Игорь Гуров - Зарево над предгорьями
— А какую это песню ты пел в плавнях? Про матросов.
— Это Шурика сочинение, — с гордостью сказал Вовка. — Сыграй, Шурик.
Песня о морском отряде Селезневу очень понравилась. Потом Шурик начал вполголоса напевать о партизане Вовке. Герой песни смутился и уполз в пещеру, но Шурика заставили спеть еще раз.
— Песни хороши, — проговорил Селезнев. — Но ты напиши песню нашего отряда. Боевую, партизанскую! Чтобы с ней легче было в бой идти. Чтобы душа пела.
— Трудно, — опустил голову Шурик.
— Вам пора есть, — объявила Тоня. — Только сначала выпейте-ка эти порошки.
Селезнев выпил лекарство, быстро съел кашу и кусок лепешки с медом. Ему опять показалось, что порция чрезвычайно мала.
— Ну что же, давайте проведем военный совет, — проговорил он.
Со всех сторон посыпались предложения.
— Надо устраивать засады. Вот как мы делали с Шуриком, — сказал Вовка.
— Нужно, как брянские партизаны, мосты подпиливать, — перебила Валя. — А пилу я достану в Серном ключе.
— А зачем нам мосты подпиливать? — вмешался Измаил. — Очень просто можем обвал на дороге сделать. Так завалить, что три дня не разберешь.
— Эх, отбить бы арестованных, которые в Серном ключе сидят!.. — вздохнула Тоня.
Селезнев внимательно выслушал рассказы ребят о том, что происходит в станице Саратовской, в Серном ключе, на дорогах.
Измаил говорил о предателе Дархоке, повесившем старого Шумафа и лучшую гармонистку аула Айшей.
— Нужно отомстить предателям! — воскликнул он.
— Все это можно сделать, друзья, — сказал молчавший до сих пор Селезнев. — С завтрашнего дня мы начнем подготовку к операциям. Вы правильно делали, что все время учились стрелять, ходили на разведки и устраивали засады. Есть и еще один очень важный вид диверсии. Это порча линий связи врага.
— Как это, порча линий? — спросила Валя.
— Вот когда мы дорогу перебегали, я заметил: идут себе провода от станицы к городу. Значит, фашисты могут в любой момент попросить по телефону подкрепление или сообщить, что они разведали о наших войсках. Нужно обрывать провода, подпиливать столбы. Вот мы завтра с Володей и сходим на шоссе, а потом к Измаилу в аул.
Шурик и Валя не успели еще возмутиться, что не берут их, как на майора коршуном налетела Тоня.
— Ни завтра, ни послезавтра я вас никуда не пущу. Вы же больной! А Володя завтра пойдет на охоту, вас нужно усиленно кормить.
Селезнев пытался спорить; Вовка доказывал, что успеет сходить и на шоссе и на охоту, но Тоня была непреклонна. Она объявила, что на ближайшие три дня Селезневу назначается постельный режим, а после этого еще с неделю ему можно будет ходить лишь недалеко, на прогулки.
— Ну что же, — сказал Селезнев. — Тогда давайте пока готовить продукты на зиму.
— А разыскивать партизан как будем? — спросила Валя.
— Чем сильнее мы будем бить фашистов, тем скорее найдем партизан! — ответил Селезнев.
Валя недоуменно пожала плечами. Селезнев объяснил:
— В горы ушли тысячи людей. Неужели ты думаешь, что наша партия забыла о них? Я уверен, что партизаны по заданию партии уже разыскивают «Старика».
— А ведь верно! — хлопнул себя по лбу Вовка.
— Конечно, верно, — согласилась и Валя.
— О нас в Москве помнят и заботятся, — убежденно сказал Шурик.
…Впервые после тяжелых недель плена и одиноких скитаний по плавням Селезневу можно было отдохнуть. Однако ему не спалось.
«Легко рассуждать о боевых действиях, — размышлял он, — но что можно придумать с пятью подростками? Правда, эти ребятишки, видно, сметливы и сделали не так уж мало… Но как страшно рисковать ими!.. Да ведь и здесь они не в безопасности: в любой момент пещеру могут обнаружить немцы… Надо действовать очень осторожно и, главное, найти партизан».
Потекли дни…
— Заготконтора, а не отряд, — ворчал Шурик.
Площадка перед крепостью «Севастополь», да и сама пещера напоминали в эти дни продовольственный склад.
Заготовкой продуктов руководила Валя: в станице у бабушки она хорошо научилась хозяйничать.
Утром еще затемно и перед вечерней зарей Вовка отправлялся на охоту за утками. Птицы собирались в большие стаи, готовясь улетать на юг. Выстрел мелкокалиберки не громок, и Вовка успевал подстрелить двух-трех уток, прежде чем стая взлетала.
