Иван Золотарь - Записки десантника
— По-моему, — сказал Рудак, — эта девушка больше, чем кто другой, подойдет для работы в Минске.
Через полчаса в штаб вошла Надя Троян, миловидная девушка с коротко подстриженными, задорно вьющимися русыми волосами, с правильными чертами чуть тронутого загаром лица. От всей ее ладной фигуры веяло молодостью, свежестью, здоровьем. Она смело смотрела на собеседника своими чистыми иссиня-серыми глазами и уверенно отвечала на все вопросы. Да, в Минске у нее много знакомых среди студентов; есть и знакомые преподаватели. Правда, она уже много месяцев не встречалась с ними, но думает, что они охотно станут помогать ей во всем, что касается борьбы с ненавистными оккупантами.
— А вы не боитесь попасться гитлеровцам в руки? — спросил ее Рудак. — Ведь в Минске они ввели очень строгий режим и хватают без разбора всякого мало-мальски подозрительного человека.
Надя внимательно посмотрела на Рудака, слегка передернула плечами.
— Я уже привыкла к опасности, знаю, что ходить в Минск рискованно, но если не быть разиней и уметь подделываться под тех «барышень», что флиртуют с немцами, можно провести и минских гестаповцев.
— Вы как ушли из Смолевич, бежали? — спросил я.
Троян смутилась. Левая бровь ее взметнулась выше правой. Она немного помялась, потом ответила:
— Видите ли, за мной по пятам стали ходить какие-то типы. У шефа мои отлучки в Минск вызывали все больше подозрений. Я рассказала об этом командиру отряда. Он решил, что оставаться мне в Смолевичах уже опасно, и посоветовал уйти. Но как это сделать? У меня же в Смолевичах останутся мать, отец, братишка, надо, чтобы после моего ухода в лес их не тронули немцы. Ну, вот мы и придумали: договорились с одним студентом о том, чтобы я для видимости вышла за него замуж и выставила это в качестве причины выезда. Шеф не верил, требовал официального подтверждения брака. Пришлось сходить в паспортный стол и там зарегистрироваться. Так я выехала из Смолевич, но не в Минск, а в лес, в отряд.
На наш вопрос, готова ли она пойти в Минск с особым заданием штаба бригады, Надя, не колеблясь, ответила согласием, но тут же спросила:
— А с каким заданием?
— Надо найти таких людей в Минске, которые смогли бы уничтожить Кубе, — прямо сказал ей Рудак.
Лицо Нади сразу посуровело, между бровей легла складка, нижняя губа совсем поджалась, словно она ее закусила.
— Что, боитесь? — спросил Володя.
— Нет! Но это очень серьезное дело, а я еще так малоопытна и не знаю, справлюсь ли с таким ответственным заданием… Ведь весь квартал, где живет Кубе, очищен от жителей, и пройти по улице мимо его особняка почти невозможно.
— Так не вам же мы предлагаем идти к нему. Вы должны найти таких людей, которые по службе или по дому встречаются с Кубе. Вот они-то и должны это сделать. Ну, так как, согласны попытаться? — спросил я Троян.
Она немного подумала, потом выпрямилась и уже твердо заявила:
— Да! Вот только одно: я не знаю от Палика до Минска дороги.
— Ну, об этом мы позаботимся, — пообещал Рудак.
С этого дня мы начали готовить Троян и Финскую (которая должна была действовать параллельно с Надей) к отправке в Минск. Мы уже располагали образцами паспортов и пропусков, выдаваемых гитлеровскими органами власти советским людям для проезда по Белоруссии, а наш гравер Анатолий Александров так напрактиковался в граверном искусстве, что мог изготовить любые печати и штампы. Володя Рудак не менее искусно подделывал любые немецкие подписи. Оставался нерешенным вопрос о том, как сократить путь разведчиц до нашей базы.
Вот тут и пришлось вспомнить предложение Финской о перемещении штаба бригады поближе к Минску. Предложение оказалось совершенно неприемлемым: нельзя было ради выполнения одного — хоть и важного — задания снимать с насиженного места всю бригаду. Но нельзя было оставить без внимания и просьбу разведчиков. После долгого обсуждения решили создать штабную группу, которую и выдвинуть поближе к Минской магистрали для руководства разведчиками.
Перед нашим выходом на новую базу прилетел очередной самолет из Москвы и сбросил в мешках автоматы, пулеметы, противотанковые ружья, патроны, гранаты, взрывчатку, питание к рациям и — к общей радости курящих — большой запас табаку. Впервые за полтора месяца мы не крутили цигарок из сухих березовых листков.
