Анатолий Сурцуков - Эскадрилья наносит удар
Господи, как здорово, оказывается, просто дышать, какой это кайф! Почему этого раньше не замечал? Точно, что имеем, то не ценим. Саня закрыл глаза и, как рыба на берегу, часто-часто дышал, наслаждаясь этим процессом, ничего не замечая вокруг.
Постепенно стали возвращаться, давая о себе знать, другие органы чувств. С трудом разлепив веки, Саня взглянул налево, туда, где дымился наполовину разрушенный поселок. Вид, открывшийся из-под косогора реки, показался ему прекрасным. Суровая гора, одна из дочерей Кавказского хребта, нависала над поселком, ослепляя белизной снеговой накидки, укрывающей ее голову и плечи, как шаль невесты. Зеленое платье долины радовало глаз яркими красками цветов, украсивших ее замысловатым узором. Пушистым облачком на плече холма паслись овечки. И даже бормотание горной речки сейчас напоминало о болтливой сестренке из далекого детства, вечно стрекочущей, как сорока. «Странно, — постепенно трезвея, подумал Саня, — что это меня на красоты именно сейчас потянуло и почему я ничего не чувствую?» Попробовал пошевелить рукой, и тут же все тело пронзила острая, обжигающая боль.
Застонав, Саня подумал: ну вот, допросился. Ну, и что дальше делать будем, Кутузов? Н-д-а-а, у Кутузова только одного глаза не было, а тут… Послышался шорох травы, и под обрыв кубарем чуть не на голову свалился Али! Встав во весь рост и нацелив автомат на Жукова, он начал что-то истошно ему кричать. В это время позади бандита взметнулась вверх земля, раздался оглушительный хлопок. Али как-то странно подпрыгнул, на мгновение исчезнув в облаке поднявшейся пыли, и рухнул на берег. Вернее, на землю упала уже половина Али, оторванная чуть выше колен. Ртом, измазанным землей и кровью, остаток человека судорожно хватал воздух. Руками он конвульсивно вытягивал гранату из поясного подсумка.
«Али, не забирай меня с собой!!!» — закричал Жуков, но пальцы конвоира уже потянули кольцо. Саня, не отрываясь, завороженно вперился взглядом в эти скрюченные, обожженные взрывом пальцы. Медленно, как при воспроизведении рапидной съемки в кино, распрямлялись и вытягивались усики чеки из отверстия во взрывателе. Вот уже осталось совсем чуть-чуть. Эх, не дотянуться до него! Ну все, теперь точно прощай, белый свет! Туши лампаду! Только успел подумать Санек эту немудреную мысль, в который раз посещавшую его за эти два месяца, как рука приверженца аллаха замерла, остановив свое смертельное для Жукова движение.
«ГОСПОДИ, ТЫ — ЕСТЬ!!!» — снова мысленно возопил Санек осанну, почему-то в этот момент осознав всю чудовищную пошлость и беспримерную гордыню при обращении к другому человеку — ГОСПОДИН! Да, он ОДИН и на небеси, идиоты!!!
Оглянувшись, Саня увидел вокруг себя множество трупов боевиков. По реке тоже плыли тела с раскинутыми руками, как будто парили над водой. На берег набегала волна, которую окрашивали вплетенными в нее лентами струйки крови. Становилось все холоднее. Уже челюсти лязгали, выбивая чечетку во рту, выворачивая скулы. Все больше хотелось спать, сознание стало размываться. На остатках воли приказал себе Жуков — не спать! Не хватало еще замерзнуть или сдохнуть от потери крови в двух шагах от своих!
С трудом ворочая головой, как подбитый танк башней, попытался осмотреться в направлении блокпоста. Вдруг за кустом на косогоре заметил некое шевеление. Наши или духи? Разлепив губы, стянутые засохшей кровью, простонал-промычал: «Эй! Ребята!» Шевеление прекратилось. Еще раз, втянув побольше в простреленные легкие воздуха: «Эй, мужики, я свой!!»
Из-за кустов послышался невнятный шорох и разговор вполголоса, видимо, совещались бойцы промеж собой. Наконец оттуда ломким юношеским голосом донеслось: «Ты кто?» Господи, точно, наши! Собрав все остатки сил, прокричал Санек: «Я ПОДПОЛКОВНИК ЖУКОВ, ШТАБ СКВО, БЫЛ В ПЛЕНУ, Я РАНЕН, ПРОШУ ПОМОЧЬ!!!» И вырубился…
* * *Очнулся на блоке. На него с сочувствием смотрел матерый прапорщик с закопченным от пыли и пороховых газов лицом неопределенного возраста. Заметив, что Саня очнулся, тот участливо спросил: «Что, покурить?» Жуков кивнул. Прапор засмолил сигаретку и сунул ему в рот. С наслаждением затянувшись, прикрыл веки. Окурок догорел, и Саня выплюнул его, руки по-прежнему не работали. «Что, может, выпить хочешь?» — снова спросил прапор. Жуков опять кивнул. Поднесенная ко рту фляжка стукнулась о зубы, и в глотку полилась обжигающая жидкость, разливаясь внутри живительным теплом. Стало уютно и весело. Саня, вспомнив известный анекдот («а жизнь-то налаживается»), рассмеялся. Прапор испуганно отшатнулся, думая, видимо, что от пережитого у него крыша поехала. В блок ввалились двое бойцов, совсем юных с виду, наверное, те, которые его окликали. «Ну, повезло тебе, полковник, оказывается, наш командир тебя по первой Чечне знает. Говорит, летал с тобой спецназом на вертолете, запомнил твой инструктаж, — известил худенький солдатик. — А то мы уж думали, дух недобитый шевелится, ну и… В общем, вовремя ты голос подал».
