Валерия Герасимова - Крушение карьеры Власовского
Но это был грузовик, заваленный доверху какими-то мешками. Он пронесся, не обратив никакого внимания на старую банку из-под кукурузы.
Не обратил на нее ни малейшего внимания и водитель второй промчавшейся по шоссе машины. Это был новенький нарядный автобус с шумным и веселым грузом, очевидно, направлявшийся в пионерский лагерь. Звонкая песня на мгновенье сверкнула над шоссе… И замерла вдали…
Но третью машину, серую «Победу», идущую со стороны Москвы порожняком, неподалеку от километрового столба остановила какая-то неполадка. Очевидно, желая ее устранить, высокий сутулый водитель вышел из машины и приподнял капот.
Подойдя к машине, муж и жена, не обменявшись с водителем ни одним словом, заняли места на заднем сиденье «Победы».
Устранив неполадку, угрюмый водитель снова уселся за руль, и серая машина стала набирать скорость.
Она стремительно пронеслась до того места, когда на шоссе, неподалеку от столба с цифрой «67», мелькнула узенькая полоска кем-то случайно просыпанной известки. Не задерживаясь, водитель миновал ее и только примерно через полкилометра, когда по правую сторону дороги меж деревьев сверкнула речка, остановил машину. Он достал из багажника резиновое ведро. Перегрелся радиатор, и нужно принести воды. А седокам водитель предложил выйти на шоссе, как он выразился, «поразмяться».
Седоки выполнили эту просьбу. А через несколько минут водитель возвратился не только с водой. С ним был еще один пассажир.
Он тоже был по-дачному легко одет. Сдержанно кивнув головой, новый попутчик любезным жестом пригласил супругов занять свои места в машине, а сам сел рядом с шофером. «Победа» тронулась.
— Как видите, Василий Антонович, — полуобернувшись, сказал Франц Каурт, — пока все идет нормально… Завтра вечером мы будем у цели. Там, кстати, мы и переоденемся. Ветер Прибалтики сделает это необходимым, особенно для нашей дамы, — улыбнулся он, указывая на легкий сарафанчик Людмилы Георгиевны.
— Но пока что мне очень жарко, — непринужденно улыбнулась Людмила Георгиевна.
— Да, предстоящее морское путешествие наверняка окажется прохладным, — в свою очередь пошутил ее муж.
А в это время мимо проносились перелески, поля, луга, разубранные скромными цветами России — золотыми купавками, незабудками, белыми зонтиками кашки.
Машина обогнала все тот же новенький автобус, звеневший детскими голосами, миновала деревню с большим двухэтажным домом под вывеской «Сельский клуб» и пронеслась мимо утопающих в белом цвету колхозных садов. Это был известный поселок «Мичуринец».
Изредка отрываясь от расстилавшейся перед ним ленты шоссе, водитель косо посматривал по сторонам.
— Что ты, дьявол тебя подери, заснул? — раздался барственно-презрительный окрик его хозяина. — Нажимай, нажимай.
— Ладно, — с нескрываемой ненавистью процедил Глазырин и прибавил скорость.
Глава девятнадцатая
Высшая власть
Сегодня голос генерала Важенцева звучал еще ровнее, чем обычно, а на лице более чем когда-либо проступало выражение спокойствия.
— Так я надеюсь на вас, друг мой, — сказал он подполковнику Сумцову. Это ласковое неофициальное обращение генерал употреблял в редких случаях. — Уверен, что операция закончится успешно.
Речь шла все о том же деле Сенченко.
Сумцов поднял глаза. Едва уловимый оттенок в выражении знакомого лица подсказал ему, что это внешнее спокойствие едва ли соответствует действительному настроению Евгения Федоровича.
За долгие годы совместной работы они так хорошо изучили друг друга!
Недавно генерал был у начальства, и Сумцов догадывался, что там произошел крупный разговор. Не иначе, как этот ловчила Власовский успел «забежать вперед».
Адриан Петрович вспомнил самоуверенную фигуру майора, и его передернуло.
— А капитану Назарову поручите заняться этим скупщиком. Боюсь, улизнет… Назаров сумеет. Он хороший работник, настоящий коммунист.
— Есть, товарищ генерал…
Сумцов покинул кабинет, унося с собой заботу в сердце об этом седом человеке, который так много для него значил.
Наблюдательность не обманула подполковника. У генерала Важенцева действительно были серьезные неприятности.
И легко ли, когда у тебя голова побелела, а вся жизнь без остатка отдана борьбе за правое дело, выслушивать обвинение в «мягкотелости», если не сказать больше, в попустительстве и даже в гнилом либерализме.