На полпути к месту, где собирались основать новую базу, мы неожиданно повстречались с Петром Ивановичем Набоковым. Его группа возвращалась из Борисова. Среди разведчиков было новое лицо — совсем молоденькая стройная девушка. «Люся!» — догадался я.
— Вот так встреча! — воскликнул Артур, опережая своих товарищей и приближаясь к нам.
— Вы не в гости ли к Кубе направились? — спросил Петр Иванович.
Я рассказал о нашем решении осесть на лето в лесу под Смолевичами. Разведчики обрадовались.
— Давно пора, — сказал Борис, — а то знаете, как нам далеко было ходить до Палика! Правда, от Смолевичей до Борисова тоже не рукой подать, зато здесь мы можем ходить Юрьевским трактом и по пути — ни болот, ни гарнизонов.
Люся — а это действительно была она — молча стояла в стороне и нервно теребила в руках веточку березки. Знакомясь с нами, она несмело протягивала свою маленькую руку и опускала глаза. Я вспоминал о ее боевых делах в Борисове, и мне как-то не верилось, что эта хрупкая стройная девушка, недавно вышедшая из пионерского возраста, та самая отважная комсомолка Люся, боевыми делами которой мы часто восторгались.
— Вы, очевидно, здорово устали? — спросил я ее.
— Нет, что вы! Просто сегодня очень душно, а так я не устала. Могу еще пройти столько же…
Видя, как она смущается, краснеет, ей на выручку поспешили наши разведчицы Финская и Троян. Оттеснив нас, они завладели молоденькой девушкой и вскоре так разговорились, словно сошлись три старые подружки. Тонкий полудетский голосок Люси перемежался то звонким голосом Нади, то сильным низким голосом Гали.
Жара и общая усталость заставили нас сделать продолжительный привал. Пока отдыхали, Набоков и Качан доложили о выполнении задания в Борисове.
В город они пробрались в полночь, остановились до наступления утра в доме дяди Бориса — Дударенко Антона Ивановича, а утром перебрались на квартиру к Чернову. Николай и Федотов дважды ходили к управлению ТОДТа и через знакомого Федотову военнопленного пытались вызвать Болдырева. Наконец тот появился и, узнав, что его поджидает посланец штаба партизанской бригады, сначала было смутился, но быстро взял себя в руки и ответил:
— Хорошо. Вы идите вперед, а я приду чуть попозже. Буду следовать на некотором отдалении от вас. Только вы не торопитесь, чтобы я не потерял вас из виду.
Войдя в дом Чернова, он снова растерялся. Петр Иванович пригласил гостя к столу, на котором стояла бутылка коньяку и кое-какая закуска. От выпивки Болдырев отказался. Тогда Набоков достал из кармана наш с Рудаком вопросник и разложил его перед Болдыревым. Тот внимательно прочитал его несколько раз подряд, подумал, потом молча достал из нагрудного кармана автоматическую ручку и решительным почерком написал ответы на каждый из вопросов.
— Передайте своему командованию, — промолвил он, пряча ручку, — что вскоре я буду сам в районе возводимых укреплений и, когда вернусь, смогу вам в точности передать их расположение, систему размещения огневых точек и другие подробности.
В ответах он разъяснил нам задачи управления ТОДТа, его структуру, перечислил всех лиц, занимающих командные должности, и дал другие интересовавшие партизан сведения.
Время отдыха истекло, и я подал команду двигаться дальше. В пути Люся все же разговорилась. Из ее рассказа я узнал, что первое время, когда в Борисов пришли немцы, она пряталась и никуда из дому не выходила. Но когда по городу был расклеен приказ об обязательной регистрации на бирже труда, она, чтобы избежать отправки в Германию, поступила на лимонадный завод. Как-то Люся повстречалась на улице со своим товарищем по школе Колей Капшаем и с Артуром, разговорилась с ними и вскоре стала членом подпольной молодежной группы Качана. Все, что ей поручалось, выполняла аккуратно. Постепенно становилась все смелее, активнее.
— Труднее всего мне было после того, как наши мальчики — так она называла разведчиков — ушли из города в отряд. Когда я об этом узнала, то первое время даже растерялась, не знала, что делать. Но вот однажды вечером они пришли к нам в дом и предложили мне стать их подпольной помощницей. Я так обрадовалась, что готова была расцеловать каждого из них. Вот с тех пор я и считаюсь связной вашей бригады.
Я попытался было расспросить ее более подробно о том, как она выполняла наши задания, в частности, как уточняла цели штаба НТСНП, но она отвечала короткими фразами, и было видно, что и не умела и не хотела рассказывать о себе.
