Иван Золотарь - Записки десантника
— Как же вам это удалось? — с удивлением и восхищением спросил я.
И Люся рассказала.
Пока она шла в Борисов, все время думала, как же достать паспорта, за которыми ее послали? И в ее голове созрел дерзкий план.
Она смело пошла в центр города, зашла в паспортное бюро и направилась прямо в кабинет заведующего Тришко. Приняв ее за очередную посетительницу, тот грубо спросил, что ей надо.
— Я пришла к вам от штаба партизанской бригады Дяди Коли за чистыми бланками паспортов, — бесстрастным ровным голосом заявила Люся. Тришко от неожиданности раскрыл рот, а Люся тихо добавила: — Они нам очень нужны.
Тришко побледнел, вскочил с кресла, глаза его округлились, налились кровью. Он закричал:
— Что ты сказала, паршивая девчонка?!
— Я партизанская разведчица, — все так же бесстрастно повторила Люся, — и пришла за паспортами.
Тришко затрясся в ярости. Цепко ухватившись большими ручищами за край стола, он глотал открытым ртом воздух, и казалось, вот-вот проглотит дерзкую девчонку.
— Да как ты смела прийти сюда? — выдохнул, наконец, Тришко. — Да ты знаешь, что я тебя сейчас же арестую и отправлю в гестапо! Да я…
Но Люся не дала ему договорить. Лицо ее сделалось строгим и гневным.
— Тише ты, предатель! Только посмей сообщить в гестапо, тебя сегодня же не станет в живых! Слыхал? И никакая охрана тебя не спасет от партизанской пули. Запомнил? Сядь, — властно сказала девушка.
Тришко поперхнулся ругательством, но сел и, откинувшись на спинку кресла, стал тереть себе виски. Кто знает, о чем думал в эти минуты изменник, — Люсю это не интересовало, — только он ничего не мог выговорить и сделался белее снега. Тогда Люся решила доконать его.
— Если, — сказала она, — меня арестует гестапо, то я скажу, что вы давно уже снабжаете меня бланками паспортов. — Чуть помолчала и добавила: — И докажу это документально.
Ошарашенный новым оборотом дела, Тришко снова вскочил, хотел, видно, что-то сказать, да так и не выговорил и застыл с открытым ртом. В округлившихся глазах светился ужас. Потом мало-помалу он овладел собой и даже улыбнулся.
— Ну и ну, здорово же вы напугали меня, барышня! Но те, кто послал вас сюда, чтобы проверить меня, зря беспокоятся. Я честно служу германским властям. Так что вы так и передайте своему шефу, барышня, — уже совсем любезно заключил Тришко.
«Он принял меня за гестаповку», — догадалась Люся и на миг растерялась. Такой ход событий ею не был предусмотрен, и далее она действовала уже без всякого плана, по наитию.
— Вы ошиблись, дядько Тришко, если приняли меня за агента гестапо. Я — Люся Чоловская. Вы меня не узнали, а я вас хорошо помню. Вы же до войны бывали у нас в гостях, дружили с моим отцом…
Тришко снова переменился в лице. Перегнувшись через стол, он пристально посмотрел в лицо девушки и протянул не то с радостью, не то с досадой:
— А ведь верно… Действительно… Да… Но послушай, как же ты так смело пришла сюда? Ведь тебя разыскивает гестапо. Стоит только мне сообщить, как тебя схватят и вздернут на виселицу.
Но Люся уже оправилась от минутного замешательства.
— А я не верю, чтобы советский человек уж так продался врагу, что в нем ничего не осталось советского, — слукавила она.
Тришко сокрушенно покачал головой.
— Прямо ума не приложу, как мне быть с твоей просьбой?
Тогда Люся опять перешла в наступление.
— Это не просьба, а приказ штаба бригады, — твердо сказала она.
— Но пойми же, что бланки паспортов у меня на учете!
— Немцы вам верят. Скажите, что выдали паспорта борисовчанам, сделайте там у себя отметки какие-нибудь — и все.
— Сколько тебе надо?
— Двести.
— Да ты в своем уме? Утащить сразу такое количество паспортов! Это же верная тюрьма, пытки и виселица… Нет, что хотите со мной делайте, а столько я не дам.
После этих слов Люся поняла, что победа одержана. Разговор принял уже деловой характер. После некоторых препирательств условились, что Тришко выдаст «пока» семьдесят бланков, но не здесь, в кабинете, а вечером, на улице.
Остаток дня Люся провела в напряжении. Придет или не придет? А вечером смело пошла к месту встречи. Меняшкин с Носовым притаились поблизости, готовые в случае опасности вступить в бой. Но Тришко пришел один и, как обещал, принес семьдесят бланков паспортов. Передавая их Люсе, он сказал:
— Если потребуется еще, приходи, но только не сразу, а несколько недель спустя, и не в кабинет, а лучше вызови меня через кого-нибудь из ваших людей.