«Ребята, а рация у вас есть?» — с надеждой спросил Жуков.
«Есть, а что?» — «Доложите на „Зарин“, что я здесь, меня давно ищут, пришлют вертолет». — «И-и-и, милай, чего захотел, у нас вторые сутки не могут раненого вывезти, а тебе одному вертушку подай к подъезду. Щас». — «Мужики, если у речки не добили, то выполните последнюю волю умирающего, ведь я чувствую, подохну скоро без помощи от потери крови и без операции, сообщите на „Зарин“…»
И Саня от потери сил, затраченных на произнесение этой длинной тирады, снова вырубился…
Очнулся он в вертолете, грохочущем и раскачивающемся, а значит, слава богу, летящем. В руке торчала игла капельницы.
Над ним склонилось лицо врача. «Как дела?» — проорал он на ухо, пристально глядя в глаза. Саня только чуть кивнул головой: мол, теперь нормально. Через некоторое время, мягко толкнувшись лапами о землю, вертолет, ухнув напоследок, затих. С лязгом отворилась входная дверь, и в нее вихрем залетел Целовальник, непосредственный начальник Жукова. «Саня, ну где ты так долго пропадал, мы тебя обыскались?!! Толю Могутнова-то духи давно выдали, местные потребовали, боясь, что разбомбим их», — бессвязно произнес он, осторожно приобняв и коснувшись его лица своей мокрой щекой.
Дождь, что ли, там? Саня силился приподняться на носилках, чтоб доложить командиру как положено, но снова упал в подхватившую его темноту…
Труба коридора была неширокой. Из стен лился яркий белый свет, который почему-то не слепил глаза. Коридор был длинный, и сколько до его конца, непонятно. За коридором открылась огромная зала, наполненная множеством полупрозрачных фигур людей всех возрастов, но преимущественно — пожилых. Люди вполголоса переговаривались между собой, с тревогой посматривая на дверь в конце залы. Туда по очереди заходили по одному, не дожидаясь приглашения, через ровные промежутки времени. Из-за дверей доносился бесстрастный мужской голос, лишенный какой-либо интонации, к которому со страхом и надеждой прислушивались стоящие по эту сторону двери.
— Этого в рай. Этого — в ад. Этого — в ад. Этого — в ад. Этого в рай.
«Интересно, а меня куда же?» — подумал Саня и очутился перед ДВЕРЬЮ. Открыв ее, он увидел большую комнату, в которой из-за полумрака ничего не было видно, кроме отверстий трех здоровенных труб в противоположной стене. Судорожно озираясь, Саня почувствовал, как напряжение ожидания своей участи уже достигло предела, а голос все молчал. Что же это, меня куда же, собрался было он закричать, но тут неожиданно возник Голос и возвестил: «ЭТОГО — ПОКА В РЕЗЕРВ».
Какая-то сила подтащила его к третьей, крайней трубе, впихнула внутрь и с уханьем, свистом, страшным гулом на огромной скорости повлекла вниз. Из стен трубы высовывались жуткие рожи, скалясь, они норовили куснуть на лету. Вылезающие откуда-то скрюченные руки-коряги тянулись ухватить за волосы, но промахивались. Шум нарастал, закладывая уши, нарастала боль в голове и от него, и от все более яркого света, жгущего глаза. Боль, достигнув своего предела, взорвалась гранатой в голове изнутри…
Снова голос. Вернее, два голоса.
— Ну, куда его будем отправлять, в Ростов или в Орел?
В голове вихрем закрутились, отодвигая боль, разные размышления.
Так, в Орле вроде никаких госпиталей нет, что они меня туда направлять собираются, в морг, что ли? Или у них здесь морга нет? А может, на родину, я ж с Орла, для захоронения?
Постойте, но я вроде еще живой! Ну да, вот же я башкой кручу, здоровой ногой шевелю, и вижу вас, двух врачей, стоящих рядом с операционным столом, на котором лежу. Н-е-е-е-е-е-е-е-т!!!
Меня в Ростов надо, в госпиталь, я выживу, мать вашу, не надо меня в морг!!!
Почему не получается сказать им это, какое то мычание вместо слов!
Врачи, заметив шевеление Жукова, склонились над ним, разглядывая его расширенные от ужаса зрачки.
