, как фургон Майка достиг Минаса – небольшого, но живущего напряженной жизнью торгового городка с широкими улицами и квадратными белыми домиками, солнце уже взошло, и дымка рассеялась. Майк решил сделать остановку в кофейне на углу и выпить эспрессо. Мимо, весело болтая, шли итальянки. Минас был похож на игрушечный итальянский город, по чьей-то прихоти построенный в центре пампы. До столицы оставалось восемьдесят миль, и Майк поспешил дальше. По дороге он весело распевал песню испанских гаучо, которой научили его временные служащие, Поп, по обыкновению, улыбался и курил, а Тони сидел сзади и держал на коленях самые хрупкие части аппаратуры. День был чудесный. Бело-коричневые коровы меланхолично жевали траву, лучась сытостью и здоровьем. Перед ними весело порхали стайки зеленых попугаев, на телеграфных столбах с решительным видом сидели птицы-печники.
Майк взглянул на часы. Было 7:30. «Эксетер» к этому времени уже вышел из боя и отправился в тысячемильный, полный героизма и человеческих трагедий поход на Фолклендские острова.
В девять часов Майк и его спутники добрались до отеля. После завтрака Майк, чтобы выполнить свое обещание, пошел на площадь Независимости. Это была очень большая площадь в самом центре города, обсаженная стройными пальмами. Здесь всегда было шумно из-за автомобильных сигналов. В Монтевидео не было запрета на подачу звуковых сигналов в городе, и автомобилисты с утра до ночи жали на клаксоны. Вокруг площади стояли длинные приземистые строения и сводчатые аркады. Только с одной стороны возвышался Паласио-Сальво – единственный в Монтевидео небоскреб. Это причудливое сооружение имело двадцать семь этажей и было украшено башенками, куполами, небоскребами и прочими несвойственными подобным сооружениям архитектурными элементами. Здание было в высшей степени уродливым, зато с верхних этажей открывался удивительный вид на реку Ла-Плата, и в ясные дни, когда дул памперо, их обитатели утверждали, что видят аргентинский берег. Они даже видели смог, поднимающийся над великим городом Буэнос-Айресом, расположенным в ста двадцати милях вверх по реке.
Майк купил в своем любимом киоске газету, прошел мимо здания, где жил и работал президент, и приблизился к гигантской конной статуе Артигаса,[24] установленной в самом центре площади. Майк никогда не носил головных уборов, но теперь держал в руках шляпу. Остановившись перед статуей освободителя, он водрузил шляпу на голову, потом торжественно снял ее и слегка поклонился. За действиями американца с интересом наблюдали четыре торговца открытками и два унылых фотографа, бездельничавшие у своих черных камер, напоминающих рахитичного мустанта с непристойной выпуклостью, свисающей между тремя ногами. Прежде чем они успели предложить свои услуги Майку, тот отошел от статуи и быстро зашагал к Паласио-Сальво. По дороге он встретил своего соотечественника и коллегу, который находился в Буэнос-Айресе и Монтевидео по заданию Юнайтед Пресс. Тот пребывал в большом волнении.
– Слышал новости? – воскликнул он. – Рано утром в море было большое сражение. Англичане с немцами. Оно, кажется, до сих пор продолжается. В Пунта-дель-Эсте слышна стрельба тяжелых орудий. Никто ничего толком не знает, но в ней участвует «Эксетер», это точно. Примерно в половине седьмого нарушено радиомолчание, и с тех пор эфир гудит от сообщений.