Впрочем, когда Евгений Федорович услышал слова: «нам нужны не прошлые ваши заслуги, а здоровая инициатива», он чуть усмехнулся: знакомый жаргон развязных майоров власовских!..
К сожалению, Важенцев не сомневался, что Власовский нашел полную поддержку у этого начальства.
И действительно, Важенцеву в качестве главной «вины» вменили сугубую осторожность в деле «шпиона и предателя Сенченко».
Важенцев резко возразил, что там, где идет речь о судьбе человека, а тем более такого, как профессор Сенченко, любая спешка была бы преступна. И он разрешил себе на память процитировать слова Ленина о том, что малейшее беззаконие, малейшее нарушение советского порядка есть уже дыра, которую немедленно используют враги трудящихся.
У начальства это вызвало особенно бурную реакцию.
— Прошу меня не учить, Я уже вышел из комсомольского возраста!
— Почему же? — сдерживая себя, ответил Важенцев. — У Владимира Ильича всегда и в любом возрасте не мешает учиться.
— А хотя бы потому, что здесь не кружок политграмоты… А еще потому, что есть люди, облеченные высшей властью и авторитетом. Извольте не умничать, а подчиняться.
На этом, собственно говоря, и закончился тот крупный разговор, слухи о котором, чему весьма способствовал Власовский, просочились и стали известны многим работникам министерства.
Но для Важенцева разговор был далеко не закончен. Теперь, оставшись один в своем служебном кабинете, он продолжал его сам с собой.
Поднявшись из-за стола, Евгений Федорович подошел к окну. Ему хотелось окунуться в бодрящий шум великого города. Вечерело. Его взгляд задержался на рубиновой букве «М», что уже горела у входа в станцию метро.
Станция «Дзержинская»…
Словно памятник великому человеку!
В какие светлые, радостные картины воплотилось все то, за что боролся этот рыцарь революции.
Однако каждый день учил Важенцева, что именно тяга к светлой, радостной жизни, к дружбе между народами всех стран вызывает все большую ярость у тех групп и группочек монополистов, для кого война — испытанное и верное средство извлечения сверхприбылей. Чего стоит один этот неукротимый поджигатель войны Петер-Брунн! Ведь протянул же он свою черную лапу сюда, к чистому советскому человеку… О! Смертельно раненный зверь будет изыскивать самые коварные, самые подлые методы в борьбе со страной, уверенно идущей к коммунизму. Его не вразумишь идейными доводами.
Разве можно забыть, какой беспощадный урок на заре своей молодости получил он сам?
И сейчас перед Евгением Федоровичем стоит страшная картина, как белогвардейцами был зарублен его отец — сельский учитель. Федор Иванович! Важенцев был одним из тех интеллигентов из народа, кто возлагал радужные надежды лишь на силу слова, лишь на моральное воздействие… И даже в свои последние минуты, когда шашки казаков-семеновцев уже засвистели над его головой, старый учитель все еще твердил что-то о равенстве и братстве…
Нет! Врагу нельзя оставлять ни малейшей лазейки. Этому учил великий Ленин!
Но бороться с врагом надо с умением, с тонкостью, творчески проникая в суть каждого дела. А главное так, чтобы ни один волос не упал с головы честного советского человека!
Вот почему генерал Важенцев еще и еще раз обдумывал дело Сенченко. Папка с этим делом лежала сейчас перед ним на столе.
Вопреки, казалось бы, очевидным фактам, изложенным в деле Сенченко, у генерала Важенцева все точнее, все определеннее складывается совершенно иная, неожиданная концепция.
Странно… Его упрекали в либерализме и чуть ли не в отсутствии бдительности. А, между тем, в этом деле он видит нечто гораздо большее, чем его ретивый начальник.
А какую двусмысленную позицию занял в последние дни этот крикливый демагог Власовский!
Он словно готовился взвалить вину за «неудачный исход дела Сенченко» на его, Важенцева, плечи? Не рано ли?
Хитрая, грязная лиса!.. И откуда только взялось такое?
С тяжелым чувством Евгений Федорович снова вспомнил презрительную интонацию начальства: «Здесь не кружок политграмоты».
Странная, настораживающая фигура. Нет, не идейность руководит им. Такому претит все, что овеяно духом партийности. Что ему до судеб людей! Его идеал — повыше продвинуться по служебной лестнице, чего бы это ни стоило другим. Вот и подбирает он себе помощничков подобных Власовскому…