Люся предупредила, что вызывать она будет его через Марию Комар, и скрылась в темноте.
Мы похвалили Люсю за ее смелость и находчивость, но действовать в таком роде в будущем запретили. Она обещала быть более осторожной, однако, судя по тому, как она это сказала, было видно, что вряд ли она сдержит свое обещание. Слишком сильна была в этой девушке ненависть к врагу и любовь к Отчизне, чтобы она остановилась, если нужно, перед самопожертвованием.
Вернулась из Минска с отрадной вестью Финская: подготовка к убийству Кубе начата! В это дело включилась Маша Осипова.
А вечером того же дня вернулась Надя Троян. Еще с дороги она крикнула:
— Удача, товарищи!
Через минуту, сидя в шалаше, Надя торжествующе объявила:
— Связалась с личной горничной самого генерального комиссара в Белоруссии фон Кубе!
Глава четырнадцатая. Елена Мазаник
…В толпе беженцев в направлении на Могилев устало шагают две молодые женщины. Высокая, крупного сложения, с большими сильными руками Елена Мазаник торопит свою уставшую подругу Любу:
— Скорей, Любаша, не отставай. Нам ведь только до леса добраться, а там уже не страшно. Лесом мы до самой деревни дойдем…
Люба прибавляет шагу, и Лена снова отдается своим мучительным думам о муже. Ведь они были так счастливы, так любили друг друга! И вот война. Она отняла у Лены мужа, отняла все. Единственная сестра ее, Валя, после замужества уехала из Минска в один из районов Барановичской области — в какой именно, Лена не знала, — вот и вся родня. В Минске у Лены была такая уютная квартирка, и жили они с Шурой так дружно! Оба работали, учились… И вот ничего этого нет. Одна, одна…
Мысли Лены прерывает треск автоматов. Шоссе обстреливают гитлеровские десантники. Толпа шарахается в сторону, разносятся пронзительные крики:
— Ма-ма!
— Сыночек!
— Звери! Зве-ери!
Лена хватает за руку Любу, и вместе они бегут к лесу. Тут передохнули. Поесть бы… Голодные шли они весь остаток дня и всю ночь, пока дотащились до деревни, где проживала бабушка Лены. У нее они и хотели переждать, пока наши войска отгонят гитлеровцев. Но через три дня в деревню пришли немцы, и две женщины опять убежали в лес. Долго блуждали они по лесным дорогам и, наконец, снова вышли на знакомое шоссе. Многие беженцы понуро возвращались к родным пепелищам. Лена с Любой присоединились к ним и побрели обратно в Минск.
Города не узнать: дымящиеся коробки обгорелых зданий, груды кирпича, перекрученные железные балки, выбитые окна в уцелевших домах, угрюмые лица усталых, подавленных горем людей, зловещий запах гари и тленья, и над всем этим — кривые щупальца фашистской свастики…
Когда Елена, расставшись с подругой, свернула на улицу, где был ее дом, то увидела лишь черный, обгорелый остов здания, а на месте ее квартиры зияла огромная воронка.
Ноги у Лены подкосились. Обессиленная, опустилась она на камень и долго-долго смотрела потухшими глазами на обгорелый каменный скелет — остаток своего жилища. Потом встала и поплелась прочь неведомо куда. Ночь провела на скамье в городском парке, а утром, поеживаясь от прохлады, направилась к реке Свислочь. Тут умылась и снова побрела по городу.
На улице Энгельса ее окликнул знакомый шеф-повар.
— Дядя Миша! — бросилась к нему Лена и, дав полную волю слезам, рассказала ему все.
— Куда же ты теперь? — участливо спросил дядя Миша.
Лена молчала. Что она могла сказать?
— Ну вот что, заворачивай-ка, дорогая, ко мне. Живу я с сыном, без хозяйки, не работаю и, что дальше будет — не знаю. Будем вместе делить горе.
Лена поселилась в доме дяди Миши. Несколько дней они голодали. Пришлось Лене искать работу. Недалеко от того места, где она теперь жила, в здании средней школы, разместилась немецкая воинская часть. Там за котелок супа в день она мыла полы, стирала белье, таскала воду, дрова… Так прошло два месяца. Потом она заболела, и ее прогнали с работы. Снова голод.
Недели через две знакомый дяде Мише официант предложил Лене временно поработать на кухне генерального комиссариата, и она согласилась — не умирать же с голоду!
Ее приняла заведующая кухней, немка по национальности, но с русской фамилией Иванова. Поговорив с Еленой минут пять, Иванова посадила ее чистить картошку, а сама пошла докладывать Кубе. Через некоторое время на кухню прибежала посыльная.