Мальчик терпеливо сидел в засаде до тех пор, пока на озеро не опускалась новая стая. В пещеру он приходил обвешанный утками. Тоня, Измаил и Селезнев принимались потрошить их. Валя и Вовка разводили в пещере костер, забрасывали его зелеными ветками кедра и подвешивали уток в густом дыму.
В самой глухой нише уже висело несколько гирлянд коричневых копченых тушек. Из потрохов уток Валя варила крепкий, как экстракт, бульон и по нескольку раз в день кормила им Селезнева. Но майор, которому совсем недавно казалось, что он никогда не будет сыт, открыто вздыхал, беря очередную порцию бульона.
Утиными потрохами питались и остальные. Уток же решено было оставить на зиму.
Селезневу Тоня милостиво разрешила ходить. Майор, Шурик и девушки собирали в лесу мелкие сладкие груши и яблоки, ежевику, кисло-сладкий кизил и терпкий терн. Все это Валя сушила на солнце и складывала в огромные корзины, которые искусно плел Измаил. Кроме того, он сплел несколько вершей. В небольшой бочке из-под меда засолили наловленную им в горной реке форель.
— В наших горах, — с гордостью повторял Измаил, — с голоду не умрешь. Вот еще скоро орехи поспеют — можно всю пещеру засыпать.
Но охотничьи лавры Вовки не давали ему покоя, и однажды он попросил:
— Степан Васильевич, давайте тоже пойдем на охоту.
Майор не был охотником, но все же согласился.
Утром сияющие от гордости Селезнев и Измаил приволокли в лагерь тушу кабана.
РАСПЛАТА
Первым взбунтовался Шурик.
— Да что же это в самом деле? — говорил он. — Так и будем развлекаться — на охоту ходить да ягодки собирать? А фашистов бить?
Его поддержал Измаил.
— Кабанов и коз можно всегда найти, а на первое время у нас запас есть. Пора за дело браться.
Селезнев задумчиво помешивал палкой угли в костре, от которого по нависшим сталактитам пещеры бегали красные блики.
— Я думаю, Володя, ребята правы. Приедем сюда охотиться после победы, а завтра пойдем на разведку.
Утром Селезнев и Измаил ушли в аул Псекупс, Шурик — в Саратовскую, Вовка — в Серный ключ.
Валя и Тоня отдыхали в пещере. Было решено, что ночью девушки вместе с Селезневым пойдут портить телефонную связь.
Старая Нефисет говорила, что Дархок занял под свое жилье дом, где помещалось раньше правление колхоза. Селезнев и мальчик отправились прямо туда. Перед этим майор тщательно проинструктировал Измаила.
К воротам правления была приклеена листовка, написанная на немецком, русском и адыгейском языках. В ней обещали большую награду тому, кто укажет местопребывание старика партизана. Измаил прочел листовку и вошел во двор. Селезнев бесшумно проскользнул через парадное крыльцо внутрь дома.
Под тополями лежал на ковре человек. Он был щупл, малоросл, ничем не примечателен. В детстве Измаил наслушался страшных рассказов об убийствах и поджогах, которые творил Дархок. Даже видавшие виды старики до сих пор хвалили отца Измаила, сумевшего поймать этого бандита. Сейчас, видя перед собой такого заморыша, мальчик почувствовал даже разочарование.
— Ты Дархок? — резко спросил он, опуская руку в карман.
— Дархок спит. Пошел отсюда!
Очевидно, это был тот самый пришедший с Дархоком человек, о котором говорила старая Нефисет. Но он сейчас не интересовал Измаила. Мальчик прислушивался, что происходит в доме.
— Слыхал, что я говорю? — фистулой закричал человечек. — Пошел отсюда!
— Зачем кричать? — спокойно ответил Измаил. — Я хочу сказать Дархоку, где найти старого партизана, о котором написано в листовке.
Человечек недоверчиво поглядел на Измаила, но все же встал и направился в дом. Несколько минут оттуда доносился невнятный разговор. Потом человечек вышел обратно и снова улегся на ковер под тополями.
— Там Дархок, — буркнул он, махнув рукой на дом.
Мальчик смело вошел в большую комнату, где раньше проводили колхозные собрания. Сейчас здесь валялись какие-то узлы, в беспорядке стояла мебель, снесенная, очевидно, со всего аула; в углу одна на другую были поставлены три гармошки. «Шурик мечтает о гармошке», — неожиданно вспомнил он.
В глаза бросился пулемет и коробки с лентами.
Из соседней комнаты вышел рослый, широкоплечий детина. Зеленоватые навыкате глаза и подстриженные седые усы делали его похожим на кота. Толстые, как обрубки, пальцы нетерпеливо перебирали наборный пояс, на котором висел кинжал.
